— Конечно, не слышит, — шепнула подруге Лавена. — Dh’oine и нот-то не различают.

Сердце Элрика ухнуло куда-то в пятки. Сейлан покачала головой, и от стыда он прямо приклеился к собственному стулу.

Лавена оглянулась на него и хихикнула. Мерзко, как умеют только девчонки. Элрик в ярости сжал бумажку так, что она стала мокрой в его кулаке.

Не такая уж она и красивая. И стихов недостойна.

Да совсем некрасивая! И коса у нее слишком длинная, такой только полы подметать. Улучив момент, когда отвернется наставница, он вытянул руку, схватил противную девчонку за косу и дернул.

Лавена вскрикнула так, будто он ее без ножа резал, и вскочила из-за стола, взмахнув руками.

Вот же несносная! Ну, сейчас ему влетит! Элрик тут же вжал голову в плечи.

— Принц Элрик, что за насилие в храме знаний? — прошипела Сейлан. — Неслыханная дерзость!

Подумаешь, дернул. И еще раз дернет, когда подвернется случай, а может и подножку подставит.

— Она — дура, — буркнул Элрик.

Он и поверить не мог, что из-за такой дуры всю ночь не спал.

— А вы, значит, умны? — холодно переспросила наставница. — Отрадно слышать. Считаю, нам о вашем необычайном интеллекте стоит рассказать королеве-матери.

Элрик в ужасе поднял на наставницу глаза.

******

— Что, опять? — спросила королева, взглянув на него из-под полуопущенным век. — У меня страшно болит голова.

У мамы часто болит голова. Так часто, что Элрик и не помнит, когда она у нее не болела. Особенно худо ей становилось, когда восходили две луны — тогда Элрик старался и вовсе не приближаться к ее покоям.

Сейлан, будь она неладна, принялась перечислять список его проделок — рек не выучил (то вина Лавены), за косу дернул (тоже ее вина), егозил и дерзил (и в помине не было), погнался за кошкой (было дело, погнался, так она ж убегала).

— Скажи мне, Сейлан, это все, — мама сделала неопределенный жест в воздухе, — кого-нибудь удивляет?

— Полагаю, что нет, королева, — церемонно ответила Сейлан. — Полагаю, что нет.

— Оставь нас.

Наставница ушла. Ну, сейчас начнется. Элрик внутренне сжался в комок, а внешне надулся, как индюк.

— Не дрался! — начал защищаться Элрик, не дожидаясь, пока его начнут обвинять. — Не дергал! Выучил!

— Лжец, — со скучающим видом ответила Дейдра. — Маленький, бессовестный лжец.

Говорила она тихо, но вид у нее был такой, будто она кипит, как суп в кастрюльке.

Да что он такого сделал? Подумаешь! Элрик потупил взгляд.

— И ради чего я тебя рожала? — тихо спросила мама. — Трое суток… И в каких муках! Неделю было не унять кровь.

Элрик покраснел от стыда, что такое натворил; он ведь совсем и не хотел.

— Прости, пожалуйста, — извинился он.

— А ведь в тебе ни-че-го от меня. Ни капельки.

Она взяла его за ухо, притянула к себе, чтобы рассмотреть поближе.

— Прости, мамочка, — повторился Элрик. — Я не нарочно.

Но как бы он ни извинялся, мама никак не могла успокоиться и кипела еще больше, прямо перекипала, вот-вот — и соскочит крышка, и суп польется через край.

— Да и от него, — зло добавила она. — Да и от него — крохи.

Отпустив ухо, она покачала головой, и сказала:

— Ступай прочь, маленький dh’oine.

Нет слова, которое Элрик ненавидел бы больше. Когда еще шептались слуги, ладно, когда его одними губами произносили другие дети — ладно, но когда даже мама…

— Я не dh’oine! — вскрикнул Элрик. — Я — принц Aen Elle! Я — Король Королей! Я Великий Мститель!

Он, правда, еще и не знал, кому и за что будет мстить — так, подслушал у магистра Альбериха, но титулы ему так понравились, что он много раз повторял про себя, перед сном — Король Королей, Великий Мститель. Куда уж лучше dh’oine!

Мама засмеялась, откинув голову и взмахнув рыжими кудрями. Элрик вцепился в свои пепельные «сосульки», как она их называла, и дернул от негодования.

— Ты — несносный мальчишка. Ступай прочь, — рявкнула Дейдра. — И не попадайся мне на глаза!

Даже не накажет. Значит, совсем плохой! А раз плохой, то чего уж и бояться?

— Неправда! — огрызнулся Элрик.

И тут его понесло. Магистр Альберих говорил ему — следите за темпераментом, принц Элрик, или он вас погубит.

Вот и погубил.

— Ты злая! — заорал Элрик. — Ты ужасная! Ты мне не мама!

Сказав такое, он сам перепугался до чертиков.

— Вот как? — тихо переспросила мама. — Не мама, значит? Интересный выбор слов, принц Элрик. Я предлагаю вам подумать над ним в одиночестве.

Он приказал себе: «не плакать», но его губы уже кривились, и ломались, а голос начинал дрожать.

— Не надо, — задрожал Элрик. — Пожалуйста, не надо!

Мама кивнула всадникам. Те подхватили его на руки — Элрик страшно сопротивлялся, вопил и дергался, но в нем самом едва ли два аршина, а во всаднике — ого-го! А когда понял, что деваться некуда, так захныкал, так заканючил, что один из всадников презрительно шепнул ему:

— Будьте мужчиной, принц.

Не хотел он быть мужчиной! И dh’oine быть не хотел!

— Не запирай! — закричал Элрик королеве вслед. — Мамочка, не запирай! Я больше не буду! Клянусь! Больше не буду!

Пока его несли прочь, мама отвернулась и поморщилась, потирая виски.

*******

«Не надо», — повторил Элрик, когда замок щелкнул и все уже ушли.

Маленькая комната, три на три аршина, куда его запирали после самых страшных проделок — «комната для раздумий». Темная, аж жуть. Однажды его оставили в такой на целый день, а когда открыли дверь, Элрику показалось, что прошла уже целая вечность, и он уже седой и дряхлый.

— Откройте… — проскулил Элрик. — Откройте… Не буду больше бедокурить…

Никто не ответил. Подождав еще немного, он свернулся калачиком (чтобы чудища не достали до пяток) и стал напевать песенку, которую подслушал у рабов, чтобы не было так тихо и страшно.

«Волки спят в глухом лесу, — пропел Элрик. — Мыши летучие спят на ветру… Одна лишь душа во тьме бредет…»

Нет, песня совершенно не помогала.

Темно-о-о-о. Он поежился.

Цок-цок. Элрик зажмурился. Может быть, это Человек-без-Кожи? Пришел однажды за мамой, теперь придет и за ним. Страшнючий демон с безумными глазами, придет за ним и будет мучить. Стягивать с него кожу, как на картинах, и жутко хохотать.

«Там кто-то языком цокает, кто-то в темноте языком цокает, — подумал Элрик и заплакал от страха. — Там в темноте живет кто-то и смотрит на меня».

Даже не в темноте, а за ее гранью, там, где едва видит глаз.

«Мальчик, — сказала темнота. — Мальчик, мальчик-с-пальчик, Великий Мститель. Скоро ты останешься совсем-совсем один».

Божечки!

Элрик вскочил на ноги и забился о дверь, отчаянно вереща:

— Выпустите! Откройте!

Он бился об эту дрянную дверь, как птица о скалы.

«Мальчик, мальчик, — сказала темнота. — Только ты и Серая Смерть».

Элрик вытаращился на дверь, словно та — самый страшный в его жизни враг — и со всей силы влетел в нее плечом…

…чтобы вылететь с другой стороны и пребольненько удариться о каменный пол, плюхнувшись прямо под ноги стоявшего с той стороны двери всадника, сжимающего в руках длинную пушку.

Глаза эльфа от удивления стали как две огромные плошки.

*******

— Просто захотели, — посмотрел на него магистр Альберих, повторяя слова Элрика. — И перепрыгнули сквозь дверь.

Альберих был такой старый, что видел Начало Времен. Глаза его были подернуты дымкой: казалось, старее магистра вообще ничего не бывает.

Элрику всегда казалось, что когда ты такой старый, жить ужасно скучно.

— Угу, — насупился он, потирая ушибленное плечо. — Там внутри что-то сидело и на меня смотрело. Я испугался.

— Вот как, — кивнул головой старый эльф.

И замолчал. Уснул, наверное. С ним такое часто бывало. Элрик посидел еще немного, и уже собрался вставать, когда магистр сказал:

— Вы — нечто очень особенное, юный принц.

Если бы…

— Правда? — с надеждой переспросил Элрик. — А мама так не считает.