Считая нас с Геральтом кем-то вроде своих домашних питомцев, черноволосая чародейка заставила обоих одеться по своему вкусу. Обрядив ведьмака во вполне приличный костюм черно-белых тонов, с манжетами и лампасами, Йеннифер угрозами и криками вынудила друга сбрить бороду и вычесать всех вшей из головы. Белый Волк со своими милыми зверушками расставаться не хотел, поскольку жил с ними не один год и как-то привык быть не одинок в этом мире. Но встать на защиту питомцев, старательно взращиваемых на плодородной перхоти, всё равно не смог. Нахальная чародейка, прекратив спорить и топать ногами, не нашла ничего эффективнее, чем облить голову ведьмака особо острым соусом с примесью зерриканских специй, который очень приветствовала местная знать. Бедные паразиты оказались застигнуты врасплох прямо в своих спальных районах и подохли в страшных конвульсиях, трупным дождем высыпаясь из белесых волос. Сам Геральт получил ожоги второй и третьей степени.
Под шумок их громкой перепалки и криков о помощи ведьмака, я попыталась слинять в сад и отсидеться под какой-нибудь березой, со скорбными думами о судьбах Родины, но на полпути была поймана бдительной магичкой. Йеннифер насильно вымыла вашу покорную слугу в бадье с ароматными маслами, которые, по мнению возлюбленной ведьмака, отражали мою странноватую, но милую, сущность и убивали своим тяжелым амбре остатки вшей Геральта, которые еще пытались спастись и уползти в подушки. Ощущая, как задыхаются модистка и церемониймейстер от запаха жасмина, пытаясь уложить волосы в подобие прически, я чувствовала себя ходячим освежителем воздуха в таблетках. Казалось, весь мир пах жасмином, потому что, куда бы я ни пошла, благоухание цветка било в нос со страшной силой и даже нужник в дальнем конце коридора впитал в себя атомы запаха, исходившего от меня с упрямством тактического удушающего оружия близкого радиуса поражения.
Решив, что к аромату необходимо соответствующее платье, которое сможет, подчеркнуть мои достоинства и сделать меня подобием приличной дамы, Йеннифер раскурочила свой гардероб. Первые шаги в длинном, струящемся по полу черном атласном платье с шифоновой отделкой и кружевной накидкой, уверовали чародейку в том, что есть люди, ведущие свой род от пингвинов. Почти рыдая от смеха, женщина заставляла меня полчаса отрабатывать походку и не падать, запутываясь в собственном подоле, но потом сдалась и подшила платье магией, разрешая мне не изводить себя во имя красоты и надеть туфли без каблука. Финальный штрих — подвеска из обсидиана присланная в подарок от Акковрана, по мнению чародейки, довершила образ. Йеннифер цокнула, но вполне осталась довольна: я выглядела и правда хорошо, но, всё же, чуть хуже самой магички. Для телефона мне вручили бархатную сумочку-мешок, которая удобно закрепилась на запястье, и позволяла не распугивать новейшей техникой примитивных дворян Империи.
Кое-как собравшись, мы трое заявились на прием, когда он, разумеется, уже был в самом разгаре. Итак, дорогие ребята. С вами я, Николай Дроздов, и сегодня мы будем рассматривать естественное сообщество нильфгаардской знати в здоровых природных условиях. Внимательно всмотритесь, как эти хищники отличаются от своих побратимов Севера. Подтверждая название подвида «Черные», имперцы ходят по саванне бальной зале исключительно в черных цветах стандартной художественной палитры, изредка разбавляя темноту пятнами белых оттенков на украшениях и вставках ткани. Гляньте, как подвид покоренных темерских дворян, стараясь подражать более крупным и крепким сородичам, для мимикрии предпочитая более темную гамму одежды, но нет-нет, а что-то выдает в них подданных короля Фольтеста. То ли это неприметное цветное пятно, мелькающее у какой-нибудь танцующей барышни, то ли темерская лилия, вышитая золотистыми нитками на носовом платке мелкого дворянина. Этим нордлинги выделяются в чужой стае, а потому чувствуют себя неуютно, предпочитая держаться отдельными группками по две-три особи.
