Если бы Йорвет сейчас взял мою ладонь в свою и сказал, что узнал, я бы разрыдалась у него на плече и потребовала бы не отпускать больше. Никуда. Никогда. Никому меня не отдавать.
Я помню, как он взял мою руку в первый раз. Я помню.
Присцилла закончила, а я так и осталась стоять на ватных ногах, посреди таверны, не в силах пошевелиться или просто начать снова мыслить о чем-то другом. Пока раздавались аплодисменты, я слышала только движение крови по артериям, с трудом передвигающейся там, внутри. Меня потряхивало от чувств, заново пережитых в ускоренном темпе, целые годы за пять минут музыки пронеслись, принося с собой воспоминания и ужас от пережитого. В горле застрял ком размером с Юпитер, не желавший протолкнуться ни туда, ни сюда, мешавший дышать и вбирать спасительный воздух. Спазм сжимал каждую мышцу тела, не отпуская к хрупком равновесию, которого я добивалась уже давно. Всё заново рухнуло, не устояв перед величием таланта Лютика и Присциллы, погребая под своей тяжестью и вашу покорную слугу, и спокойствие, которого, на самом деле, в моей душе никогда не было.
Я с трудом оклемалась, только когда поняла, что щипаю сама себя за руку, и двинула в сторону стола, в надежде напиться и забыться к ведьмаковой бабушке. Вот он, Йорвет, сидит себе, живой, невредимый, рядом с какой-то другой эльфийкой. И это — совершенно незнакомый мужчина. Два года изменят кого угодно и как получится. О скоя’таэле, которого вижу перед собой в эту минуту, я не знаю ровным счетом ничего. Да и не хочу узнавать — вдруг он портянки по десять лет не снимает, в носу ковыряется, и козявки заедает, пока никто не видит? И это при условии, что я вообще знала того эльфа, в которого умудрилась влюбиться, а не придумала себе возвышенный образ, которого на самом деле и не существовало. Разумом я это понимаю, но отпустить до конца не могу.
М-да уж, бесконечно можно смотреть на три вещи: на то, как горит огонь, на то, как течет вода и на то, как я докатилась до такой жизни. Когда я возвращалась в этот мир, то не знала, чего больше боялась и почему: встретить Йорвета или вовсе никогда больше не увидеть.
— Чего загрустила, Анна? — толкнул меня в бок Золтан. — Давай тяпнем по маленькой за нашу милую Анику! Чтоб у нее в жизни всё было хорошо, и сама она была, как принцесса!
Я молча, слыша друга откуда-то из закромов сознания, подняла кружку вместе со всеми, скорее по инерции, и залпом втянуло содержимое до дна. Алкоголь оказался не моим: горькое, очевидно чересчур крепкое для нежного девичьего организма, пойло, обожгло горло и тут же вызвало состояние слабого стояния, окончательно добивая нестабильную психику депрессией. Я повернулась к Йорвету, в надежде, что он скажет какую-нибудь колкость и выведет меня из оцепенения, но эльф был также тих, уставившись в кружку с такой тоской, будто на дне плавала его любимая флейта.
— Жаль, что Аники с нами нет, —Киаран, как всегда, бил по больному месту, сам не осознавая этого. — Я бы с радостью посмотрел, какой она стала. Она и раньше была симпатичная, а сейчас…
— Ах да! — вспомнила я, цепляясь за мысль товарища, как за борт спасательной шлюпки. — У меня же фотка есть! — я стала ковыряться в телефоне, одновременно объясняя: — Это такой мгновенный портрет, который делает камера. Вот до чего у нас техника дошла! — я нашла более-менее приличную фотку, отретушированную в фотошопе несколько раз. На ней я, по собственному мнению, выглядела чуть лучше, чем обычно и стройнее на пару килограмм. Пустив смартфон по кругу, я приготовилась ловить комплементы и не прогадала: старые товарищи принялись дружно расхваливать, как я похудела, похорошела, выросла и завела полу-дикий блеск в глазах. Лютик долго и придирчиво разглядывал грудь, сравнивая по памяти с габаритами, которые мог лицезреть своими глазами, хоть и под одеждой, но удостоверившись, что она осталась нормальной, передал телефон следующим жаждущим. Трисс пробормотала, что Аника, бедная девочка, наконец-то осознала ценность косметики и принялась за собой ухаживать, расхвалила наряд, прическу и макияж, раскритиковав только отсутствие аксессуаров. «Раньше Ани и краситься-то отказывалась. Чтобы привести её в нормальный вид для одного бала, мне пришлось обездвижить её магией, а уже потом нанести макияж и переодеть во что-то женственное! Она считала, что волосы расчесать — это уже хорошо, бедная девочка! А теперь — цветочек! Любо-дорого взглянуть!» — пожаловалась всем присутствующим на меня чародейка. — «Вот если бы она так каждый день ходила!».
