Нет, конечно, я так не думала, но уж лучше фантазировать, чем наблюдать, как он каждые две минуты таращится на парковку, а затем улыбается маме.

Мы втроем играли в мини-гольф, когда наконец появился Билли. Мы стояли на десятой лунке перед раскрашенной ветряной мельницей размером с садовый сарай и пытались загнать мячик в отверстие между лопастями.

«Камаро» заехал на парковку с таким ревом, что все обернулись. Билли вылез из машины, громко захлопнув за собой дверь. Он был в джинсовке и «инженерах»[6], а что самое удивительное – носил серьгу. Некоторые старшеклассники ходили в сапогах и джинсовых куртках, но точно не с сережками. С «маллетом»[7] и в расстегнутой рубашке он выглядел как металлист в торговом центре. Или Бон Джови. Или другая знаменитость.

Билли направился в нашу сторону прямо по полю для мини-гольфа.

Перешагнув через большую пластиковую черепаху, он встал на искусственный зеленый газон.

У Нила был кислый напряженный вид – как обычно, когда что-то не соответствовало его стандартам.

– Ты опоздал.

Не глядя на отца, Билли пожал плечами.

– Поздоровайся с Максин.

Я ненавидела, когда меня называли полным именем, поэтому хотела возразить, но все же воздержалась. А какой толк? Нил всегда называл меня Максин, независимо от того, сколько раз я просила этого не делать.

Билли медленно и равнодушно кивнул, будто мы знакомы. В ответ я улыбнулась, держа влажную от пота резиновую ручку клюшки. Я уже мечтала, какой крутой стану и как обзавидуются Нейт и Сайлас. У меня есть брат, теперь моя жизнь изменится!

Позже мы вдвоем зависали у «скибола», пока Нил и мама гуляли по набережной. Меня уже начало раздражать, что они постоянно липли друг к другу, но я опустила четвертак в слот, стараясь не обращать на них внимание. Мама казалась по-настоящему счастливой.

«Скибол» стоял на бетонной площадке над гоночной трассой, поэтому сверху можно было наблюдать за пролетавшими мимо машинами.

Билли оперся локтями на перила, зажав между пальцами сигарету.

– Сьюзен занудная.

Я пожала плечами. Да, она суетливая, нервная, иногда не умеет веселиться, но все же она – моя мама.

Билли посмотрел вниз на карты. Тогда я впервые заметила его тяжелый взгляд под длинными девчачьими ресницами. Он никогда не выглядел бодро, за исключением… редких случаев. Случалось, лицо его обретало бдительность, и было трудно сказать, что он намеревается сделать.

– Значит, Максин?

Билли произнес мое имя так, словно для него это была какая-то шутка. Как будто на самом деле меня зовут по-другому.

Я заправила волосы за уши и запустила шарик в угловую стоочковую лунку. Машина загудела, выплюнув бумажную цепочку билетов.

– Не называй меня так. Либо Макс, либо никак.

Билли перевел на меня взгляд. На вялом лице появилась сонная улыбка.

– Кажется, у тебя слишком длинный язык.

Я пожала плечами. Мне не раз об этом говорили.

– Только если меня довести.

Билли рассмеялся низким басом.

– Безумная Макс[8]. Ладно, договорились.

«Камаро» ждал на парковке, словно какое-то инопланетное существо или монстр в голубом свете фонаря. Как же мне хотелось к нему прикоснуться!

Билли снова отвернулся. Он опирался на перила с сигаретой в руке и наблюдал за проносящимися гоночными машинами.

Я забросила последний мячик в стоочковую лунку и забрала билеты.

– Хочешь погонять?

Билли фыркнул и затянулся.

– Зачем мне детский картинг, когда я вожу тачку?

– Ну и что, я тоже водить умею.

На самом деле я чуть преувеличила. Я умею пользоваться сцеплением – отец научил меня на парковке у бургерной.

Билли даже не моргнул. Он откинул голову и выпустил струйку дыма.

– Ну конечно, – усмехнулся он.

Под неоновыми огнями он выглядел скучающим и равнодушным, но голос его звучал почти дружелюбно.

– Конечно. Как только мне исполнится шестнадцать, я сяду за руль «Барракуды» и прокачусь по всему побережью.

