Страницы были почти не повреждены. Я провела пальцами по тонкому пергаменту. Какая неведомая сила выписывала эти тонкие изящные буквы? В каком из бесчисленных миров был создан этот манускрипт?
— Я решил уберечь тебя от соблазнов. В прошлый раз ты не особо церемонилась ни с моими личными вещами, — Ольгерд потер горло, — ни со мной.
Именно на этом столе я прочитала письмо другого Ольгерда к некогда любимой жене. Скорее Белый Хлад наступит, чем он забудет события той ночи.
— Прости меня.
Ольгерд даже не удостоил меня взглядом.
— Мне на коленях тебя молить о прощении? — Даже после этого он вряд ли увидел бы живого человека за личиной воровки.
Не было в моей фразе никакого двойного смысла, но долгое, выдержанное молчание Ольгерда заставило его там появиться. Атаман пристально посмотрел на меня и широко улыбнулся.
— Еще один намек, — усмехнулся Ольгерд, окинув взглядом с ног до головы. — Ты для меня принарядилась? Я и без того слышал, чье имя ты стонала во сне. Мое.
Да быть того не может! Я резко вцепилась в край стола, раздумывая, как бы мне побольнее ужалить его в ответ за такую наглость. Щеки обжег предательский румянец.
— Моя кровать в двух шагах отсюда, я с большим удовольствием избавлю тебя от страданий. Тем более, что есть в тебе некое je ne sais quoi, — Ольгерд слегка коснулся ножен карабелы. — Питаю я некую слабость ко всему необычному.
Да что он о себе возомнил?! Его до бесстыдства прямое приглашение было бы менее гадким, если бы я действительно не испытывала к нему никаких чувств. Что ж, я никогда не отличалась хорошим вкусом в выборе мужчины. Но в этот раз я превзошла саму себя.
— Ты себе безбожно льстишь, атаман.
Ольгерд откинулся на спинку стула и взял с тарелки яблоко, с хрустом его надкусив.
— Ты ведь не думаешь, что я буду за тобой бегать, как мальчишка?
Я не настолько наивна, чтобы ожидать от него нежных ухаживаний, но он даже с оксенфуртскими путанами был галантней. По крайней мере, они так рассказывали. Я, видимо, не достойна вина и сладких речей?
— Бегать? Ты мне и слова ласкового не сказал!
Ад и черти, это прозвучало так, как будто я только этого и жду! Ольгерд лучезарно улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
— Иди ко мне, цветочек мой яхонтовый, — он медленно похлопал себя по коленке свободной рукой. — Я тебя приголублю.
Если бы не эта откровенная издевка в голосе, я бы нашла такую манеру обольщения вполне себе очаровательной. Особенно этот медово-тягучий голос. Надеюсь, презрительная гримаса надежно скрыла мои истинные мысли.
— Иди к дьяволу, Ольгерд.
— Только от него вернулся. Княжна моя синеокая, твоя неприступность разбивает мне сердце! — Ольгерд схватился рукой за грудь, там, где должно было быть сердце, несомненно пытаясь наглядно продемонстрировать, насколько ему больно.
Шут гороховый! Я склонилась над страницами Кодекса, рассматривая схематичное изображение врат между Сферами, и забарабанила пальцами по столу.
— Досадно, у Витольда срабатывало безотказно.
Кем бы ни был этот Витольд, он был, по всей видимости, более искренен в своих заигрываниях.
Около сотни страниц. Их было многим больше — все хоть сколько-нибудь полезные мне Ольгерд уже убрал, видимо, ориентируясь на переведенные мной заголовки.
Я выжидательно посмотрела на единственный занятый стул. Ольгерд бросил огрызок яблока обратно в вазу с фруктами и направился к выходу. На прощание он недоверчиво хмыкнул и наконец-то вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Слава Лебеде, что перед расшифровкой кодекса я успела набить руку на других работах. Первые страницы были почти не искажены после моих манипуляций. Бесконечный рукописный текст лишь изредка прерывался необычайной красоты иллюстрациями: на одной из них наше измерение, Continents, было изображено лишь одним из многочисленных отражений некоего «исконного» мира.
Читать и понимать написанное оказалось тяжело из-за множества имен и мест, которые мне ни о чем не говорили. Кроме отрывков на латыни Кодекс вмещал в себя слова на языке, который был мне незнаком — алфавит напоминал какую-то причудливую вязь. Должно быть, это санскрит — его Иштван называл одним из двух древних языков, которые понимают во всех Сферах.
Теософы различают два вида договора: подразумеваемый, но не выраженный прямо, или Professio Tacita, и подписываемый кровью Professio Expressa.
Публичный договор (Professio Expressa) может быть заключен или на sabbatum, со всеми необходимыми обрядами (solemnis sive publica) или без свидетелей через подписание соглашения (priuata) двумя сторонами. Выкорми ворона, и он выклюет тебе глаза.
Договор должен быть кровью подписан обеими сторонами. Пример подписи:
Factum in infernis, inter consilia daemonum. Comix cornici nunquam confodit oculum. Baalberith, scriptor.
Прочитав два последних предложения, я еле сдержала желание бросить страницы в камин. Чужое, нечеловеческой природы присутствие в моей голове…
О спасении душ святой Фома говорил следующее: «Тот мужчина или та женщина, которые заключили контракт с пифоническим духом, должны быть мучительно умерщвлены». Volenti non fit injuria. В своих речах на горе Гризим он упомянул тех немногих, что избежали оплаты в сделке с торговцем: «Одолеть дьявольскую сущность можно, лишь вступив в его игру».
Хинкмар из Реймса был первым автором, включившим в «Житие св. Антония» рассказ о слуге сенатора, влюбившемся в дочь своего хозяина. Продав свою душу дьяволу, камердинер завоевал ее сердце. Он спасся только с помощью святого, который помог ему обыграть Дьявола и заставил его расторгнуть контракт.
Слово «игра» было обведено, а над ним — надпись: IX.VI, Хозяйки Леса (venefica), праздник осеннего Эквинокция. Они знают про игру Г.О.Д.
Буквы превратились в сплошную бессвязную массу, когда я увидела этот аккуратный каллиграфический почерк. Даже если мое сознание выжжет дотла адское пламя, я бы узнала его. Иштван.
Меня резко замутило, да так, что я едва успела добежать до ближайшего ведерка. Это могло быть только ловушкой, садисткой игрой чьего-то больного воображения. Месть О’Дима настигла меня раньше, чем я предполагала?
Почему ремарки на Кодексе написаны почерком грандмастера Табулы Разы? Почему старый ублюдок лгал мне, что манускрипт лишь легенда?! Бесчисленные вопросы, ни единого ответа. В какой же водоворот втянула меня лишь одна несчастливая встреча.
«Одолеть дьявольскую сущность можно, лишь вступив с ним в его же игру». Какую игру? И, что гораздо важнее, как в ней победить?
Праздник осеннего Эквинокция, посвященный древнему языческому богу Вейопатису. В деревенских общинах Велена он до сих пор празднуется, туда еще не добрался испепеляющий жар Вечного Огня. На Лысой Горе в этот праздник устраивают жертвоприношения. Если где и можно повстречать Хозяек Леса, то только там и в эту ночь.
Завтра. Это не может не быть западней — такое совпадение слишком маловероятно. Нужно срочно спросить Ольгерда, что он прочтет на этой странице — манускрипт мог пытаться подчинить себе мое сознание, повести по ложному пути.
Адель испепелила меня взглядом, но все-таки сказала, что атаман отдыхает и велел не беспокоить. Будь я чуть меньше напугана, не ворвалась бы к нему в спальню, но Ольгерд даже не слышал моего отчаянного стука.
Плотные шторы едва пропускали солнечный свет, но я все равно увидела атамана, крепко спящего на широкой деревянной кровати с резными ножками.. Он уснул за чтением «Битв, изменивших ход истории Нильфгаарда», тяжелого тома еще старой императорской печати. Если Ольгерда убивать, то только во сне. Еле разбудила.
— Да ты вконец ополоумела?! — Ольгерд схватился за рукоять карабелы, но, увидев мои дрожащие губы, опустил оружие.
— Прошу тебя, это очень срочно. Ты можешь прочитать эту страницу?
Слишком темно, нужно было раздвинуть шторы. Роскошная у него спальня, особенно бадья из облицованного дерева. А из окна открывался потрясающий вид на озеро.