Играла возвышенная, торжественная, громкая и чем-то похожая на похоронный марш, музыка. Гости собирались малыми толпами по краям зала, сбиваясь в организованный, обсуждающий какую-то фигню, кружок, уступая центр залы танцующим, по строгому математическому порядку, парам. «И я держу равнение, даже целуясь» — вспомнилась мне песенка Наутилуса, как нельзя лучше отражающая происходящий вокруг меня естественный тоталитарный строй. Страшно было осознавать, что для верноподданных Империи, ею же взращенных любимых детей, такое положение дел казалось нормальным и не вызывало ни подозрений, ни отторжения. Казалось, что молодёжи это даже нравится — двигаться по отведенным маршрутам, строго и неукоснительно соблюдать этикет, шевелиться по распорядку и общаться на одобренные цензурой темы. Меня же, раздолбайку по натуре и хаоситку в душе, странная, слишком упорядоченная картина привела в ужас. Представив, как эти люди, дружным строем ходят в туалет, засыпают ровно через минуту после того, как голова касается подушки, и занимаются сексом, строго по отведенным дням и при пересечении двух тел под определенным углом, я вздрогнула. Конечно, их всё устраивает. Империя не оставила молодому поколению времени подумать и переосмыслить свою жизнь, в то время как обычная, полная импульсивности и романтики жизнь, преподнесена им как дикарство, которому нет места в приличном обществе.
Большая концентрация незнакомых лиц подозрительно наблюдалась у столов с закусками, а слуги шныряющие по всему залу с подносами, полными вина и водки, носились так резво, что приниматься догонять любого из них было не культурно, а на щелканье пальцами и крики: «Гарсон!» на меня, почему-то, оглядывалась знать, нильфгаардцская — с непониманием и порванными шаблонами в глазах, темерская — с ужасом и ожиданием дальнейшей расправы. Решив не светить больше положенного, я попыталась пробиться к еде сразу же после того, как Йеннифер и Геральт свинтили танцевать в центр зала, оставив меня одну среди безликой, но однородной толпы.
Император расхаживал между своими подчинёнными с извечно непроницаемым выражением каменно-кирпичного лица, изредка останавливаясь и коротко переговаривая с кем-то из наиболее занятых персон. Каждый, кто находился в зале, считал своим долгом присесть в разной степени глубины, реверансе, едва острые глаза Эмгыра проходились по человеку вскользь. Те же, кому выпало счастье получить приветственный кивок, и вовсе готовы были упасть ниц и целовать бархатные туфли своего владыки. Ну, а элите, с которой он изволил переброситься одной-двумя фразами, сразу же бежали жать руки. Заметив, что я робко пробиваюсь к столу с едой, стараясь не особенно наступать на платья дамам и аккуратно двигать мешающих мужчин, Император, деловито сложив руки за спиной, направился чеканным шагом в мою сторону. Я, робко потупив взгляд, понадеялась, что это не по мой целлюлит, и вообще номером ошиблись. А потому оставила свои попытки дорваться до единственного удовольствия на празднике и почти уже улизнула на другую сторону залы, но…
— Позволите пригласить на танец, милсдарыня? — предложил Император, протягивая крепкую, широкую ладонь с грубыми мозолями от пера на указательном пальце.
— Я не очень хорошо танцую… — попыталась незаметно отъехать я, устраивая, так сказать, самодинамо, но жесткий тычок в спину от неизвестного быстро заставил меня передумать. Пытаясь не сильно выпучивать глаза от боли, я кивнула и обреченно потащилась за Императором на танцпол, поглядывая на средневековых диск-жокеев и гадая, что предложат в качестве музыкального сопровождения королю вечеринке и его спутнице. Заметив, что Его Высочество нежданно-негаданно обзавелся дамой, музыка резко оборвалась и с торжественной перешла на легкомысленно-нейтральную, сродни какому-то необычному вальсу. Приведя вашу покорную слугу на отведенное место в этом математическом ребусе танцующих, Эмгыр жестко ухватил меня за ладонь и поклонился. Я поклонилась в ответ, как того требовал этикет (краткий инструктаж от Венгерберской ведьмы не прошел даром) и чутка присела, отставив одну ногу, подхватывая темп от соседних пар:
