— На язычника вы не похожи, — попыталась я отвлечь незнакомца светским разговором, надеясь, что он потеряет счет картам в моей руке.
— Я не язычник.
Быть того не может, опять брукса?! У него там что, целая армия нетопырей прячется по карманам? Лысая гора так и притягивает к себе плутов и пьяниц.
— А что привело вас на Лысую Гору?
Пришло время призвать на поле боя начальника Нильфгаардской разведки, последнюю надежду моего бесславно гибнущего гарнизона.
— Вопросы личного характера, — уклончиво ответил он.
Второй раунд обязан стать реваншем, после вопиющего разгрома в первом. В моем подчинении три лучших шпиона Великой империи, провал в мои планы не входил. Я отодвинула кубок с вином в сторону, капля трезвого рассудка еще пригодится.
— Любовь?
Это предположение показалось мне самым логичным — мрачный незнакомец в кожаным сюртуке, освещенный мягким светом полной луны, словно сошел со страниц романтической трагедии.
— Можно и так выразиться, — даже не моргнул, ни на миг не отвел взгляд от карт. Внимательность и выдержка, достойная бывалого шпика.
Повеяло горьковатым ароматом дурман-травы — легкого галлюциногена, которым баловалась молодежь в деревнях. Юная девушка в белом хлопковом платье, измазанном ягодами, заливисто хохотала, кружась под слышимую одной лишь ей музыку, ловила руками невидимых светлячков. Незнакомец слегка покачал головой, наблюдая за этим зрелищем, и процитировал известного при императорском дворе поэта:
— Не видя, видит взор иное, чудесное и неземное…
— …не слыша, явно ловит слух, — пробормотала я продолжение, выискивая в своей колоде хоть что-то приличное. Незнакомец благосклонно наклонил голову, оценив мои познания в поэзии. — И где же ваша возлюбленная?
В ответ на мой намеренно бестактный вопрос мужчина то ли раздраженно, то ли задумчиво забарабанил кончиками пальцев по столу.
— Какая вы любопытная особа.
Скорее до предела азартная, а мой арсенал отвлекающих маневров не так велик. В подметки не годится бессмертной армии моего противника.
— Желал бы я сам знать ответ на этот вопрос, — глубокая морщина на его лбу стала более отчетливой, а взгляд устремился куда-то вдаль.
— Вы её еще не нашли?
Я первый раз заглянула в его стальные глаза, желая проверить свои женские чары на ком-нибудь, чье сердце не высечено из камня. На моем лбу тотчас выступила испарина, несмотря на холодный ветер — глаза моего собеседника выглядели точь-в-точь как человеческие, но принадлежали они не человеку. Упыря выдавали едва уловимые глазу детали — не чувствительные к свету зрачки, фосфоресцирующая радужка и потусторонний, немигающий взгляд.
Именно так в легендах описывали Хагмара, ночной кошмар Туссента. А Цимисх не оставил в живых никого, кто мог бы рассказать его легенду. Зато описал свои подвиги в книге, которую Иштван наказал никогда не открывать, а я, на свое горе, в очередной раз его не послушала.
— Уже потерял, — холодно ответил он, выложив на стол карту Скрытого.
Надо бежать с поля боя. Бежать куда глаза глядят, не разбирая дороги, к чертовой матери!
— Не везет в картах — повезет в любви, — утешила меня нечисть.
Мне не везет ни в картах, ни в любви, а со случайными встречными я больше никогда за один стол не сяду! Выдавив из себя слабую улыбку, я попыталась встать, благодаря Лебеду, что он избавил меня от искушения украсть брошь. Ноги едва слушались.
Упырь предложил мне карту Скрытого в качестве утешительного приза, но я быстро замотала головой. Он пожал плечами, видимо, посчитал, что и у меня помутился рассудок от дурман-травы, если отказываюсь от такой редкой карты.
Лишь когда оказалась по крайней мере за версту от монстра, я с облегчением перевела дух. Среди высших сил наверняка есть одна, которая занимается лишь тем, что чинит мне неприятности. Нужно предупредить Ольгерда, что Лысая Гора кишит вампирами, демонами и еще дьявол знает кем.
