Для Вука и Духовлада время потекло незаметно. Каждую минуту открывая для себя что-то новое, им всё сложнее было обуздать свои аппетиты. Иногда они погружались в свои занятия настолько, что банально забывали о еде. В разгар одной из тренировок, когда уже не совсем и «тренировочная» ярость, настолько вогнала товарищей в раж, что их деревянные «мечи» жалобно трещали, встречаясь на встречных курсах, послышался шорох в ближайших кустах. Бойцы замерли, насторожено глядя в ту сторону, откуда донёсся шум. Через мгновение, из кустов показалась физиономия Всесмысла. Беглый богослов питавший слабость к поэтичной грубости, был заворожен видом этих двух мужей: их голые, лоснящиеся от пота торсы, покрытые сочными синяками от пропущенных ударов, размеренно раздувались от глубокого дыхания, вызванного интенсивной нагрузкой. Лики их ещё не покинула печать ярости, пленившей их сознания во время учебного поединка, и Всесмыслу они виделись свирепыми демонами из древних легенд. Восхищённый зрелищем, он едва сумел вспомнить, зачем явился, и взволнованно огласил:
– Дозор вернулся!
– Кто пришёл из налёта? – тут же спросил Духовлад.
– Только Предраг. Он слегка ранен… Сейчас все собираются на Совет, там всё прояснится. Поспешите.
Бойцы подхватили свои рубахи, и быстрым шагом направились в сторону временной стоянки. Обсуждать пока было нечего, но на сердце давило нехорошее предчувствие… Ощущение, что всё уже никогда не будет как прежде…
В лагере наблюдалась лёгкая суматоха. Возбуждённые разбои, сползались к месту, где их уже ждал Предраг, заготавливая слова для своего обращения. Большинство разбоев, были хорошо захмелевшими, и не до конца понимали, что происходит, но всё равно тянулись к общему скоплению, раздражая трезвых нелепыми вопросами.
Наконец сборище успокоилось, и сотни глаз в тревожном ожидании уставились на Предрага. Приняв скорбный облик, атаман начал речь:
– Братья! Я принёс вам плохую весть: только мне удалось выжить в последнем налёте. К сожалению, Малыш оказался прав – это была ловушка дружинников! Я до последнего верил в Горана, в его светлый ум. Мне казалось, что он с лёгкостью выкрутится из любой сложной ситуации, проскользнёт меж пальцев преследователей… Но я ошибся: Горан действительно попался стражникам, и, похоже, за счёт нас пытался купить себе жизнь… Но судить – удел богов. Я же, могу только поведать о том, что видел своими глазами: о последних мгновениях жизни наших товарищей! Когда мы выскочили из засады, и как обычно бросились на этот небольшой обоз, с телег упали тенты, и нам на встречу бросились сотни дружинников. Но мы не орбели, и бились с врагом достойно! Я и Тур, будучи в первых рядах, первыми же и получили ранения. Я рвался продолжить сражаться, но остальные настояли, чтобы я помог спастись нашему раненому предводителю. Мне осталось только повиноваться воле большинства. Я взял Тура под руку, и помогал ему идти, как мог. Ряд героев сомкнулся за нашими спинами. Они стояли насметь, плечом к плечу! Никто из них не пожелал сдаться, никто не пожелал просить пощады! Победа над бойцами Медвежьего Воинства, дорого далась дружинникам Батурия: нас с Туром, они даже не стали преследовать, очевидно обескураженные храбростью наших братьев, и ошеломлённые собственными колоссальными потерями. Так эти герои храбро отдали свои жизни, чтобы спасти меня и Тура. Но рана нашего предводителя была слишком серьёзна. Мы прошли по лесу несколько часов, и он, чувствуя близкую свою кончину, попросил дать ему прилечь. Он искренне раскаялся в своей гордыне, просил меня простить его. Я простил его, и обнял, как родного брата! (При этих словах Предраг даже умудрился выдавить из себя слёзы) Пред тем, как отправиться на суд богов, он сказал мне, что наше воинство выберет меня новым своим предводителем. Будучи одной ногой в другом мире, он всё продолжал вещать, бессознательно глядя вдаль. Тур говорил, что мне суждено привести вас к богатству и славе! Что все наши следующие налёты, будут гораздо изобильнее предыдущих! Что никто не сможет устоять под нашими ударами! Я слушал его, и не верил своим ушам, но кто знает, что может открыться человеку на смертном одре?! Сейчас я смущён осознанием того, что, возможно, сами боги прочат мне такую Великую Судьбу, и если так, то я не могу отказаться, или усомниться в своих способностях! Я приму эту ношу, если вы пожелаете возложить её на меня! Если нет, то я стану надёжным помощником тому, на кого падёт ваш выбор!
Среди разбоев поднялся ропот: подавляющее большинство было растрогано «былинным сказанием» Предрага. Живописный рассказ о героизме павших товарищей, вселил в души этой голытьбы желание мстить за них, быть достойными их светлой памяти. Речь Предрага, вызвала желаемый им эффект в полном объёме. Он не случайно начал с рассказа о вымышленном героизме павших в налёте: львиная доля внимавшего его словам быдла, искренне видела таких же храбрецов в себе, ни на секунду не сомневаясь, что окажись они на месте «героев» из рассказа Предрага, поступили бы так же отважно, а то и ещё более эпично. Им понравилось вступление, в него хотелось верить, и они верили… А во всё остальное, они верили уже не задумываясь: и в раскаяние Тура, и в его предсмертные видения великих свершений, уготованных Предрагу богами, и в братское прощание смертельных врагов, и в железную решимость Предрага, вести Медвежье Воинство к Великой Славе, и богатой добыче.
Подавляющее большинство думало так, но все. Некоторые (единицы!), «улыбались в усы», слушая эпичный сказ о героических свершениях людей, реальное поведение котрых в минуты опасности, они неоднократно имели сомнительное счастье наблюдать воочию. Такие люди только молча покачивали головами, когда фантастичность рассказа Предрага заходила на новый виток, и не имели ни малейшего желания вмешиваться в происходящее. Но были так же и те, кто откровенно готов был вцепиться в горло Предрагу. Это была небольшая кучка людей Тура во главе с Опарой, не ушедших в налёт. Последний не выдержал, и, подскочив к ненавистному атаману, стал шипеть прямо ему в лицо, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на него с кулаками:
– Ты лжёшь! Тур никогда бы тебе такого не сказал! Он ненавидел тебя, желал твоей смерти, а теперь ты говоришь, будто он благословил тебя вести наше воинство?! Чушь! Я никогда не поверю тебе! Ты лжец! Пусть все слышат: ТЫ ЛЖЕЦ!
Экспрессивный бросок основного противника, вызвал в душе Предрага, чувство глубокого удовлетворения. Мысленно он даже поблагодарил Опару, за тупость и несдержанность. Теперь он мог спокойно обойти конкурента (и так не очень внятного), на место нового главаря воинства. Внешне абсолютно спокойно выдержав эти нападки, Предраг ответил Опаре с оттенком сожаления в голосе:
– Я могу понять, и простить тебя. Ты потерял своего вождя, и многих товарищей. Но ты здесь такой не один: нас всех постигла точно такая же утрата! И если твоя несдержанность плод твоего безмерного горя, то я пойму, и не стану держать на тебя зла… Но, возможно, причина в другом? Ты привык, что в своё отсутствие, Тур оставлял тебя старшим, привык раздавать приказы вместо него… И казна, наша казна! Может ты уже привык считать её своей за эти дни?! Ты мог изредка потешить себя иллюзией власти, но это было возможно, благодаря одному только Туру, а не потому, что всё наше воинство оказало тебе доверие. Так теперь же, давай посмотрим, кого наши братья хотят видеть во главе: тебя или меня! Может быть ещё кто-то чувствует, что способен повести наше воинство за собой? Ты, Ворон? (Ворон, стоявший скрестив руки на груди, только презрительно ухмыльнулся, и сплюнул на землю) Тогда, может быть, Вук или Ратибор? (Вук махнул рукой, отрицательно помотав головой из стороны в сторону, а Ратибор даже поленился пошевелиться, лишь состряпав на лице гримасу отвращения) Ну, раз так, тогда храброе воинство выбирай: я или Опара!
Толпа, как будто ожила: поднялась толкотня, наперебой послышались выкрики, поддерживающие Предрага, и оскорбляющие Опару, а то и грозящие ему побоями. В этот момент, Опара осознал то, что должен был понять гораздо раньше: не стало теперь не только Тура, оказывавшего ему своё покровительство. Вместе с главарём в налёте сгинуло три четверти верных людей, которые в такой ситуации поддержали бы его – Опару. Несколько десятков оставшихся, испуганно жались друг к другу, со всех сторон теснимые «политическими противниками», вот-вот готовыми перейти от угроз, в адрес меньшинства, к их исполнению. Страх тут же занял место праведного гнева в душе Опары. Как-то сразу осунувшись, он поспешил признать явную победу противника. Напряжение несколько спало, и Предраг продолжил вещать:
