Поцелуи становились грубее, жёстче, но не причиняли дискомфорта, наоборот, я осознавала, что начинаю отвечать принцу. Отчаянно, рвано, кусаясь, и будто бы немного сопротивляясь чисто для внешнего эффекта, будто бы я нашла себе забаву. Закрыв глаза, на секунду мне даже показалось, что это Йорвет. Я окончательно растаяла, принимая все то, что должно произойти.
Сжав рукой волосы на моем затылке, Бог заставил запрокинуть голову, открывая себе доступ к нежной шее, оставляя ненасытные поцелуи, алые засосы, и кусаясь, аккуратно, но настойчиво исследуя кожу «на вкус». Мои ладони скользя по довольно широким плечам Локи, безуспешно пытались найти хотя бы что-то, отдаленно напоминающее застежку и скинуть уже его проклятый плащ, совсем не похожий на нормальную земную одежду.
Я схватилась за него в эгоистичном желании украсть его нежность, слиться с ним, забыться на время. Запустив руку в волосы, оглаживая кожу головы пальцами, я перебирала длинные чистые пряди, такие же, как у Йорвета, черные… Интересно, как далеко этот проклятый сорок пятый этаж? Я закрыла глаза снова, утопая в запахе сына Лафея, по атомам рассыпаясь в его объятиях и каждой клеточкой кожи чувствуя тепло, успокаивающее и забирающее память.
Принц продолжал, то возвращаясь к губам и с жадностью целуя, великолепно, надо признать, то спускался по шее, к ключицам, осыпая лаской, заглушая внутри что-то чавкающее, грызущее. Последний раз проведя языком снизу-вверх по шее, принц прекратил свои нежности, отпуская волосы и едва слышно прошептал:
— Открой глаза, — над самым ухом, бархатным голосом, м-м-м, — Анна, посмотри на меня.
Он пристально разглядывал мое лицо. Изучал каждую деталь.
Вырисовывал в память. Зачем? Прыщ на носу вылез, что ли? Я нетерпеливо укусила его за губу, сама целуя по подбородку, вниз и в бок, ласково прикасаясь зубами к мочке уха. Округлого, нормального уха. Трикстер начал поглаживать тело, ласково пробегая руками по талии, затем ниже, к бёдрам, после снова поднимаясь выше, разминая меня, как пластилин и лепя себе новую Аню по своему вкусу.
— Дурочка, — тихо шепнул Локи, — обними крепко.
Слушаюсь, прижимаюсь и зачем-то даже ногой обнимаю принца, не до конца понимая своих действий. Он ухмыльнулся, и, положив мне локти на плечи, ладонями за моей спиной что-то нарисовал. Пространство вокруг стало зыбким, похожим на кисель, не четким и пахнущим нефтью.
Я поняла, что оказалась на кровати, когда Локи толкнул, легонько, но мне хватило, чтобы покачнуться и ощутить лопатками мягкую поверхность. Сразу придавливая к матрацу, безапелляционно Бог Обмана оказался сверху, вминая в синтетическую простынь.
Не давая разглядывать, куда переместил нам, прижимаясь губами к моим, трикстер почти в истерике стягивал свою одежду. Плащ, нижняя кожаная фигня, похожая на куртку, звенели золотыми застежками, сваливаясь по очереди в район пола. Хлопковая зеленая рубашка оказалась быстро расстёгнутой, но снимать ее друг не стал, приоткрывая немного волосатую грудь и слабо намечающиеся кубики пресса, мягкую теплую бледную кожу и тяжело дышащую грудь.
Все ж, Йорвет был более накачан и мышцы выглядели как-то рельефнее.
Трикстер оторвался, проведя рукой по моему лбу, убирая волосы:
— Ты распрекрасная, знаешь? Хочу…
Рука Локи нырнула под майку, с силой пытаясь вытащить меня из нее. Зацепившись за руки и лицо, одежда застряла, ни туда ни сюда двигаться не желая. Рыкнув, Локи попытался снова протащить ее через голову, но осознав, что теперь еще и мои очки трещат, угрожая развалиться к херам, коротко выдохнул и, фыркнув, что-то пробормотал.
Одежда исчезла. Серьезно, она тупо исчезла с меня, аккуратной кучкой сложившись на тумбочку рядом. Вот как он всю эту херню с себя ночами снимает!
Бог Обмана, не давая опомниться, провёл рукой от её шеи к низу живота, невыносимо медленно, заставляя вздрагивать каждую клеточку и таять там, где его ладонь прикасалась к коже. И снова вверх. Остановился на груди, совсем несильно сжал, идеально укладывая в ладони и вдруг холодным посиневшим пальцем обвел сосок. От такого перепада температур я застонала, понимая, что добровольно отдалась под чужую власть.
