Лютик охотно перебирается обратно наверх, предварительно взяв с Варнава-Базиля обещание каждый день топить камин до часу ночи. Бард похвально быстро установил с дворецким шаткое перемирие, которое, подозревает Геральт, скоро перерастёт в колкую дружбу.

Так Лютик действует на людей. Марлена его обожает, а он не уступает, всегда готовый послушать в сотый раз её историю, ахая и драматически вскрикивая в нужных местах. Особенно если дело происходит за ужином, который у Марлены и правда выше всяких похвал.

Геральт каждый день картинно подкатывает глаза и ворчит на каждую выходку друга, но в душе благодарен его присутствию в имении. До его приезда Корво Бьянко было всего лишь местом временного обитания, кукольным домиком, на который он периодически равнодушно тратил тысячи золотых монет. С хорошей кроватью, дворецким, всегда готовым поиграть в гвинт на интерес, но пустым — декорации в театре.

Лютик делает с пространством вокруг себя то, что и всегда — в своих песнях: придаёт контекст.

С последней вылазки Геральт возвращался домой — и это заслуга в первую очередь его лучшего друга.

——

Через несколько дней, необычно пасмурным утром, Геральт находит Лютика на крыльце, хмуро наигрывающим на лютне что-то, для ушей ведьмака звучащее как какофония.

Геральт знает, что законы природы не так работают, — небо не может вторить настроению человека, но погода всё равно кажется удивительно подобающей моменту.

Лютик косится на него и глухо объясняется, не дожидаясь вопросов:

— Присцилла написала. Два письма сразу пришло, кажется, почта у вас тут не слишком расторопная.

— Как она?

— С горлом стало хуже, но это лечится. Паршиво то, что вся компания, что ей осталась в Новиграде, — сборище упырей и мерзавцев! Даже мадам Ирэн собралась в турне по новым землям империи. И знаешь, что написала мне моя уточка во втором письме? Что собралась с ними! С её здоровьем, от её, нашей таверны! — пальцы Лютика так сжимают гриф, что Геральту кажется, что тот сейчас хряснет пополам. Лютик молчит и гораздо тише добавляет, — Что, если я её потом не найду?

— Она же знает, куда писать. Но ты, Лютик, опять сбежал от дамы сердца, только на этот раз ещё и хочешь, чтобы она сидела и ждала тебя среди, как ты выразился, упырей и мерзавцев. Я не удивлён, что она не в восторге от такой идеи.

В ответ Геральт слышит звон лопнувшей струны. Лютик сверкает молниями из глаз, но когда опускает взгляд на лютню и поднимает снова, из них вытекает вся ярость. Остаётся только бесконечная печаль, от которой даже Геральту становится не по себе.

Лютик соскакивает с забора и направляется в дом. Геральт думает, что наверняка — чтобы перетянуть струну. Лютня для барда — как меч для него самого: уход за ней превыше всего.

— Эй, Лютик. А правда, зачем ты сюда приехал, когда она там?

Лютик на секунду останавливается и оборачивается с выражением лица, будто глядит на полного дурака. Это выражение Геральту знакомо: он и сам часто так смотрит на самого Лютика.

— Потому что здесь ты.

Пока ведьмак пытается подобрать слова, Лютик уже исчезает.

——

Следующие три дня Лютик скрывается у себя. Геральт уважает его личные границы, не пытается соваться наверх. Марлена носит ему еду и не бьёт тревогу, так что Лютик, должно быть, жив.

Виноградник будто пустеет, и даже кошки шипят на него, кажется, вполсилы.

——

На четвёртый день он выезжает из поместья до первых рассветных лучей: неподалёку объявилась полуденница и чуть не забила Абель, молоденькую работницу виноградни. Как известно каждому ведьмаку, биться с полуденницей надо либо на заре, либо с вечера: вступи с ней в схватку в полдень, и к закату будешь мёртв.

Геральт предпочёл бы избежать случайных жертв среди своих работников только из-за того, что ему хотелось подольше поспать.

Полуденница оказывается… полуденником. Совсем ещё зелёный призрак, даже сохранивший остатки разума. Когда Геральт приближается, меч на изготовку, он оборачивается к ведьмаку и печально шелестит:

— Белла-а-а?

Геральт чертыхается. Ему знакомо это имя, это четвёртая её жертва, ему встретившаяся — предстоит опять лезть не в свои дела. Придётся найти очередное письмо мнимой невесты, полное мнимой любви, и сжечь, чтобы отпустить парня.

Полуденник не торопится нападать, тоскливо переливаясь клубами призрачной эссенции. Это только на руку — когда он увидит, как Геральт обращается со всем, что ему осталось от возлюбленной, он точно не будет так снисходителен. Можно и сэкономить силы до той поры.

Геральт прячет меч, чтобы лишний раз не провоцировать призрака, и прислушивается к своему чутью. В воздухе витает аромат духов, — едва уловимый, но ему вполне достаточно, — и скоро злополучное письмо у него в руках. Конечно, подписанное Беллой де Гюнес.

Он не церемонится — поджигает его знаком Игни на ближайшем открытом месте и выхватывает меч. Полуденник (сэр Блез-Гаспард де Коше, как следует из письма) ревёт отчаянно — если бы ведьмак не привык за годы Пути, ему бы, наверное, душу выскребло. Призрак неопытен, и потому между знаками Ирден и взмахами меча, почти автоматическими, у Геральта есть время задуматься о том, что теперь знает, как звучал он сам какую-то неделю назад, увидев портрет Цири.

Может, если бы не Лютик, думает Геральт, я бы прямо там упал от разрыва барабанных перепонок. Размозжил бы себе голову о хлам этого стихоплёта и стал полуночником. То-то Варнава-Базиль бы обрадовался.

В тёмные времена ирония всегда включается первой.

——

Когда он въезжает обратно на Корво Бьянко, солнце ещё не прошло высшую точку. Лютик выскакивает ему навстречу с бешеными глазами, как только он спешивается, и торопливо, улыбчиво начинает тараторить, будто и не было вынужденного трёхдневного молчания:

— Геральт! Геральт, я так рад тебя видеть! Я вот проснулся, хотел позвать тебя показать мне окрестности, а тебя нет! Покажи мне окрестности? Или хочешь, пойдём на рыбалку? Я из окна видел тут озерцо, ну и что, что там какие-то строения, строения на берегу рыбам не мешают! Только у меня удочек нет, и Варнава-Базиль клянётся, что у него тоже, хотя с него станется мне просто соврать, хоть он и неплохой малый… Но это ничего, мы найдём, где одолжить, правда?

Геральт выслушивает эту тираду с каменным лицом. Лютик обаятелен в своём красноречии, но они знают друг друга уже с четверть века, и он читает барда как открытую книгу: Лютик что-то скрывает.

— Что случилось?

— А что случилось? Ничего не случилось! А ты как сам? С утра пораньше да за ворота — это ж на кого ты охотился?

— На полуденницу, — Геральт указывает на трофей, свежепритороченный к седлу, — точнее, на полуденника. Не переводи тему. Мне беспокоиться?

— Нет, Геральт, — Лютик перестаёт пускать пыль в глаза, и Геральт думает, что такая улыбка — искренняя, безмятежная, — идёт ему гораздо больше, — просто… Доверься мне, ладно? А на рыбалку я бы и правда сходил.

Геральт пожимает плечами. Что может пойти не так?