Вот бы было все в моей жизни также конфетно-букетно, как у той парочки, которая мило обжимается у костра и незаметно лобзается, когда никто не смотрит! Вон, как он ее ласково прижимает к себе и шепчет на ушко милости, а она ему в ответ прям: «Мур-мур-мур!», и они вместе такие «Ур-ур-ур!» и, вообще, красота, любовь и романтика. Стоп. Парочка?
Я принялась затравленно оглядываться, догадавшись, наконец, прекратить вести внутренний монолог и оглядеться. Крутя башкой в пространстве, я постепенно осознавала, хоть и с большим трудом, что мысли-скакуны принесли меня не куда-нибудь, а в Аэдирнский лагерь, где уже десять минут я разыгрывала немую пантомиму, ругаясь под нос и шлепая полбу самой себе. Видимо, душа, таки, жаждет покаяться и упокоиться с миром после официальной индульгенции, выданной росчерком сабли одного, горячего на расправу, скояʼтаэля. Ладно, хоть умру в официальном статусе «женщины Йорвета» и никто не догадается о том, что я сделала, но это в лучшем случае. В худшем — эльф просто уйдет и больше к себе не подпустит. Никогда. А вот это реально ужасно.
Несмотря на позднее время, жизнь вокруг яростно кипела, бурлила, словно на оживленных улицах мегаполиса. Люди и эльфы, краснолюды, маги, низушки и гномы шныряли вокруг, занимаясь своими делами и проблемами, не обращая внимания ни на меня, ни на ужасную воронку обиды, которая столпом вздыбливалась надо мной в воздухе. Я двинулась в сторону палатки Региса, чтобы попытаться сделать вид, что пришла сюда по какому-то делу, ничего такого не произошло, и никто не видел подозрительных танцев, в которых я бесновалась десять минут, застряв где-то в ином измерении. Потом, когда те, кто мог еще застать мой сумасшедший театр одного актера, забудут о моем появлении, а я просто тихонечко обогну обиталище друзей и уйду обратно, типа, дома никого нет, все разошлись, я не застала ни единой души, вот и пошла обратно к себе. Конспирация, уровень: человек, которому стрёмно признавать, что он не туда идет, и он продолжает гордо двигать по улице в неизвестном направлении.
Недалеко, у одного из костров, стоял Йорвет —вредная карма всегда знала, как подгадить вашей покорной слуге. Впервые я действительно радовалась тому, что он меня не видел, и главное — что ему было совсем не до меня. Сложив руки на груди, эльф внимательно слушал Киарана и какого-то малознакомого гнома. Последний, не смотря на свой рост, истерично прыгал на месте, пытаясь быть на уровне глаз моего… кхм… пока еще возлюбленного, активно жестикулируя, крича на трех языка одновременно, яростно плюясь слюнями. Киаран тоже что-то возмущенно бухтел, пытаясь спорить, но гном его уделывал уровнем звука и маханием рук в стиле «сухопутный баттерфляй», не забывая периодически опускаться до низкопробных оскорблений. Командир спокойно слушал обоих спорщиков, изредка вставлял какие-то комментарии, и это порождало новый всплеск аномальной активности — исступлённо переходя на ультразвук, гном начинал прыгать еще быстрее, выше, сильнее плевался и грозил уже попытаться кинуться с кулаками на обоих скояʼтаэлей.
Осознав, что видеть именно сейчас Йорвета — означает сразу, без боя, сдаться и проговориться, тем самым поставив крест на всем, о чем я до сих пор успеваю мечтать в перерывах между приключениями и сном. Поэтому я быстро отвернулась, встав к ним спиной и, вкладывая в два раза больше энергичности в свою походку, подвигала в сторону палатки товарищей. Отойдя на пару шагов, я поняла, что почти успела ускользнуть до того, как пронзительный взгляд зеленого глаза нашарил меня в зоне своей видимости. Ладно, что Йорвет был занят и не подозвал к себе, и на том спасибо, Провидение.
