Их памяти 1 Живым – живое в этой жизни краткой, Но каждый в вечность уходящий час, Но каждый камень нашей мирной кладки, Но каждый колос, что растет для нас И зреет на полях необозримых, Но каждый отзвук радиоволны — Все память о товарищах родимых, Когда-то не вернувшихся с войны. Расставшись, мы не стали им чужими Среди забот и новых дел своих. Но если б мы одной лишь скорбью жили, Мы были б нынче недостойны их. 2 Он пал за мир – так сказано о нем, Так мы тебя о сыне извещали. Мы жизнью нашей, нашим светлым днем Твоей святой обязаны печали. И мы всегда в долгу перед тобой, — Коль не страдаем памятью короткой, — Перед тобой, перед его вдовой, И перед каждой долею сиротской. И мы тебя с волненьем узнаем На торжествах и в мирном свете буден. Вот мать того, кто пал в бою с врагом За жизнь, за нас. Снимите шапки, люди! 3 Проходит срок и боли и кручине, И ты уже за жизнью трудовой, За вдовьей думой о семье, о сыне Не ждешь вестей от почты полевой. Но так же, как и в горькую годину, Мы славим подвиг павшего в бою. А подвиг тот – он твой наполовину, Ты половину вынесла свою. Ты рядом шла, сражалась вместе с нами, И ныне с нами ты в строю, вдова. Священная годов минувших память Да будет в новом подвиге жива! 1949–1951 22 июня 1941 года
Все, все у сердца на счету, Все стало памятною метой. Стояло юное, в цвету, Едва с весной расставшись, лето; Стояла утренняя тишь, Был смешан с медом воздух сочный; Стекала капельками с крыш Роса по трубам водосточным; И рог пастуший в этот час, И первый ранний запах сена… Все, все на памяти у нас, Все до подробностей бесценно: Как долго непросохший сад Держал прохладный сумрак тени; Как затевался хор скворчат — Весны вчерашней поколенья; Как где-то радио в дому В июньский этот день вступало Еще не с тем, о чем ему Вещать России предстояло; Как у столиц и деревень Текло в труде начало суток; Как мы теряли этот день И мир – минуту за минутой; Как мы вступали за черту, Где труд иной нам был назначен, — Все, все у мира на счету, И счет доныне не оплачен. Мы так простились с мирным днем, И нам в огне страды убойной От горькой памяти о нем Четыре года было больно. Нам так же больно и теперь, Когда опять наш день в расцвете, Всей болью горестных потерь, Что не вернуть ничем на свете. У нас в сердцах та боль жива, И довоенной нашей были Мы даже в пору торжества Не разлюбили, не забыли. Не отступили ни на пядь От нашей заповеди мира: Не даст солгать вдова иль мать, Чьи души горе надломило… Во имя счастья всех людей Полны мы воли непреклонной — В годах, в веках сберечь наш день, Наш мирный день, июнь зеленый. 1950 Сыну погибшего воина Солдатский сын, что вырос без отца И раньше срока возмужал заметно, Ты памятью героя и отца Не отлучен от радостей заветных. Запрета он тебе не положил Своим посмертным образом суровым На то, чем сам живой с отрадой жил, Что всех живых зовет влекущим зовом… Но если ты, случится как-нибудь, По глупости, по молодости ранней Решишь податься на постыдный путь, Забыв о чести, долге и призванье: Товарища в беде не поддержать, Во чье-то горе обратить забаву, В труде схитрить. Солгать. Обидеть мать. С недобрым другом поравняться славой, — То прежде ты – завет тебе один, — Ты только вспомни, мальчик, чей ты сын. 1949–1951 Жестокая память Повеет в лицо, как бывало, Соснового леса жарой, Травою, в прокосах обвялой, Землей из-под луга сырой. А снизу, от сонной речушки, Из зарослей – вдруг в тишине — Послышится голос кукушки, Грустящей уже о весне. Июньское свежее лето, Любимая с детства пора. Как будто я встал до рассвета, Скотину погнал со двора. Я все это явственно помню: Росы ключевой холодок, И утро, и ранние полдни — Пастушеской радости срок; И солнце, пекущее спину, Клонящее в сон до беды, И оводов звон, что скотину Вгоняют, как в воду, в кусты; И вкус горьковато-медовый, — Забава ребячьей поры, — С облупленной палки лозовой Душистой, прохладной мездры, И все это юное лето, Как след на росистом лугу, Я вижу. Но памятью этой Одною вздохнуть не могу. Мне память иная подробно Свои предъявляет права. Опять маскировкой окопной Обвялая пахнет трава. И запах томительно тонок, Как в детстве далеком моем, Но с дымом горячих воронок Он был перемешан потом; С угарною пылью похода И солью солдатской спины. Июль сорок первого года, Кипящее лето войны! От самой черты пограничной — Сражений грохочущий вал. Там детство и юность вторично Я в жизни моей потерял… Тружусь, и живу, и старею, И жизнь до конца дорога, Но с радостью прежней не смею Смотреть на поля и луга; Росу обивать молодую На стежке, заметной едва. Куда ни взгляну, ни пойду я — Жестокая память жива. И памятью той, вероятно, Душа моя будет больна, Покамест бедой невозвратной Не станет для мира война. 1951 |
