Впереди показался небольшой, практически лысый холм, на склоне которого возвышался единственный, но огромный дуб, компенсирующий ветвистостью отсутствие иной растительности. Лунный свет с трудом пробирался сквозь густые ветви, а листья вздрагивали — каждый по своей воле и в разном направлении, игнорируя легкий ветерок напрочь. С перепугу я подумала, что это и есть дух — настолько зловещим и величественным выглядело дерево, но, приглядевшись, опознала в своем несостоявшемся кошмаре простого представителя флоры, и, удивленно покосилась на оборотня. Провожатый заскулил, как маленький щенок, и засеменил к подножью холма, ловко перепрыгивая через препятствия. Как слепая, я начала пробираться по тропе, следуя за волком, и, зацепившись ногами на валун, кубарем провалилась в пещеру, которую в такой темноте было сложно разглядеть.

— Подойди! Подойди! — страдальчески призывал голос из глубин темного провала.

— Я тебе что, на ощупь должна идти? — насупилась я. Отвечая на мою претензию, сверху появился маленький белый шарик, разливающий холодный свет и помогающий разглядеть немного пространства вокруг себя. Прожектор поплыл вглубь пещеры, приглашая за собой. — Вот это я понимаю — сервис! Спасибо!

Чем дальше я проходила в пещеру, тем больше она наполнялась звуками и запахами. К шепоту и призывающему голосу добавились потрескивания и перестукивания, как если бы миллионы насекомых перебирали своими лапками по мраморному полу, и небольшие щелчки, раздающиеся с рваными промежутками времени. Такой звук я знала и интуитивно напрягалась, стараясь идти медленно и осторожно. Помниться, Геральт как-то говорил: «Если это цокает, щелкает и воняет тухлыми яйцами — это эндриаги». Эти ящерицы-муравьи являли собой плотоядный, не идентифицированный ни одной нормальной наукой, класс чудовищ, нападающий одной-двумя особями, и обладали большой любовью к пожиранию свежей, желательно, еще живой, плоти. Впрочем, что-то мне подсказывает, что раз дух умеет управлять здоровенным волколаком, то и эндриаги вполне могут оказаться его подопечными, типа слуг принеси-подай.

Шарик застыл на месте, свет от него стал исходить еще более яркий и уже освещал большую площадь округ себя. Ведомая им, я оказалась в гроте, у самых корней могучего дуба — они свисали по стенкам, сплетаясь в причудливое деревянное кружево, врываясь в массивную плоть земли и раздвигая камень стенок пещеры. В одном из углов, у самого пола, там, где корни скрутились между собой теснее всего, пульсировала непонятная жижа, хлюпая, булькая и лопая мясистые, розовые пузыри, испускающие в воздух сладковатый запах тухлятины.

— Подойди! — потребовала жижа, выпуская на свою поверхность пузырь, который тут же оглушительно разорвался и выплюнул облачко газа. — Подойди! Подойди!

— Я и в первый раз прекрасно слышала, — пробурчала я чисто на автомате. — Это вы наложили заклинание, чтоб я тут по кругу бегала, как челнок? — прибожек называл жижу духом, но в другом контексте отзывался об этой фигне, как о чем-то таком, что являло собой представителя женского рода. Поэтому я решила прикинуться вежливой и убить двух зайцев сразу — и не оскорблю, если не попаду в правильный пол, и вроде как говорю с почтением и уважением к её странному бытию.

— Я! Я! — согласился дух. — В тебе такая сильная магия. В тебе так много магии. Она нужна мне.

— А взамен что? — наверное, меня покусал Ивасик. Магия? Это когда во мне последний раз была магия, да еще и в огромном количестве? Помниться, единственное вливание сильной энергии в меня делал Локи, пытаясь спасти мою душу от самоуничтожения и заставить тело ускорить процессы регенерации.

— Что захочешь! — пообещал дух. — Всё, что захочешь!

Я хмыкнула. Такие обещания, обычно, плохо заканчиваются. Любой дурак знает, что при таких очаровательных и заманчивых условиях, тот, кто обещает небо в алмазах после получения желаемого пытается вторую сторону договора пристукнуть. Попробовать потянуть время и незаметно выскользнуть из пещеры? Опять же, те самые эндриаги — я видела одну мимоходом, пока шла — скорее всего, сторожат выход, чтобы я не сделала ноги раньше, чем мы с духом закончим нашу конструктивную беседу. А Усейн Болт не мой родственник даже отдаленно. Кругом засада, надо выкручиваться словом.

