– Она просила вас кое-что прихватить для нее по пути, – сказал Дэйв, протягивая мне список покупок.

В то время между офисом и домом Мины не было ни одного супермаркета «Эплтон», поэтому мы остановились возле магазина конкурирующей сети. Все действия у нас с Дэйвом были отработаны до автоматизма. Он тормозил на желтой линии и ждал, пока я обегу торговый зал, наполняя корзину, словно мне, как и всем вокруг, надо было по дороге домой докупить кое-что к ужину. Когда я выходила, Дэйв открывал багажник, и я перекладывала покупки в пакеты с эмблемой «Эплтона», запас которых мы всегда возили с собой. Таким было правило: никто не должен видеть, как в дом Мины вносят или выносят из него товары от конкурирующих брендов. К тому времени эти маленькие безобидные уловки вошли у меня в привычку.

У меня имелся собственный ключ от дома в Ноттинг-Хилл, и я, отперев в тот вечер входную дверь, сразу почувствовала, как из цокольного этажа поднимается нагретый телевизионными прожекторами воздух. Немного помедлив, чтобы привыкнуть к новой атмосфере, я прокралась вниз так тихо, как только могла, и, выглянув из-за двери, увидела мешанину аппаратуры и людей, в центре которой находилась Мина.

Помню, она была в незнакомой мне красной рубашке. Из костюмерной, предположила я. Несколько верхних пуговиц остались незастегнутыми, и, когда она наклонялась над тестом, раскатывая его, виднелась ложбинка. Совсем чуть-чуть. Зрители могли решить, что пуговицы расстегнулись сами собой. В нарушение всех правил гигиены ее волосы были распущены, но я догадалась: это что-то вроде брендинга. Буйные кудри стали фирменным знаком Мины. Время от времени она отводила упавший на лоб локон тыльной стороной ладони, и, когда девушка-гример выступила вперед, чтобы смахнуть со щеки Мины муку, режиссер остановил ее. Он был прав: симпатичное размазанное пятнышко придавало образу аутентичность. Здесь, в собственной кухне, Мина просто была самой собой.

За двадцать минут, пока я стояла, держа в руках сумки с покупками, замороженный горошек успел оттаять и стал капать мне на ногу. Я пробралась мимо прожекторов к холодильнику, спотыкаясь по пути о кабели и натыкаясь на людей, и ухитрилась разложить покупки так, что предательские логотипы конкурирующей сети никто не заметил. Еще полтора часа я провела, сидя в углу, потея под прожекторами и, кажется, немного раскрасневшись. Причастность к происходящему приводила меня в восторг, но вряд ли меня хоть кто-нибудь заметил.

А вот и я. Кристина Бутчер, правая рука Мины Эплтон. Мое имя впервые попало в прессу. Прикладываю к странице линейку, обвожу статью тонким карандашом, затем вырезаю точно по линиям. Мина тоже здесь. На снимке мы только вдвоем: я стою за ее правым плечом. Этого хватит на целых две страницы моего альбома: одна для снимка, вторая – для трехсот слов, написанных обо мне.

Их опубликовали в журнале «Леди» на самом пике популярности телепередачи Мины. Статья была посвящена интервью с личными помощниками влиятельных лиц и озаглавлена «Привратники». Она и сейчас поднимает мне настроение. Это был мой звездный час. Когда ко мне обратились из журнала, я согласовала вопрос с Миной, и она помогла мне с выбором нескольких фраз, которые, по ее мнению, представляли меня в наилучшем свете.

«Моя работа – следить, чтобы в жизни миссис Эплтон все шло как по маслу. Видите ли, граница между ее частной жизнью и работой весьма размыта, и это значит, что день на день не приходится. Только что я утрясала повестку дня к совещанию директоров «Эплтона», а уже в следующую минуту мне предстоит забирать одежду Мины из химчистки или проводить собеседование с новой няней для детей. Свою роль я вижу как комплексную». Именно так Мина описывала мою работу на первом собеседовании.

Послушать тебя, так ты как будто горничная, черт бы ее побрал, высказался мой муж. Майк считал, что меня не ценят по достоинству. Может быть. Но на самом деле забота о личной стороне жизни Мины составляла важную часть моих обязанностей. Это была сложная головоломка, и лишь мне удавалось раскладывать ее детали по местам. Моя правая рука, Сара, похоже, навсегда засела в декрете – к тому времени у нее было уже двое детей, – а Люси при всей ее старательности способностями не блистала.