Мой мозг, хоть и находился в пограничном состоянии обморока и работал на последнем издыхании, способность во время остановиться, пока не растерял. Встретиться с Йорветом именно сейчас, сразу после неприятного инцидента, почти автоматически означало сдать позиции без боя, выдать все явки, пароли и проболтаться, тем самым поставив массивный крест на всем том, о чём я еще пока успеваю мечтать в перерывах между политическими разборками и приключениями. Решив, что остроухому Хьюстону пока еще рано знать, что у нас проблемы, я быстро отвернулась, встав к ним спиной и, вкладывая в два раза больше энергичности в свою походку, подвигала в сторону палатки товарищей. Внутреннее око, называемое интуицией, подсказывало, что сделала я всё правильно, а главное вовремя — как раз перед тем, как пронзительный взгляд зеленого глаза нашарил вашу покорную слугу в зоне своей видимости.
Впрочем, сразу же рисовался и небольшой, в сравнении с масштабами случившейся катастрофы, минус. Для того чтобы у меня появилось отличное алиби, да и в целом, дабы не попасться лишний раз на глаз своему мачо, стоило немного отсидеться в окопах. Поэтому, отойдя в зону прикрытия друзьями, я точно шпионка из фильмов про Бонда, прокралась к памятной дыре, которую проделала мстительная Йеннифер в ткани палатки, и попыталась отследить внутреннее убранство на предмет живого интерьера, будь то Геральт, Регис или Лютик со своей блондиночкой. Зная свою дурную натуру и то, что нормально штопать большие прорехи из всех товарищей умею только я, многострадальный брезент, разрезанный Венгербергской Валькирией, я дальновидно зашила так, чтобы оставить небольшую обзорную сквозную зону. Естественно, это было задумано с глубоким хитрым умыслом, а не от кривых рук, исключительно для актов шпионажа за друзьями.
В зоне видимости расхаживал довольный, с распаренной красной кожей ведьмак. Очевидно, что Геральт только-только выбрался из горячей бадьи, и теперь вытирался жестким полотенцем, чувствуя себя агнцем Господним, являющим миру свое естество во всём его первозданном виде. Потрясая достоинством, о котором мечтали многие (естественно, я о крепкой упругой заднице друга!) Белый Волк напевал себе под нос легкомысленный мотивчик народной пошловатой песенки и прибывал в благонадежном расположении духа, шлёпая босыми ногами по вымокшей тряпке ковра и радуясь свободному вечеру, который явно планировал перейти в категорию ночи с добрыми снами. Я завистливо вздохнула и, решив было не портить настроение, собралась отчалить в любую другую сторону, но Геральт, остановившись, чётко выдал в пустое пространство:
— Подглядывать нехорошо, Аника.
Я фыркнула и, давая другу время натянуть хотя бы полотенце вокруг бедер, обошла шатёр, возвращаясь ко входу:
— Привет, Геральт, — я подняла полог, стараясь делать беззаботную мину при плохой жизненной ситуации. — Как твое ничего?
Ведьмак, не теряя радости и любви к жизни, насвистывая, достал кружки из мойки, подозрительно глянул на их грязные днища и вытер их внутреннее составляющее тем же полотенцем с бедра. Понимая, что это такое ненавязчивое приглашение на рюмку чая, я, улыбаясь и сияя, как новогодняя ёлка, присела на табурет и выжидательно подперла рукой лицо. Геральт, убедившись в стерильности кружек, извлек из недр мойки какой-то чайник с отбитым носиком, кинул туда немного травок из своих запасов, и урча от предвкушения, залил кипятком. Волосы Белого Волка были распущены, струились молоком по спине и плечам, испещрённых шрамами и царапинами. От них валил пар, как будто бы такой же ароматный, как и от чая, который он изготавливал с любовью. Я старалась не смотреть на друга дольше минуты, понимая, что даже спиной Геральт на раз-два вычислит, что произошло нечто ужасное, сродни катастрофы личного масштаба, а портить его довольный и миролюбивый вид мне не хотелось. Пусть отдохнет человек.
Поставив передо мной дымящуюся кружку, друг рухнул на соседний табурет и почти довольно побулькал чаем, пуская пузыри и пробуя получившуюся смесь трав. Я, прикрываясь от друга тарой с кипятком, немного отхлебнула и, стараясь сделать вид, что очень поглощена варевом, принялась имитировать процесс чаепития. Ведьмак поднял взгляд, теплых, родных мутанских глаз, вокруг которых морщинки собрались в довольные ямки, и попытался улыбнуться. Но, подозрительно вглядевшись в мое лицо, передумал быть добрым и разочарованно, с чувством обреченности и тоски по хорошему вечеру, спросил:
