Прождать пришлось около часа. И тысячный, и его сотники понимали, о чём это говорит: сыночек советника, в красочных деталях описывает князю возмутительную обстановку, сложившуюся в одном из подразделений его дружины под руководством Волибора. Небось, и кто-то из присутствующих, нет-нет, да и дополнит этот доклад собственными свидетельствами. Ничего хорошего, или хотя бы приемлемого, ждать не приходилось.
Наконец дверь снова отворилась, и ожидающих пригласили в зал. Другие тысячные, представители духовенства, советники князя – все, в полном составе, сидели на своих местах. Виктор, всё ещё стоял у трона Батурия, но теперь лицом к парадным дверям, и сопровождал вошедших торжествующим взглядом. Сотники остановились у дверей, а Волибор твёрдо прошагал через зал и, опустившись на одно колено перед самым троном, протянул князю Туров меч со словами:
– Великий князь! Прими в дар меч предводителя разбойного войска, наводившего трепет на торговые обозы в твоей земле! Главные силы разбоев нам удалось уничтожить, не потеряв ни одного из верных тебе воинов. Остальные скоро придут в нашу ловушку, и мы окончательно избавим твою землю от этой поганой скверны!..
Глаза Батурия налились гневом. Он резко вскочил с трона, ногой выбил трофей из рук Волибора, и яростно воскликнул:
– Да ты совсем ума лишился?! Мне, князю Чёрного Края, ты подаёшь меч какого-то голодранца, как будто это меч Рунейского гетериарха3!
Волибор, опустив глаза, остался недвижим, кожей ощущая на себе десятки злорадных взглядов, устремлённых на него из каждого угла этого сотни раз проклятого им зала. Батурий же, всё продолжал разоряться:
– Ты уничтожил главные силы?! А, вот люди, достойные доверия побольше тебя, утверждают, что бо́льшая часть разбоев скрылась в неизвестном направлении! А ещё говорят, что твои люди не признают начальства, и не только грубят, но и угрожают расправой своим командирам! Ты не выполнил такого простого поручения, как разделаться с кучкой занюханных оборванцев, а теперь, когда всё моё войско необходимо мне в походе на Радовеж, ты хвастаешься мне какой-то нелепой ловушкой?! Так расскажи нам: что же это за ловушка?
– Один из разбойных атаманов, сдался нам без боя, и хочет привести в засаду оставшихся – ответил Волибор, не поднимая взгляда.
– Неужели?! – притворно изумился Батурий – И где же этот герой, наша надежда на покой?!
– Я отпустил его обратно к разбоям, чтобы он привёл их в западню – проговорил Волибор, понимая, как глупо выглядит этот ответ в сложившейся ситуации.
– О, какой мудрый поступок! – продолжал искрить сарказмом князь – И что же заставляет тебя верить его слову? Что помешает ему обвести тебя вокруг пальца, как последнего болвана? Может он оставил тебе в залог свои яйца? Или может он поклялся, осенив себя знамением Исы? (После этих слов, один из представителей духовенства, громко покашлял в кулак, осторожно призывая князя удержаться от дальнейшего святотатства)
– Он сказал, что шёл в этот подставной налёт, зная, что это ловушка – оправдывал свой поступок опальный тысячный – Этот человек хочет покончить с разбойной жизнью, и в обмен на помощь в уничтожении остальных разбоев, я обещал ему жизнь…
– Смотрите-ка! – не унимался Батурий – Он обещал жизнь человеку, долгие годы разбойничавшему в моих землях! А с чего ты взял, что можешь себе такое позволить?! Так, хватит с меня! Ты подготовил ловушку? Хорошо. Я, так и быть, дам тебе возможность окончить это дело. Но тысяча твоя нужна мне в походе, так что она уйдёт с остальной дружиной. Возглавит её теперь твой помощник – Виктор. Наконец в этом подразделении воцарится порядок! А тебе, Волибор, я оставлю три сотни ополченцев. Нашлись, наконец, «витязи», под стать такому «полководцу»! С твоим умом блестящего стратега, ты вполне сумеешь справиться с задачей, даже с такими «воинами» в подчинении! (Далее князь говорил, повернувшись в сторону своих советников) А если этот атаман, который обещал привести оставшихся разбоев в ловушку, всё же исполнит обещание, пускай ожидает моего возвращения здесь, в Кременце, со всеми удобствами расположившись в пыточной камере! Пусть дурачок обработает его так, чтоб сбежать не смог! Только, чтоб не сдох до моего возвращения…
– Прости, великий князь! – кротко оборвал Батурия Феофан – Прошу: поумерь свой гнев! Есть ещё важные вопросы, требующие твоего внимания. А с этим, я уверен, уже всё понятно. Позволь же, дабы не терять времени понапрасну, мне лично отвести, и представить Волибора его новым людям. Ты же, тем временем, продолжишь Совет.
