Он оставил братьев. Пригнувшись в проеме, он вошел туда, где раньше располагался входной вестибюль командного узла. Потолок трескался и прогибался, но еще держался. Курта Седд подошел к яме. Он будет искать ответы в бездне.

Позади послышались шаги. Он ждал, не оборачиваясь. Он и так знал, кто это.

— В чем дело, сержант? — произнес он.

— Что–то дестабилизирует сеть.

— Похоже на то.

— Если сотрясения будут достаточно сильными, мы можем потерять все.

— Такая возможность есть. Не думаю, что это случится.

— Вы уверены?

— Да, — сказал он и понял, что одновременно говорит и правду, и ложь. Нельзя было обещать, что остальная рота уцелеет. Но он оставался убежден в собственном выживании.

— Не думаю, что вы можете быть уверены, — проговорил Вор Реннаг. — Я в это не верю.

— Ясно. Так что? Ради чего ты здесь?

Вор Реннаг вздохнул.

— От нашего флота до сих пор никаких вестей.

— И? Даже будь они на орбите, мы их не услышим. Вокс еле работает.

— Капеллан, я знаю, что у вас есть иные средства.

Курта Седд посмотрел на Вор Реннага. Он промолчал. Ожидая, пока собеседник заговорит вновь, он задумался, не придется ли убить сержанта. К своему удивлению, он рассматривал эту мысль всерьез. Вопрос был настоящим. И разве это не тот урок, что он усваивает? Что бремя верности мешает исполнить долг и реализовать свою судьбу?

— В архиве, — сказал Вор Реннаг, — вы говорили нам, что флот ушел на время. Говорили, что братья вернуться за нами. Я решил поверить вам.

Курта Седд подался навстречу сержанту.

— Я дал тебе повод усомниться во мне? — слова давались нелегко из–за поднимавшегося в груди яростного рыка. — После этой победы? После того, как тьма ответила на мой зов?

— Я не сомневаюсь в богах. Моя вера нерушима. Капеллан, я не уверен на ваш счет, потому что вижу вашу собственную неуверенность.

У Курты Седда поплыло в глазах от бешенства. Пальцы буквально зудели от желания схватиться за крозиус и размазать голову Вор Реннага в кашу. Он сдержался. Быть может, он и убьет Вор Реннага. Но не сейчас. Сержант будет полезен. Не может быть, что он единственный в роте, у кого подобные сомнения. Вопросы, которые задавал Ток Деренот, указывали, что тот тоже, возможно, колеблется. Если Курта Седд обеспечит доверие Вор Реннага, то убьет всякую возможность раскола внутри роты.

Вместо того чтобы нанести удар, он проглотил свою злость с таким усилием, что горлу стало больно.

— Моего внимания требует выбор верного пути, — произнес он.

— Как и наша эвакуация.

Курта Седд шипяще выдохнул.

— Я выясню, что смогу.

Вор Реннаг кивнул.

— Благодарю вас, — сказал он.

Курта Седд что–то проворчал и зашагал прочь.

— Охранять вход в этот зал, — бросил он через плечо. — Если кто–нибудь потревожит меня в следующие несколько минут, то умрет.

Хрустя сапогами по разбитым камням, Вор Реннаг направился обратно ко входу. Курта Седд приблизился к краю громадного провала. Он подождал, пока не удостоверился, что сержант ушел. Затем опустился на колени и вывел в пыли на полу октаграмму.

Неуверенность. Неуверенность! Как смеют его последователи произносить подобное вслух?

Они не лишат его предначертанной судьбы.

— Не будет этого, — прорычал он. — Все, за что я боролся, не может кончиться смутой и грязью.

Пока он трудился, пещеру потряхивало. Пыль сыпалась непрерывным дождем. Он слышал, как она просыпается сквозь камни и расползается по ним — словно бесконечный вздох. В вибрации пола были пики и спады, однако она не прекращалась. Множились более глубокие и тяжкие стенания камня, который боролся сам с собой. Курте Седду казалось, что они доносится с огромного расстояния, как будто вся сеть аркологии плачет.

Вор Реннаг был прав. Нестабильность могла приобрести катастрофический характер. Веру Курты Седда изнутри снедало сомнение. Как мог он верить в неотвратимость своей судьбы, если кажется, что все вот-вот кончится.

