«Знаешь ли ты, что один австралийский фермер придумал оригинальный способ борьбы с тараканами? В определенное время суток он поливал молоком места наибольших скоплений тараканов. Когда через несколько недель тараканы привыкли к регулярным молочным ваннам, фермер вышел во двор с блюдечком молока в руках и громко крикнул: „Кис-кис-кис!“ Тараканы поспешили из коттеджа на зов, и остроумному фермеру осталось только захлопнуть за ними дверь».

Мне же осталось только отнести мое сочинение в редакцию, что я и сделал.

Гардеробщик посоветовал пройти прямо к заведующему отделом науки и культуры товарищу Якиманскому.

Якиманский оказался курносым коротышкой, естественно, в очках. Мне он как-то сразу не понравился. Прочитав мои фактики, он спросил:

— Тут у вас говорится о самце-пауке. А скорость паучихи в беге по потолку вам еще не удалось установить?

— Нет еще, — скромно признался я.

— Жаль, — сказал Якиманский. — Ну, а откуда вы почерпнули эти уникальные сведения об Александре Македонском и австралийских тараканах?

— А это мой брат из Гомеля рассказывал. Он у нас гостил недельку…

— Ясно, — улыбнулся Якиманский. — А вы не могли бы уточнить у вашего брата из Гомеля, действительно ли фермер приманивал тараканов: «Кис-кис-кис»? Может быть, он звал их «цып-цып-цып» или «гули-гули»?

— Это я уточню сегодня же, — пообещал я.

Якиманский перестал улыбаться.

— А знаете ли вы, товарищ… э-э-э… Георгий Черномордик, что газета отвечает перед читателем за достоверность всех публикуемых сведений?

— Знаю, — ответил я, и сердце мое почему-то похолодело.

— А знаете ли вы, как поступают: авторами, которые подсовывают редакции под видом фактов собачью чушь домашнего копчения? — И Якиманский нажал кнопку звонка.

— Не знаю и знать не хочу, — поспешно сказал я и выскочил из кабинета.

А знаете ли вы, за кого вышла замуж Верочка? За товарища Якиманского.

САМОБЫТНАЯ ЛЮЛЯ

Чета Капюшонских не ждала моего визита.

Глава семьи Витасик Капюшонский сидел в подтяжках за столом и жевал бумагу. Оторвет пол-листа из тетрадки в клеточку, скомкает — и в рот.

— Витасик, что с тобой? Тебя не кормят? — спросил я, очень удивленный. — Имей в виду, что бумага ужасно бедна витамином С.

— Не отвлекай его, — сурово остановила меня Люля. — Витасик делает мне бусы.

Витасик вынул изо рта готовую продукцию — очередной катышек из жеваной бумаги — и решил воспользоваться тем, что в эту секунду его станок не был загружен сырьем.

— Понимаешь… — начал он, но Люля не могла допустить, чтобы мощный агрегат простаивал без дела.

— Витасик, жуй и не отвлекайся. Я сама все объясню. Витасик делает мне модерные бусы. Шарики из жеваной бумаги просушиваются и красятся акварельной краской. Потом нанизываются на капроновую леску и вешаются на шею. Вопросы есть?

— Это что… красиво? — осведомился я робко.

Люля взглянула на меня с состраданием.

— Да, это свежо, оригинально и выражает мое «я». В каждом человеке есть уникальное, неповторимое «я», но не все умеют его выразить.

— А ты умеешь?

— Да, я умею.

— Гм…

— И не хмыкай, пожалуйста. Сейчас очень модно выражать свое «я». Мы были в ту субботу у Булкиных, и Зинка показывала мне бусы из фасоли, которую она сама раскрасила зеленкой и йодом. Очень мило.

В это время Витасик извлек очередной готовый шарик и прежде, чем набить рот новой порцией бумаги, успел-таки вставить словцо:

— Интеллигентная женщина не может украшать себя ширпотребом, купленным в галантерейной палатке на рынке.

Ай да Витасик! Значит, он жевал тетрадку не по принуждению, а добровольно и даже, больше того, с энтузиазмом. Я и не знал, что он такой преданный муж.