«Должно быть, трудно справляться с такой ответственной работой? У вас же, если не ошибаюсь, есть дочь, – продолжала бойкая дамочка из «Леди», просмотрев свои записи. – Как вы добиваетесь сбалансированности вашей жизни и работы, Кристина?»

Не твое собачье дело.

«Легко», – с бодрой улыбкой ответила я. Моя частная жизнь не подлежала обсуждению.

Вообще-то, я никогда не понимала смысла выражения «сбалансированность жизни и работы». По мне, работа и жизнь – это не что-то обособленное, что можно взвесить, положив на разные чаши весов. Признаюсь честно: это было жонглирование, удерживание в воздухе всех мячей, и порой оказывалось, что у меня руки-крюки. Но своей профессиональной репутацией я горжусь. За все годы моей службы у Мины я отсутствовала на рабочем месте всего полтора дня: даже отпуска и праздники моя семья проводила в то же время, что и семья Мины.

Анжелике нелегко приходилось с мамой, чей рабочий день был ненормирован, и я изо всех сил старалась загладить свою вину перед ней. Если Майка не было дома, мы с ней усаживались в обнимку на диване и вместе смотрели телевизор. Когда показывали передачу «Мина у себя дома», Анжелике нравилось, как я рассказываю о том, что осталось за кадром: как у Мины подгорела первая партия свекольных брауни, как она опалила волосы кулинарной горелкой, готовя крем- брюле.

По выходным Анжелика ходила за мной как привязанная. Субботние дни она проводила на табурете у кухонного стола, наблюдая, как я заготавливаю еду на неделю вперед. А воскресенья я целиком и полностью посвящала ей. И тогда мы вместе пекли разные лакомства – печенье, кексы, что-нибудь в этом роде, – и мне казалось, что витающие в доме ароматы утешают нас обеих.

– А эти для кого? – однажды спросила меня Анжелика, с подозрением глядя на печенье, которое я заворачивала в плотную коричневую бумагу.

Подняв голову, я увидела, что она испугана.

– Иди сюда, солнышко. – Я притянула ее к себе на колени. К тому времени ей уже исполнилось девять, но она по-прежнему ластилась ко мне, как в четыре года. Я поцеловала ее в макушку. – Это подарок для Лотти, дочки Мины. Она уехала учиться в закрытую школу. Ты же знаешь, что такое закрытая школа?

Анжелика кивнула.

– Я тут подумала: пожалуй, надо бы и мальчикам послать. Им не так повезло, как тебе, ты ведь живешь дома, с мамой и папой. А печенье их порадует, правильно?

Она снова кивнула, и я показала ей, как красиво завязать на свертках бантики из рафии – в точности как делала при мне Мина много лет назад.

Дела отнимали у Мины все больше времени, ей было трудно уделять детям внимание, в котором они нуждались, и я помогала ей чем могла. Мне вовсе не составляло труда в свои выходные приготовить немножко домашних лакомств, а потом занести их на почту вместе с запиской.

К тому времени я научилась виртуозно подделывать почерк Мины.

Пока я писала письма, которые собиралась приложить к посылкам, Анжелика обнимала меня за талию, прижимаясь щекой к моей груди, и только теперь я задаюсь вопросом: неужели она боялась, что я и себя отправлю посылкой в подарок чужим детям?

Мне понадобилось некоторое время, чтобы освоиться здесь, но теперь я чувствую себя как дома. «Лавры» расположены в уединенном уголке, и я провожу много времени с чашкой чая в руке, глядя в окно своей комнаты. Просто сижу и смотрю. Кресло я повернула так, что в окно открывается такой же вид, что и птицам, сидящим на ветках.

Моя давняя мечта – когда-нибудь поселиться на побережье. Иногда по ночам, когда я закрываю глаза, шорох ветра в листве напоминает мне шум прибоя. Порой мне даже удается поверить, что море рядом, но деревья растут так близко к дому, что при сильном ветре стучат ветками в окно, словно кто-то просится впустить его, и тогда я возвращаюсь к действительности.