Он извлек свою варп-склянку, поместил ее в центре октаграммы и вынул пробку. Внутри сосуда из стекла и проволоки ждало нечто серое — бездеятельное, но полное голодной силы.

Курта Седд колебался. До настоящего момента он противился этой мере. Ему не хотелось выказывать слабость. Кроме того, как признался он самому себе, он не желал узнать правду, которую деятельно подавлял. Однако теперь у него была победа. Он мог продемонстрировать, чего стоит как командир. А еще он нуждался в указаниях. Развилка на пути предполагала два равно неочевидных варианта, столь же раздражающих, сколь и многообещающих.

И уже сотрясались сами пещеры. Поворотная точка уже была достигнута.

Он стянул левую перчатку и снял с пояса кинжал. У того был темный змеящийся клинок. Казалось, будто выгравированные руны движутся. Он вытянул руку и глубоко полоснул по запястью. Кровь полилась в октаграмму и внутрь варп-склянки. Жизненная влага потекла по канавкам в пыли. Октаграмма заблестела красным. Варп-склянка наполнилась, и тварь в ее недрах задергалась. Она свивала и развивала кольца, кормясь кровью и обретая бытие, которое ранило реальность.

Курта Седд отложил кинжал и снова надел перчатку. Он опустился на колени перед октаграммой и склянкой. Воздух перед ним затрепетал. Забурлил. Реальность истончалась, существо в склянке пожирало ее скрепы. Имматериум протянул вокруг свои ищущие отростки. Курта Седд запел, и воздух начал корчиться, страдая от слов. Время и расстояние таяли в воронке, дававшей темные возможности.

Вокруг октаграммы собирался шепчущий мрак. Он эхом отзывался на пение. Курта Седд вновь ощутил, насколько тонка пелена в подземном мире Калта. Он чувствовал, что мог бы проделать в ней разрыв шире. Мог бы обратить ритуал связи в цепную реакцию. Он устоял перед искушением. Ему было бы не совладать с выпущенными на волю силами. Он обладал достаточным опытом, чтобы понимать пределы своих умений.

Он сосредоточился на своей задаче. Сосредоточился на имени. В воздухе складывались фигуры, ожидавшие своей формы и названия.

— Кор Фаэрон, — продекламировал он, — ответь на мой зов. Кор Фаэрон, услышь мой голос. Говори со мной. Я нуждаюсь в твоем наставлении, Магистр Веры.

Воздух замерцал. Фигуры завертелись. Багряные и серые клубы сливались воедино, затем расходились, образуя призрачные тени других легионеров XVII-го, стоявшие в верщинах октаграммы. Их мертвые глаза слабо светились во мраке.

Но Первый капитан Несущих Слово не появлялся.

— Кор Фаэрон, — еще раз воззвал Курта Седд.

Он повторял имя со все возрастающим нетерпением. Воздух сотрясали все более мощные конвульсии. Однако ответа не было.

— Заклинаю тебя. Направь мой путь. Неужто не отзовешься мне? — взмолился он. — Кор Фаэрон! Ты послал нас сюда! Бросишь ли ты нас в нашей…

Ему ответили.

Реальность разорвалась, расколов склянку и разойдясь до самого потолка. Голоса мрака возопили в унисон, разом издав потрясенное «ахххх». Истерзанное пространство в один миг обрело форму. Оно взорвалось золотым сиянием. Не фальшивым золотом Императора — это было золото истины в последней инстанции. Золото застывших гробниц. Золото лика, взиравшего на Курту Седда.

В глазах, глубоко сидящих под густыми бровями, пылала темная мудрость. Обнаженный скальп и все лицо покрывали начертания веры и истины. Сюда явился величайший из носителей слова.

Курта Седд судорожно вздохнул. Его качнуло назад. Аврелиан.

Он едва был в силах сложить слова. Он позорил себя.

— Мой владыка Лоргар.

+Кор Фаэрона нет, дитя мое,+ произнес Лоргар. Голос примарха был насыщенным, безмятежным, звучным. Так звучала сама истина. +Он не ответит. Флот ушел. Бежал в пустоту. Подкреплений не будет.+

И все же…

+Император смотрит на вас.+

Но это не так.

Мучительные мысли исчезли, когда слова Лоргара усвоились, и Курта Седд осмелился поднять глаза на примарха.