— Ты жуй, жуй, Витасик, и не горячись. Мы с Люлей сами разберемся. Хорошо, Люлечка, с бусами я понял. Ну, а как же мебель, стены, кастрюли — они, выходит, тоже должны выражать неповторимое «я» хозяйки дома?

— Кастрюли — не знаю, а мебель и стены — безусловно. Кстати, мы собираемся заново переоформить наши стены.

— Каким образом?

— Нам обещали сосватать одного мастера. Вообще-то он студент-медик, но очень модерный юноша, с большим вкусом и отлично оформляет стены.

— Как именно?

— Он мажет обои клеем по рисунку и прилепляет их лицом к стенке. Потом разводит краску и пульверизатором наносит на обратную сторону обоев абстрактные пятна. Причем все быстро, интеллигентно, в белом халатике. И никаких этих авансов на поллитра и идиотских разговоров насчет купороса, который «себя оказывает». Очень милый мальчик. Булкины охотились за ним полгода.

— Скажи, Люля, а этот модерный мальчик не может по сходной цене приклеить обои правильно, рисунком наружу? Я как раз собираюсь делать ремонт.

— Но это же пошло! — возмутилась Люля. — Я, например, не желаю, чтобы в моей квартире выражал свое «я» директор треста «Главобои»!

Теперь я помаленьку начал постигать Люлин взгляд на вещи.

— А вот я видел, у вас в передней лежат березовые дрова. Это тоже для… мм… самовыражения?

— Совершенно верно. Ты угадал. Из этих поленьев мы выдолбим корытца для цветов. Вместо цветочных горшков. Подвешиваются на двух веревочках к потолку, набиваются землей, потом туда сажаются цветочки, и получается очень интересно, мило, самобытно. Булкины выдолбили себе из сосновых поленьев, а мы сделаем из березовых. Если хочешь, мы подарим тебе два полешка.

— Спасибо, у меня центральное отопление.

— Ты просто консерва… — с чувством начал Витасик и тут же поплатился за грубое нарушение техники безопасности: он поперхнулся бумагой и закашлялся. Я дал ему основательного «леща» промеж лопаток, и станок заработал нормально.

Чтобы Витасик, не дай бог, не подавился готовой продукцией, Люля докончила за него фразу:

— Ты просто консерватор. Например, тебе, наверное, покажется странным, что сейчас в моде юбки, сплетенные из разноцветных веревок?

— А тебе это не кажется странным? — ответил я вопросом на вопрос. Я понимал, что это невежливо, но все равно Люля и Витасик считали меня питекантропом, так что терять мне было нечего.

— А я вот мечтаю об этой юбке! — гордо провозгласила Люля. — Кстати, — добавила она, — я видела такую разноцветную веревочную рогожку у кого-то из знакомых: не то покрывало на тахте, не то скатерть. Не могу вспомнить, а то бы выпросила.

Я облегчил Люлины страдания.

— Ты видела это в моей квартире, когда вы с Витасиком приходили на мой день рождения.

— Ой, правда! — оживилась Люля, и ее глаза приняли сладкое, умильно-просительное выражение. — Ты не мог бы мне уступить, а?

— Пожалуйста, — заявил я великодушно. — Забирай. Хоть сегодня. Только ты немножко спутала. Это не покрывало на тахте и не скатерть, а подстилка в прихожей, на которой спит наша овчарка Аида. Ладно, бери. Мы с Аидой готовы пострадать за модерн.

Люля промолчала.

Витасик сосредоточенно работал челюстями. К губе его прилепился кусочек тетрадной бумаги в клеточку.

МОКИН ИЗ ЦЕНТРА

Студент Боря Мокин очень уважает технический прогресс. Он его за то уважает, что прогресс экономит ему, Боре Мокину, деньги. Например, с помощью троллейбусов без кондуктора Боря экономит восемь копеек в день. А автобусы позволяют ему сберечь целый гривенник — пятак туда, пятак обратно.

А уж когда Боря узнал, что теперь можно с любого московского телефона сразу позвонить в родимый Харьков — прямо так напрямую, накрути семнадцать цифр подряд и говори со своей любимой мамой, — Боря ужасно возликовал и даже захлопал в ладоши. Он сразу смекнул, что это техническое новшество позволит ему сэкономить, пожалуй, и трешку в месяц.