– А-а-а, уводи! – махнул рукой Батурий – Только злит меня зря! Дел важных, и вправду невпроворот…
Феофан, приказав Волибору кивком головы следовать за собой, степенно направился к парадным дверям. Опальный тысячный, молча встал с колена, и пошёл следом. Взгляд его был понурым, но спина оставалась прямой, а плечи расправлеными.
– А вы останьтесь, – бросил Феофан четверым сотникам, в замешательстве топтавшимся у выхода –Вернётесь к остальным вместе с новым тысячным. За одно и волю князя засвидетельствуете…
Те лишь молча обменялись прощальными взглядами с бывшим начальником. От этих взглядов у Волибора защемило сердце. И вовсе не из-за потери высокого чина, благ от которого в отличие от более «благородных» тысячных, он так и не ощутил в полной мере. Его беспокоила дальнейшая судьба людей, ставших для него семьёй. Он понимал, что теперь его попытаются сжить со свету, но беспокоила Волибора сейчас ИХ судьба. Судьба тех, кого ОН приучил думать свободно, и говорить открыто, без унизительного раболепия, требуемого от своих подчинённых другими тысячными. И дело было не в доброте душевной, а в глубоком убеждении, что человек, мыслящий свободно, в военном деле принесёт больше пользы, чем раб, которому запрещено шевелить мозгами по какому бы то ни было поводу (дескать, за него уже подумали, а его дело – только молча выполнять приказы). Но теперь, под началом Виктора, его сотникам и простым воинам, придётся заново расставлять для себя приоритеты в выполнении поручений. Скоро они поймут, что главное, это не качество выполнения задачи, а проявление безостановочной старательности, и умение молча выслушивать многочисленные обоснованные и необоснованные укоры и оскорбления, исходящие от вышестоящих чинов. От этих невесёлых мыслей бывшего тысячного отвлёк Феофан, решивший завести беседу, пока они степенно шли коридорами Кременца. Голос советника, был наполнен сочувствием, и даже, вроде бы, неким извинением, как будто он очень хочет помочь, но не знает чем… А от того, пытается хотя бы утешить:
– Очень жаль, что так вышло, уважаемый тысячный. Князь, из-за этого случая в Радовеже совсем взбеленился! Мне даже как-то неудобно, что выбор Батурия, в вопросе Вашей замены, пал на моего сына. Другой бы только рад был, а мне вот страшно неудобно… Но прошу Вас, не отчаивайтесь! Вы обладаете серьёзным боевым опытом, и несомненным административным талантом. Кроме того, некогда вы спасли жизнь нашего владыки на поле боя! Уверен: очень скоро немилость Батурия к Вам, снова сменится признанием и доверием в его сердце! Лично я в этом твёрдо уверен, и буду ежедневно молиться Исе, дабы случилось всё это, как можно раньше!..
Придворный хитрец разливался в подобных речах всю дорогу, а Волибор только молча слушал. За время пребывания на должности тысячного, что так или иначе подразумевало присутствие в придворной среде, он хорошо усвоил повадки этой породы. Бывший тысячный прекрасно понимал, что именно близкий к княжьему телу папаша, пропихнул своё сопливое чадо на его место, и ни о каком сожалении речи быть не может. Опасаться опального тысячного, пытаясь скрыть свой след в этой истории, человеку, положения Феофана, тоже незачем. Все эти сладкие увещевания, были просто рефлекторной «зачисткой хвостов», привычка к которой вросла в характер советника, в ходе успешной многолетней карьеры придворного интригана. Дело было сделано, опасаться было нечего, но выучка профессионального коррупционера требовала, на всякий случай, официального заявления потерпевшей стороне о своей полной непричастности к произошедшему. Даже при условии очевидности обратного.
