Anno Domini MCMLXXIII.
III.IV
Загадки встречаются у всех народов, на какой бы ступени развития они не стояли. Хоть со временем их стали воспринимать, как простые умственные упражнения, в основе каждой из них лежит мифическая символизация.
Загадки Venditor Obscurus, судя по многочисленным источникам из этого мира и прочих, всегда содержат в основе своей символы зеркала, воды и тени. Тот архетип бессознательного, что мы прячем от себя, но бросаем отражением на других.
Я полагаю, во всем этом есть какой-то метафизический контекст: демон пытается заставить человека увидеть свою истинную природу. Чего он добивается? Мы те, кто есть. Дети Аттилы, палачи Коперника и Галилея, Сакко и Ванцетти. Люди. При всех наших несовершенствах, нас создал сам Иштен. Он даровал нам свободу воли. Что-то, о чем Venditor Obscurus может только мечтать.
II.VII
Единственный способ избежать кары, предотвратить выполнение контракта — найти того, кто готов пожертвовать собственной душой ради спасения жертвы Venditor Obscurus. Он недооценивает изворотливость и волю к жизни homo sapiens — вместо того, чтобы действительно найти человека, готового пожертвовать ради нас жизнью, мы находим тех, кому это выгодно.
Впрочем, девушка с изуродованной челюстью вызвалась это сделать. Как ничтожны уродливые женщины — как жалки их заискивающие лица. Их любовь мало чем отличается от обожания комнатной собачки — и уважением к ним немногим больше. Чародей отказал ей. Его нетрудно понять; поручить такое задание влюбленной женщине может только идиот или самоубийца.
Я заступлюсь за душу Вильгефорца из Роггевеена, совершив при этом — какая божественная ирония! — библейского масштаба самопожертвование. Он не доверяет мне — я не доверяю ему, но злобную собаку гладят, пока намордник не будет готов. Пусть жнет, где не сеял. Взамен маг дал клятву крови использовать подаренное демоном могущество, чтобы открыть портал, масштаба которого не представлют даже Aen Elle.
IV.IV
Судя по глубоким теням под глазами Милены, ее снова мучили кошмары. Elszomorít látnom, miként veti árnyát tiszta germán szépségére a kimerültség. Ha valaha visszakerülnék — visszakerülnénk — a civilizációba, bizonyára sikerül rávennem Rust urat, hogy a filmművészet új csillagává tegye.
Что за странный язык? Мне так любопытно, что здесь написано. Но все же у Иштвана не дневник, а поток сознания, приходится продираться как сквозь чащу. А еще ученый.
От проклятия мало способов избавиться — и все они смертельно опасны. Стоит Милене только сказать о них, как она не преминет ими воспользоваться, даже ценою собственной жизни. Попадет в ловушку, заглотит крючок, забудет о благоразумии — и — неизбежно — проиграет. Я знаю ее лучше, чем она сама.
Знал бы ты меня лучше, чем я сама, был бы жив.
Единственный способ избежать мук вечных — совершить самопожертвование?! Полнейший фарс.
Пожертвовать собой, чтобы спасти себя же. И это мерило добродетели? Эти словесные игры извратили саму идею христианства, из всякой истины сделали ложь, из всего честного — душевную низость.
Совершить самопожертвование?..
V.XVIII
Dämonen, weiß ich, wird man schwerlich los. О, истину глаголил Великий Язычник!
Он обещал, что не будет преследовать ни меня, ни чародея. Я не доверяю потусторонней твари, но знаю: Venditor Obscurus не лжет. Он физически не способен это сделать: честность, пусть и условная, — плата за бесконечное могущество.
Сложность загадки О’Дима зависит от оппонента; и либо он сделал мне величайший в жизни комплимент, либо попросту хотел изжить со свету. Где-то глубоко в душе я верю — своей победе я обязан Иштену. Загадка демона действительно оказалась вариацией на тему отражения — но как тяжело было отыскать нужное в царстве тысячи зеркал. Там, в этом измерении, я встретился со всеми своими низменными, жалкими страхами.
Вильгефорц из Роггевеена навеки мой должник, и он вернет свой долг. Я позабочусь об этом. Для того, чтобы открыть портал такой точности, понадобится колоссальная энергия. Энергия, которую я не смогу добыть никаким другим способом, кроме массовых убийств. Как говорил когда-то Бузенбаум: «Кому дозволена цель, тому дозволены и средства». Великое не должно быть стеснено посредственным, мораль не должна кастрировать науку, жизнь des Mischlinges не равноценна жизни человека.
Покинутый вдали родимый край, всегда в разлуке дорог, словно рай. Слова дьявола да Иштену в уши.
XX.XXV
«Во мне едино то, что было, и что будет. Являть грядущее и прошлое рожден немой помощник убиения Медузы, облитый златом и отравленный огнем»
«Alle Menschen haben mich, unmöglich der Verzicht. Doch mancher Mensch verachtet mich und wünscht, es gäb mich nicht»
«Не лгу с времен начала. Воплощение чистой правды коль зрить не можешь — отрекайся и беги. И я тогда, борьбой твоей отравлен, исчезну тоже, обездвижен и убит».
«Mon premier est au centre du pain. Mon deuxième est plus qu’un chef. Mon troisième est les deux dernières lettres de „fenêtre“. Mon tout est en verre.»
«Я помогу тебе вблизи увидеть дали, — бессмертный глаз, что зрит мельчайшие детали, дарящий пламя, преломляя солнца свет. Поверь, сильнее и опасней в мире нет».
Когда я читаю эти загадки, я не могу сдержать смеха — каким недоумкам задавал их Venditor Obscurus? Мне же пришлось угадывать, кто именно носил дымящееся зеркало на груди. Тецкатлипок, и искать его статую посреди тысячи таких же.
Наконец-то! Загадки! И схемы миров о’Дима… Я внимательно рассмотрела приложенную карту.
XVII.X
Следовать голосу своей совести удобнее, чем голосу рассудка; при дурном исходе у совести найдётся всегда и оправдание, и утешение. Люди любят сострадать, это их великая страсть. Когда я был настолько же юн, как Милена, и в моей голове также было полно идеалистического мусора. Она повзрослеет. Это неизбежно. Я уже не в том возрасте, чтобы жаловаться на детей — как веками говорили каталонцы, cría cuervos y te arrancarán los ojos.
Милена не понимает, как я близок к тому, чтобы навсегда вытащить ее из грязи, из мрака, из вечного застоя. Я покажу ей иную жизнь — такую, какой она должна быть.
Портал будет открыт; и когда она узрит дивный новый мир, надеюсь, уже возведенную Столицу Мира, вымощенную золотом, поймет, как заблуждалась.
Как жаль… Как жаль, что это не увидит Катарина. Das Opfer, das die Liebe bringt, es ist das teuerste von allen….
Окончательно убедившись, что с этого момента пошли личные переживания, я отложила дневник в сторону. Шальную мысль о том, что я убила любящего меня человека, я отбросила куда-то на задворки подсознания. Что сделано, того не изменить.
Не в этом суть. Способ избавиться от проклятия существует — самопожертвование! Вызвать Гюнтера о’Дима на дуэль, вступившись за душу Ольгерда, решить загадку и избежать вечности в сомнительной компании.
Сущий пустяк.
Но Иштван справился! Иштван победил Гюнтера о’Дима! Я смогу это повторить, а если не смогу, то кто смог бы? У меня есть примеры загадок, схемы миров, меня лично обучал грандмастер Табулы Разы… Призрачный шанс, но у меня есть больше сведений, чем у кого-либо.
Мне нужно рассказать обо всем Ольгерду. О, какое у него будет выражение лица, когда он поймет, что его душа теперь в моем распоряжении?! Кто еще за него заступится? Кабаны? Чувство внезапно обретенной власти опьяняло пуще вина.
Атаман, к счастью, в спальне — уводить его в сторону для разговора по душам не придется. Я постучалась в дверь. В ответ раздалось вальяжное «входи».
Ольгерд лежал в широкой деревянной бадье — мокрые волосы зачесаны назад, бокал в правой руке — и наслаждался видом на озеро. Рядом с бадьей стоял маленький деревянный столик с недопитой бутылкой вина и тарелкой винограда.
Он знает, чем меня приманить — я тут же отправила в рот пару виноградинок. Атаман приглашающим жестом указал на бадью. Соблазнительный пар поднимался над водой. Самое время смыть с себя весь ужас Горменгаста. Я медленно потянула шнуровку рубашки.
