——

Через несколько минут он выходит завтракать, и Варнава-Базиль, неизменно учтив и непроницаем лицом, с поклоном указывает ему на накрытый стол и выходит. Геральту даже не нужно фокусировать свои ведьмачьи чувства, чтобы услышать привычные наставления работникам виноградника.

Геральт отгоняет стыд и погружается в мысли о работе, но на середине тарелки дверь в кухню открывается, и за неё выходит Марлена. Её старое лицо лучится безмятежностью, но глаза — такую цепкость он обычно видит только в зеркале.

— Как твоё утро, Геральт из Ривии?

— Замечательно, Марлена де Трастамара. Так замечательно, что боюсь забыть отдать приказ расчистить комнату Лютика.

— Варнава-Базиль взял на себя смелость самому его отдать. Знаю, это непросто принять, но ты можешь положиться на всех нас.

Геральт стискивает зубы. Он понимает: Марлена хочет помочь, но удержаться от злых слов всё равно не может.

— Люди моей профессии не полагаются на других. Не слышала колыбельной, Марлена? Придёт ведьмак, бессердечный и злой, не оставит ничего за собой.

— Ведьмак, ты не единственный, кто пережил своих детей.

Геральт не знает, смог ли бы сейчас выдавить ответ сквозь ком в горле, но слов всё равно не находится. Он едва заметно кивает.

Когда он наконец вычищает тарелку хлебом, Марлена просит рассказать ей о Цири, но он качает головой. Сейчас не время. Через несколько дней, недель, месяцев он будет готов, и он искренне надеется, что Марлена до этого времени доживёт. Она достойна услышать все истории о Цири, разделить с ним смех и боль Предназначения.

Только не сейчас.

——

Когда ведьмака что-то гложет, у него обычно есть два железных пути для эскапизма: притворяться перед собой и другими, что мутации выжгли все эмоции, и с головой бросаться в работу. Сейчас Геральт размашистыми шагами выходит из поместья, чтобы пройти по второму.

Верная Плотва радостно фыркает, когда он гладит её по мягкой морде. Она всегда готова к приключениям, всегда старается вынести его туда, где ему нужно быть, — даже если это не то же место, где ему бы быть хотелось.

Единственная константа в его переменчивой жизни.

— Ну что, девочка, готовишься опять брыкаться посреди боя? — ласково и тихо говорит ей Геральт.

Плотва так же тихо ржёт. Ведьмак уже ставит одну ногу в стремя, но вдруг его взгляд задевает бесформенную фиолетовую кучу в углу. Может, это полевой работник, отлынивающий от работы, — Геральту было бы очень всё равно: это работа дорогого В.Б., не его, — но ему знаком только один человек, так упрямо настаивающий на использовании в своей цветовой гамме самого дорогого в империи пигмента, и почему он спит здесь?..

А, думает Геральт. А. Гостевая спальня.

В его груди вспыхивает самая редкая из гостящих там эмоций — благодарность судьбе за Лютика. Этот бард есть неисправимый пройдоха, попадающий в неприятности чаще, чем в бордели, и неизменно норовящий утянуть Геральта за собой, но он безрассудно предан друзьям.

Геральт оборачивается на Плотву, но не может. Не может уйти, не поговорив с Лютиком.

Плотва смотрит с пониманием.

Так что он садится на сено рядом с сопящей кучей и ждёт, периодически показательно кряхтя. Будить Лютика себе дороже, но никто не говорил ничего насчёт мелочных вмешательств.

——

Безмятежное солнце Туссента проходит получасовую дугу, прежде чем Лютик мычит и ворочается, а потом садится на сене. Его взгляд бессмысленно уставлен в одну точку, губы шевелятся, даже для ведьмачьего чутья почти неслышно шепча что-то похожее на рифмы. Геральт тихо кашляет.

Лютик вздрагивает и косится на него, не испуганно, как мог бы кто угодно другой, просто — не ожидал такого сюрприза с утра пораньше. Геральт не разменивается на утренние любезности:

— Тебе молодость захотелось вспомнить? В поместье столько кроватей, а ты спишь на корме для моей лошади.

Лютик хмурится совершенно не фальшиво, и ему это совершенно не идёт.

— Знаешь, не думал, что многоуважаемый Варнава-Базиль обрадуется, если я попрошу одолжить мне его кровать. А остальные слуги, если честно, ты уж извини, вообще не вызывают желания делить с ними кров, у меня вшей не было уже три года! Хотя и есть тут у тебя парочка приятных барышень… Ах, если бы моё сердце и тело не принадлежали одной Присцилле!

В его голосе звучит наигранность, на которую у Геральта нет сил обращать внимание.

— Займёшь мою кровать.

— А ты?

— Меня не будет дня три, поеду на контракт. А за это время гостевую комнату вычистят.

— Геральт…

Они хорошо знают друг друга. Возможно, поэтому Лютик не заканчивает фразы, а Геральт не остаётся его подождать. Он встаёт с земли стойла и берёт Плотву под уздцы. Только прежде чем вывести её и вскочить в седло, не оборачиваясь говорит:

— Спасибо.

Лютик поймёт.

——

Через двое с половиной суток он возвращается в Корво Бьянко по лунной дороге. Он действительно нашёл контракт, разобрался с чудовищем — только настоящим монстром оказалась не старая самка шарлея, слишком безмозглое существо, чтобы делать что-то со зла, а хозяин виноградника.

Геральту горько. Перед глазами стоит мадам де Бурбё, плачущая в задней части сада при отблеске свечей, и её муж, считающий свои титулы важнее десятков человеческих жизней.

Люди. Всегда одинаковы.

Завидев придорожный ручей, Геральт отгоняет тёмные мысли и спешивается. Говорит себе, что чтобы напоить Плотву, но до её уютного стойла ехать осталось едва ли многим больше часа, и в этом нет большой необходимости. На самом деле он просто устал морщиться каждый раз, когда его подкидывает от неудачного шага Плотвы — приманка для шарлеихи вызывает нешуточные воспоминания о битве с риггером из Визимы.

Кое-как освежившись, он ещё некоторое время смотрит на отражение диска луны в воде. Кажется, столько времени прошло с их свидания с Шани. Но нет, времени — немного, только очень много событий. Тогда ещё не был повержен Эредин, ещё не…

Геральт сжимает зубы и резко встаёт. Пора двигаться — через ручей и дальше, на клочок земли, благосклонно ему дарованный.

Как конура бешеной собаке.

——

Когда Геральт устало вваливается в двери, до рассвета ещё часа четыре, и неудивительно, что Варнава-Базиля не наблюдается на его привычном месте в дальнем конце комнаты. Геральт за это даже благодарен. Всё, чего ему сейчас хочется — спать, а не любезничать с дворецким.

Но когда он открывает дверь спальни, на ходу срывая с себя мечи, он замирает на пороге, будто врезавшись в невидимую стену.

Половину его кровати занимает сопящая фигура, в которой через мгновение Геральт без труда узнаёт Лютика — и вспоминает.

Обещал вернуться через три дня, а приехал раньше. И совершенно не удивительно, что гостевая спальня всё ещё не в порядке — странно, что от его ярости вообще что-то уцелело.