– Да ну? Она слишком мощная для ребенка.

– И что? Как-нибудь справлюсь. Я бы и с твоей справилась.

Подойдя ближе, Билли наклонился и заглянул мне прямо в глаза. От него резко пахло табаком, и он все еще улыбался.

– Макс, – пропел он хитрым голосом. – Если думаешь, что я подпущу тебя к своей машине, ты сильно заблуждаешься. – Билли улыбнулся.

Он снова засмеялся, потушил сигарету и выбросил окурок в сторону. Глаза его горели.

Я решила, что он дурачится. Парни всегда так делают. Вот взять, например, знакомых отца. Эти бездельники, которые зависали в «Черной двери» на его улице в Восточном Голливуде, отпускали шуточки или дразнили меня насчет мальчишек. Они ведь просто дурачились.

Билли нависал надо мной, разглядывая лицо.

– Ты еще ребенок, – заявил он. – Но и дети не откажутся прокатиться на такой тачке, а?

– Еще бы, – согласилась я.

Какой же наивной я оказалась! Я решила, что теперь все будет хорошо. Что Харгроувы изменят нашу жизнь к лучшему – ну или хотя бы сделают ее нормальной. Я ведь думала, что обрела семью.

Мой первый день в средней школе Хоукинса выдался на вторник. Мама не стала выгонять нас учиться в понедельник: школе все равно не хватало кое-каких документов. Но во вторник она заглянула ко мне в комнату и велела вставать.

Я все еще не распаковала коробки с вещами и сперва решила, что она попросит этим заняться. Но мама лишь улыбнулась и заявила, что пришла пора идти в школу. Видимо, постоянное присутствие Билли начало сводить ее с ума. А может, она наконец-то заметила, что я три дня только и делала, что в автоматы играла? Я бы и четвертый день просидела, но нельзя же вечно прогуливать. Да и где взять столько денег?

После завтрака я схватила рюкзак и скейт и последовала на улицу вслед за Билли.

В «Камаро» привычно пахло лаком для волос и сигаретами. Билли скользнул на водительское сиденье и завел двигатель. Машина взревела, и мы отправились по двухколейной фермерской дороге в город мимо лесов, полей и множества коров.

Билли сидел за рулем и смотрел прямо перед собой.

– Боже, эта дыра – полный отстой. Могу поспорить, ты уже планируешь следующий побег.

Я смотрела в окно, подперев подбородок рукой.

– Ошибаешься.

Маму чуть инфаркт не хватил, когда полицейские вернули меня домой с автобусной станции. Она не могла уняться – все твердила, как я их напугала и как опасно убегать неизвестно куда. Она вообще не поняла смысла побега. Но я-то знала, куда направлялась, – я собиралась в Лос-Анджелес, чтобы повидаться с отцом. Хотя для мамы это одно и то же.

С момента развода отец жил в дрянной маленькой квартире в Восточном Голливуде со свалявшимся ковром и грязными, как в нечищеном аквариуме, окнами.

Он загорал еще быстрее меня – «черный ирландец»[9] с темными волосами и прозрачной кожей. Папа разбирался в науке и знал все ответы на воскресный кроссворд. Он мог запросто открыть навесной замок с помощью скрепки и банки от кока-колы.

Мама ненавидела, когда я с ним оставалась. Она беспокоилась обо всем подряд: грабителях, дорожно-транспортных происшествиях и наличии времени на сон. Даже когда они еще ладили, ее раздражало, что он разрешал мне все то, что она запрещала. Маму напугать несложно, но иногда она и правда перебарщивала. Я понимаю еще, если бы он брал меня на собачьи бои… Нет, здесь все гораздо хуже: она не позволяла нам играть в стрелялки или учить меня пользоваться дрелью, чтобы сделать гоночную машину из роликов и ящиков из-под апельсинов.

После развода мамины нервы сдавали все больше, в то время как папино безразличие росло не по дням, а по часам. Когда я возвращалась домой с порванной курткой или царапиной на колене, доходило чуть ли не до истерик. Неудивительно, что я умолчала о том, что папа учил меня водить старую грязную «Импалу» на парковке возле бургерной.