Элрик предпочел не заметить жеста и коротко кивнул. А если - обман? И духи - ядовитые? Хотя, мама непременно опробует их на рабах…

Он осторожно взял хрустальный флакончик из рук чудовища.

— Look, Namir (Слушай, Намир), — неуверенно сказал один из демонов. — What about “thou shalt not punish children for their fathers’ sins”? (А как же… Дети за грехи отцов не в ответе, и все такое?)

Он посмотрел на Элрика с жалостью, с которой демонам смотреть не пристало.

— Then I suggest you re-read the Holy book (Писание перечитал бы), — отрезало чудище. — For the fathers ate the sour grapes, and the children’s teeth are set on edge. I also strongly suggest you not to argue about guilt and blood law with an old Jew. («Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». И мой тебе совет: не спорь со старым евреем о вопросах вины и крови.)

— Maybe at least take the kiddo… (Ну может хоть мелкого с собой…)

Дослушивать предложение Элрик не стал, потому что ничем хорошим такие разговоры закончиться не могут. Дал деру, да так, что пятки засверкали, сжав в руке небольшой флакончик.

*****

Назад, во дворец, он бежал так, будто бы за ним гналась сама Смерть. Скорее, скорее! Сначала — к маме, потом — к страже, к Лаордану! Мамочка должна узнать первой!

Когда его попытались остановить всадники, он перепрыгнул через пространство прямо в тронный зал.

— Кто тебя пустил? — устало спросила мама. — Меня мучает мигрень, Элрик… Будь добр, оставь меня.

— Но, мамочка, — запротестовал Элрик. — У меня подарок…

— Прочь, — отрезала мама.

Если не закричать, она его никогда не услышит!

— Мамочка! — завопил Элрик, со всей мочи топнув ногой. — Подарок!

— Несносный ребенок, — зашипела мама. — Несносный, избалованный, ни на что не годный ребенок! Давай сюда свой подарок!

Закусив губу от предвкушения, Эрик сунул ей в тонкие руки флакончик, испускавший тусклую серую дымку; мама подняла его вверх к свету, и серые блики весело заискрились.

— Что это? — прошептала Дейдра. — Откуда ты это взял?

Мамочка удивилась! Мамочка никогда и ничему не удивляется, ей все пресно и скучно, а сейчас — удивилась!

— Мне дал его Джамир, — выпалил Элрик. — Джамир… Нарон. В качестве извинения!

Мама вытаращилась на него, ее красивый рот стал напоминать большущую букву «О».

— Нет, — сказала она ослабевшим голосом. — Не может быть.

Флакон выскользнул из ее тонкой руки и покатился по ступенькам тронного зала, оставляя за собой сероватую дымку.

Комментарий к EPILOGUE 2: The End of the Empire (Мир Тир на Лиа)

Иллюстрация к главе: https://www.deviantart.com/krigraydo/art/NovaPr0spekt-2-815104018

FYI: Маленький Элрик не погибнет; эта fic-specific биоверсия Серой Смерти запрограммирована только на эльфов (люди знали, что эльфы - рабовладельцы), и человеческая ДНК для нее антидот.

А вот все остальные…

И да, Элрик Тирналийский назван в честь Элрик Мелнибонийского =) и внешне, думаю, будут чем-то схожи. https://www.mirf.ru/wp-content/uploads/2017/12/Elric-Cover.jpg

========== EPILOGUE 3: The Iron Maiden (Мир Ведьмака) ==========

Цири никогда не забудет глаза Йеннифэр, когда та ее впервые увидела.

Чародейка примчалась первой, воспользовавшись наспех открытым порталом Ассирэ Ван Анагыд. Перелетела через весь Нильфгаардский дворец, угрожая кровавой расправой всем, кто попадается ей на пути, и ворвалась в спальню, где как раз переодевали ослабевшую от ран Цири. Приложила руку в белоснежной шелковой перчатке к губам и сказала:

— Мамочки.

Столетняя чародейка, видевшая горы мертвых, видевшая такие ужасы, что описать не хватит слов, посмотрела на нее и сказала «мамочки».

Значит, дела и правда хуже некуда.

— Доченька, — прошептала Йеннифэр. — Доченька, что они с тобой сделали?

Цири обещала себе держать лицо. Наказала себе: она все расскажет, как оно и было. О том, что никто не виноват. О том, что это был ее выбор. О переплетениях времени и судьбы. О злой шутке Междумирья.