Краснолюды тоже не остались в стороне и дружно заявили, что глаз, отвести невозможно и с чистой совестью отдали телефон Йорвету. Эльф схватил смартфон, всмотрелся в дисплей, прищурившись, всматриваясь в каждую деталь изображения и вдруг начал с такой силой сдавливать корпус, что затрещало стекло. Задняя панель грозила изогнуться и навеки рассыпаться пластиковым пеплом, ещё немного и экран начал бы плавиться от ненависти исходящей от командира злобы. От такого презрения к своей персоне и ни в чём не повинной технике, я возмутилась:
— Телефон новый и дорогой! Ты же в жизни за него не расплатишься!
— Это Локи? — Йорвет повернул экран ко мне. На нем действительно высветилось фото, где мы с трикстером селфируемся на зеркало в каком-то крутом Асгардском лифте. Помню, Локи долго возмущался этой земной моде и размышлял на тему миллионов лет эволюции, но фотографироваться принялся с охотой. Правда, сейчас, под пикчей, появился значок зеленой трубки, а сам телефон требовательно вибрировал.
— Да, — я забрала смартфон и провела пальцем по экрану. — И он хочет со мной поговорить.
— Ты где? — вместо торжественного приветствия и переживаний о моих делах и здоровье, спросил трикстер. Хотелось ответить в рифму, но воспитание не позволило, поэтому пришлось выкрутиться:
— Здеся!
— «Здеся» большая! — передразнил Локи. — Конкретнее?
— В Вергене, новой столице Аэдирна. Еще точнее? Бухаю в таверне. Впрочем, ничего нового. Слушай, а у тебя какая связь? T-Mobile или Virizon? Кто это из них аж досюда сетку протянул?
— А как я еще могу поговорить с тобой, не привлекая внимание? — вопросом на вопрос ответил трикстер. Я хмыкнула, давя смешок. Действительно. А девушка, приложившая кусок неведомого материала, именуемого пластик, к уху, да еще и отвечающая самой себе на не озвученные вслух вопросы, это в Средневековье обычное, тривиальное явление. Такое тут на каждом шагу и никого не удивляет. Обыденность. — Ты нашла записи Итлины?
— Да, только утром вернулась в Верген.
— Расшифровала? — с удовлетворением продолжил допрос Локи.
— Естественно, нет. Я же не гугл-траслейт, блин! При всём желании я не в состоянии освоить Старшую речь меньше, чем за сутки. Вот, думала Йорвета попросить. Помочь, в смысле, — да, кто-то хорош в языках, кто-то в спорте, кто-то в умении договариваться с другими людьми. Но не я. Я у мамы — Дивергент, блин.
— Попроси, — Локи с неодобрением хмыкнул. — Только поспеши. Времени в обрез. Белый Хлад…
— А давай отложим тему апокалипсиса? — оборвала я друга на полуслове. Бесит, когда работа не волк, и в лес не убегает. — Я всё поняла. Постараюсь быстрее.
— Молодец, — одобрил Локи. — И не заигрывайся там. Снова я тебя лечить от депрессии не намереваюсь.
И отключился. Просто. Положил. Трубку. Нормальный такой лучший друг: ни привет, ни пока, и даже о здоровье не справился, и удачи не соизволил пожелать. Только о работе и думает, задрот несчастный! А потом Фригга вздыхает: почему её пасынок, такой симпатичный, умный и немного свихнувшийся, не в состоянии найти себе хорошую, приличную девушку по сердцу. У-у-ух, трикстер! Попадешься ты мне в темном переулке, в двимеритовых наручниках и убегающий от приёмного папеньки! Я тогда над тобой посмеюсь, мало не покажется. Весь свой глоссарий сарказма вылью!
— Это такое средство связи, — принялась я объяснять ошалелым от такого зрелища товарищам. — А уж потом штука для портретов, записи звука и прочего широкого функционала, — я вновь зашла в галерею и нашла фотку, надеясь успокоить скоя’таэля, от которого исходила волна негатива и желания убивать, подавляемая только волей эльфа. — Вот, полюбуйся, — Йорвет с готовностью взял телефон.