— Я вас огорчу, но во мне совсем нет таланта к чародейству, — вздохнула я притворно. — Я обычный человек, у меня даже фокусы, типа «как оторвать себе палец», не получаются.

— В тебе много магии, — возразил дух ласково. — Мужчина… Да, я вижу мужчину с черными волосами и холодным сердцем. Он дал её тебе. Он подвинул само время ради тебя и наполнил магией твой разум, чтобы ты забыла…

— А у него два глаза или один? — на всякий случай уточнила я, хоть ответ и был очевиден. Она имеет в виду Локи. Только он способен был поделиться со мной жизненными силами безвозмездно, когда мои были на критической отметке страшной недостачи. Наверное, в какой-то степени, это тоже какое-никакое колдовство, потому что трикстер — один из выдающихся чародеев Асгарда и просто талантливый маг. Не представляю, на сколько единиц возросли мои жизненные активы, но если их отберут, то я могу не прожить и пары минут. Но с другой стороны — Геральта спасать все-таки надо, а тут такой шанс подвернулся, просто так, практически не прикладывая усилий для призыва Красных Всадников. Знать бы еще, может ли она призвать остроухих негодяев.

— Два, — отозвался дух изумленно. — Отдай мне ту магию, помоги возродиться, и я смогу подарить тебе всё, что захочешь. Деньги, власть, любовь. Любовь!!!

Интересно, она специально повторяет слова по два-три раза, чтобы их смысл однозначно дошел до моего мозга? Отдать свои силы, конечно, заманчиво, но вот вопрос — поделится ли Локи ими снова? Он как-то говорил, что из-за меня его жизнь укоротилась, как минимум, на триста-четыреста лет. Нет, если ты живешь по пять-шесть тысяч лет, то разница, конечно, не особо заметна, но и растрачивать направо-налево собственное существование не экономично, и приводит к преждевременным расходам родственников на похороны.

— Вы можете призвать в этот мир Дикую Охоту? — спросила я в лоб. Дух задумался. Кажется, взвешивал что-то, потому что шепот усилился, будто бы споря между собой, переходя на повышенные, хрипловатые тона, и перерос во что-то нечленораздельное. Эндриаги в беспокойстве зацокали по полу в несколько раз интенсивней, и даже волколак на улице уныло завыл, пронизывая свежий ночной воздух вселенской тоской.

— Могу, — наконец, отозвался дух. — Могу, но не буду… — ну, бля, зашибись, сделка не состоится, — защищать тебя. Я просто не в силах сделать это— а, это ладно. Не проблема. Мне постоянно приходится рисковать целостностью своей шкуры, так что убегать по ночному полю от разных эльфийских мужиков стало привычным делом. Опыт, как говориться, не пропьешь и не забудешь.

Итак, я, как типичный представитель двадцать первого земного века почти раскрыла все ачивки жизни, а именно: 1. Закончить хоть какое-то учебное заведение — сделано, есть важная бумажка, я на нее кофе иногда ставлю. 2. Поступить на работу в офис за двадцаточку — сделано, там я кофе на сию бумажку и ставлю. 3. Понять, что в жизни главное — сразу мыть тарелку после потребления гречки. 4. Проебать любовь всей своей жизни — сделано, дважды. В смысле, любовь одна, но проебана уже второй раз. 5. Уничтожить сама себя всеми доступными средствами — пока не достигнуто. Вот, как раз собираюсь отдать своё бытие за то, чтобы спасти друга. Благородно, конечно, но очень глупо. Мне подходит. Бросить ведьмака на произвол судьбы слишком кощунственно, даже если он вполне счастлив с новыми друзьями и не подозревает о том, что все в Ведьминленде за него переживают. Вернется, мы ему по голове дадим, случится отвал башки, и мозг сам встанет на положенное природой место — из задницы в голову.

— Ладно, я согласна, — не очень-то выпендриваясь, сдалась я. — Что я должна сделать, Душка?

— Принеси мне вороново крыло, — голос сменился с жалобно-просящего на требовательно-суровый, — мои останки и приведи лошадь.