Атамана и след простыл, впрочем, я не очень и старалась его найти, скорее просто брела между раскинутых шатров, наблюдая за веселящимися людьми, слушая яростные споры, перетекающие в драки, но неизбежно заканчивающиеся братаниями и клятвами в вечной дружбе. Их жизнь казалась в эту ночь иллюзорно беззаботной.
Тяжелое дыхание у моего уха, раскаленная кожа — это все теперь казалось наваждением. Ольгердом не могло руководить ничего кроме похоти, я не тешилась иллюзиями о чем-то большем. Мной же?.. До сего дня я даже не задумывалась о самом бессмертном атамане — воспоминания о нем закружились разноцветным калейдоскопом.
Кровь. Письма. Яблоко. Камень. Наше весьма неудачное знакомство и события, последовавшие за ним, стремительно проносились перед глазами. Щедро сдобренные страхом скорой смерти и гадливым ощущением, что время уже истекло, а я впервые осталась наедине со своими мыслями.
Заслужил ли Ольгерд спасения? Не мне об этом судить. Но и не Гюнтеру о’Диму. Свело ли нас Предназначение? Мне кажется, что наша встреча была неслучайной, но так думает каждая женщина после ночи с мужчиной.
Под непробиваемым каменным панцирем томился узник — живой человек. Выпадет ли в моей жизни шанс познакомиться с ним?
Ольгерда я нашла рядом с роскошным шатром, увенчанным гордо реющим флагом Редании, что было весьма предсказуемым. Увидев, кто стоял рядом с ним, я остановилась и спряталась за толстым стволом дуба. Он стал мне надежным укрытием, из которого можно и подслушивать, и наблюдать, как Ольгерд разговаривал с девушкой, одетой в бархатное красное платье, выделяющееся почти неуместной роскошью на кметском празднике.
Даже знать присоединилась к всеобщему веселью. В том, что девушка была из знатного рода, не возникало никаких сомнений — об этом красноречиво говорили и осанка, и манеры, и соболиная горжетка. Как же я люблю аристократов — людей, чья величайшая заслуга — родиться. Стражники по обе стороны шатра холодно рассматривали вооруженного незнакомца, слишком близко подошедшего к их хозяйке.
— Елена Вуйчик, — представилась она, присев в коротком книксене. — Благодарю за помощь, господин?..
Ольгерд вложил ей в руку какой-то предмет, который я, как ни силилась, не смогла распознать.
— Ольгерд фон Эверек. Enchantée, сударыня, — девушка изящно стянула кожаную перчатку, и Ольгерд коснулся губами протянутой руки. — Вы, часом, не родственница многоуважаемому пану Вуйчику?
Ревность всегда напоминала мне икоту — так же непроизвольна, неподвластна разуму и абсолютно бесполезна. С госпожой Вуйчик Ольгерд до предела обходителен, меня же пытался нагнуть, как сельскую доярку. Кесарю — кесарево, тысячелетний порядок не изменить.
— Дочь, — с глубоким достоинством ответила Елена Вуйчик, отбросив все возможные сомнения о том, что пан Вуйчик действительно многоуважаемый человек.
— Ольгерд фон Эверек?!
Ответ Ольгерда померк на фоне зычного голоса мужчины в летах, по-отечески приобнявшего девушку за плечи. Он был одет в расшитый камзол, на котором, как на витрине, красовались ордена Редании за доблесть в боях. Несмотря на седую шевелюру, его борода еще блестела пшеничным оттенком, а в движениях угадывалась почти юношеская проворность.
— Быть того не может, да я с родителем вашим служил! — голос мужчины был оглушительным, словно рев разъяренного быка. — В честь него же назвали? Вылитый отец, узнаю фамильные черты! — он положил тяжелую руку на плечо Ольгерда и основательно его тряхнул. Тот простил фамилярность старому знакомому. — Мы с ним когда-то мятежников под Третогором с землей сравняли! Как здоровье достопочтенного батеньки?
Святой Лебеда, да сколько же Ольгерду лет?! Крестьянское восстание под Третогором произошло еще задолго до того, как я на свет появилась. Теперь я могу с полным знанием дела рассуждать о мужчинах постарше.
Девушка застеснялась неуемного пыла своего родителя и мягко потянула его за рукав. Тот отмахнулся от нее, расплываясь в радушной улыбке и поглаживая роскошную бороду. Стражники расслабились и снова прислонились к шатру, прикрыв глаза.