Губы вновь целовали тело, но теперь прохладными прикосновениями, словно бы покрывая инеем. Ётун, которым на половину был Локи, брал верх, прикасаясь языком к кончику соска, заставляя покрываться мурашками, вздрагивать, выгибаться, податливо подставляя то одну, то другую часть тела. Руки мои скользили по плечам, по спине асгардца, утопая в волосах, сдирая ненужную рубашку, гладили. Устав, я притянула друга к себе, хватая лицо руками и носом прикасаясь к носу, выдохнула в губы:
— Локи, давай уже… — я замялась, чувствуя, что не могу произнести слова в слух. Покрасневшие глаза посмотрели вдруг с насмешкой, и, укусив за нос, сын Лафея выдал:
— Нетерпеливая.
Я жадная. На самом деле жадная и никому не хочу уступать тебя. Ты мне нужен, просто потому что я так захотела. Всю жизнь ты должен любить меня, быть подле меня. Пусть это эгоизм, но ты всегда должен быть только моим. Даже если я буду смотреть на другого так, как смотришь на меня каждый день, я тебя не отпущу.
Ты думаешь, ты чудовище, Локи?
Нет. Самый страшный монстр — это я.
И ты поймёшь это, как только я прижмусь к тебе бёдрами. Ты ухмыльнёшься и прошепчешь моё имя, когда я ужалю кожу на твоей холодной шее, когда оставлю отметину всем твоим будущим мымрам. Это — временное доказательство того, что ты всегда будешь принадлежать мне одной.
Какая же я эгоистка, правда?
Локи с готовностью раздвинул мои ноги и скользнул рукой между, сразу же проводя по клитору. Нежные пальцы медленно, аккуратно провели по влажным губам, размазывая смазку по всему влагалищу, и вдруг он резко ввёл сразу два внутрь. Я как-то странно, почти довольно вскрикнула, обрываясь на середине из-за спазма горла. Из губ вылетел стон, когда Локи ввёл длинные пальцы ещё глубже и задел что-то такое, от чего я выгнулась и застонала, сотрясаясь и хныча. Друг улыбнулся и ласково поцеловал меня в нос, замирая внутри, давая свыкнуться с чужим присутствием во мне.
Не желая уступать такому натиску, я заерзала, призывая продолжить банкет и рукой обхватила горячий член сына Лафея, аккуратно двигаясь вверх-вниз. Он застонал, вытащил пальцы, сжал рукой бедро с такой силой, что костяшки побелели. Подхватил под ягодицы, с лёгкостью приподнимая, заставляя обвить свою талию ногами.
Слиться в единое целое.
Асгардец резко дернулся, пробираясь сильным толчком, заставляя громко стонать, подаваться вперед. Я уткнулась лицом в его влажную шею, вдыхая запах вспотевшего тела трикстера, забывая обо всем на свете. Он проникал резкими, порывистыми толчками, придерживая за бёдра и не давая сбавить темп, руками заставляя двигаться тоже, в такт, не разъединяться и не сбавлять амплитуду. Лицо Локи было напряжено, вены чуть вздулись, а на острых скулах появился румянец. Я беспрестанно гладила его плечи, сжимала пальцами грубую ткань несчастной рубашки, находясь на границе потери сознания, скулила и извивалась, прижимаясь и подмахивала, максимально вжимаясь в друга и почти умоляя быть чуть жёстче, сильнее.
И он слушался, продолжая рвано двигаться в тесном жаре тел, не отводя напряженного взгляда от моего лица. Под самые неприличные скрипы кровати, Бог Обмана повторял едва слышно мое имя, а я двигалась навстречу все быстрее и быстрее, кусая губы, не сдерживая стонов, и хрипло посмеиваясь про себя. Била мелкая дрожь, хотя было очень жарко.
Насколько это вообще возможно, стону, опаляя его горячим дыханием, впиваясь ногтями в спину, царапаясь и кусаясь, прижимаю к себе, зная, что трикстеру тоже недолго осталось. Я дернулась в последний раз, чувствуя, что уплываю куда-то, где хорошо и спокойно. Тело свело, а мышцы пронзила усталость, смешавшаяся с умиротворением и нежностью, экстазом и немного — любовью. Совсем чуть-чуть…
— Моя, — зашипел Локи на ухо совсем незнакомым голосом, продолжая двигаться на уже совсем огромной скорости, с силой сжав одну грудь, приподнимая бедра еще выше. Его сердце оглушительно стучит… Он захрипел, прижимаясь ко мне на все сто процентов и вцепившись руками в талию, уже не обращая внимания на то, что ближе-то уже некуда. Сипы через раз вырывались из его груди, хотя друг изо всех сил пытался сдержать их. Его ненасытная страсть получила долгожданное освобождение, вырвавшись на свободу. Стоны, постепенно сменяющиеся тяжёлыми, прерывистыми вздохами, становились все тише и размеренней.