У нее и речь была заготовлена, вплоть до последнего предложения.

А потом вслед за чародейкой вошел Геральт и сказал всего одно слово, дважды:

— Дела, — сказал он, почесав седую бороду. — Дела…

И тогда Цири взглянула на родителей, а потом — на свои блестящие, отполированные, сверхдорогие, черно-золотые ноги с дотла сгоревшей проводкой — два бесполезных куска углепластика — и горько разрыдалась.

****

Тем же вечером Ложа собралась в полном составе. Чародейки явились, временно отбросив склоки и распри, одна наряднее другой.

На ноги глядели, но не комментировали. Как и на костыли (Цири предпочла ковыляние на них позору сидения в инвалидной коляске). В васильковых глазах эльфки Эмеан она заметила что-то вроде отвращения, в лазурном взгляде Трисс Меригольд – жалость.

Цири рассказывала. Какие-то моменты опускала, какие-то — приукрашивала, какие-то преуменьшала.

— Как интересно, — сказала Фрингилья Виго и поджала подведенные облепиховой помадой губы. — Удивительнейшая история, право сказать.

В переводе с чародейского — ни черта я тебе не верю.

— Не вижу в рассказе ничего невозможного, — возразила Ассирэ вар Анагыд, поигрывая гранатовым браслетом. — Вопрос только в том, что мы можем перенять.

Цири качает головой. Путь на Спираль ей закрыт. Стоит открыть еще одну дверь; оставить маленький и незаметный след; как Они поднимут свои уродливые головы, и стребуют отлитый в безвременьи долг.

— Что нам нужно перенять, — поправила ее Филиппа Эйльхарт. На ее довольно смело оголенном декольте поблескивала нить из чёрных агатов. — Половину из описанного я бы оставила в том богами забытом мире.

Йеннифэр едва слышно вздохнула.

— Нет, милые дамы, вопрос совершенно не в ваших непомерных амбициях, — возразила Йеннифэр. — Вопрос в том, как мы вернем Цирилле ноги.

— Видимо так же, — со спокойной улыбкой сказала Филиппа. — Так же, как вернули мне глаза.

А Трисс Меригольд, все такая же рыжая, веснушчатая Трисс Меригольд, ничего не сказала. Просто подошла и обняла ее. И сказала, что ей жаль.

Больше ей ничего и не нужно было говорить.

****

С Геральтом они пили до самого утра. Глушили нильфгаардскую лимонную как не в себя, даже не закусывая, но, как ни странно, не пьянели ни капли. В основном рассказывала Цири, Геральт за весь вечер произнес, пожалуй, всего три-четыре слова, в разных комбинациях.

«Ублюдки», «суки» и «они заплатят». И сжимал кулаки.

— Если бы, — криво усмехнулась Цири, и тут же опрокинула стопку. — Если бы.

И — верил. В отличие от Ложи, верил каждому слову.

Даже в машины, что умнее людей. Даже про киборгов. Даже когда она рассказывала о лабиринте Междумирья — а тому, что она там увидела, Цири и сама не верила.

Уехал на следующее утро, прежде чем Цири успела проснуться. Оставил записку: «Отправляюсь на Скеллиге, на поиски Ока Бафомета». Того, что, как говорят легенды, смотрит сквозь миры.

Оставшаяся на завтрак Филиппа фыркнула и сказала, что Око Бафомета придумали эльфы, в глубоком алкогольном делирии и сугубо потехи ради.

Йеннифэр, окунув маленькую ложку в ореховый пудинг, назвала ее жестокой сукой. Та, кажется, восприняла оскорбление как комплимент.

****

Эмгыр дал ей отлежаться пару недель, а после — пригласил на ужин. Не лично, конечно, прислал со слугой приглашение на надушенной бумаге. Варианта отказать у и так слишком долго пользовавшейся его гостеприимством Цири не было.

Ужин подали в главной комнате верхнего замка, ассорти из осенней птицы — глухарь в яблоках и фазан в винном соусе. Когда пажи принесли второе блюдо — суфле из гусиной печени — Эмгыр, наконец, спросил.

— Да, — согласилась Цири. — Я буду Императрицей. На что я еще теперь гожусь?

Она хлопнула по гладкому углепластику под бархатной черной юбкой.

Эмгыр, облаченный в черный дублет с брошкой в виде серебряной саламандры, сидел на другом конце стола и нанизывал мидии на вилку. Проглотив вторую, ответил, взвешивая каждое слово: