Одна из новых подруг отправила ей отсканированные учебные материалы, и Наоко как раз проверяла почту, когда увидела странное письмо, присланное с неизвестного адреса.
«Доброго времени суток, это Ю Соквон, человек, который знаком вам через вашего брата. Прежде чем вы закроете и удалите письмо, укажу, что речь не идет о Цукасе, и я ничего не собираюсь у вас требовать или просить.
Вы сочтете это бестактностью, и будете правы, но я все-таки хотел бы узнать, как вы поступили бы, будь в ваших руках жизнь Пак Сунама. Ответив на это письмо, вы не примете на себя ответственность и я гарантирую, что вы ничем не рискуете. Я понимаю, что вы не можете верить мне после всего, что я сделал, но мне просто необходим ваш ответ.
Надеюсь, вы все-таки поделитесь своими мыслями».
Наоко закрыла ноутбук и легла на кровать, направив взгляд в потолок.
Интересно, если бы она знала, что в законодательной системе Кореи почти не существует наказания для несовершеннолетних насильников, она поехала бы в эту страну? Конечно, она бы это сделала – она ведь полагала, что с ней ничего подобного не случится.
Когда Намджу, с которым она встречалась весной прошлого года, пригласил ее посмотреть фильм в танц-студии, она без сомнений согласилась. Он ей очень нравился, несмотря на то, что был младше на целый год. Тогда ей было девятнадцать, ему – восемнадцать по корейскому исчислению.
Тем вечером она состарилась на пятьдесят лет.
Нужно было понимать, что Намджу, которого готовили на позицию лидирующего танцора, очень тесно общался с главным хореографом. Нужно было предположить, что когда-то эта скотина захочет воспользоваться кем-нибудь, чтобы отомстить за все отказы. Нужно было…
Да откуда же ей было знать? На свете нет человека, который постоянно поступает правильно. В любой ситуации можно сказать: «сама виновата, нужно было поступить так-то, подумать то-то, посмотреть туда-то». На деле все сложнее.
Как же отвратительно все сложилось.
Хореограф Пак не мог изнасиловать ее сам, боясь быть втянутым в большой скандал – иностранок никто не трогал. Но зато он вполне мог посмотреть, как это делал кто-то другой. Посмотреть, поглумиться, помочь подержать ее. Сукин сын.
Наоко зажмурилась до алых кругов под сомкнутыми веками.
Она не вспоминала о том, что произошло – в этом не было необходимости, это всегда было перед ее глазами. Все равно – открытыми или закрытыми.
Для одного Намджу она была слишком сильна, да и вдвоем держать ее было тяжело, поскольку, инструктору хотелось снять видео. Поэтому они позвали еще и Пенуна, с которым Намджу тогда дружил.
Тем вечером ее поделили на троих. Правда, инструктор Пак так ничего с ней и не сделал, хотя ему очень хотелось. Он слишком сильно боялся и ограничился руками, поскольку боялся оставлять в ней следы.
Наоко до сих пор слышала их голоса и ощущала боль в тех местах, куда пришлись самые сильные удары – они умели бить так, чтобы боль оставалась внутри и не ослабевала долгими минутами. Она до сих пор чувствовала их дыхание, их мерзкие прикосновения, их губы и руки на своем теле.
В тех часах было слишком много всего – боли, стыда, унижения, бессилия. Она до сих пор не понимала, как не свихнулась – наверное, она была слишком сильна для этого. Ей хотелось только одного – выжить и добраться до квартиры, где жил Цукаса. Позже в ней проснулось иррациональное желание продолжить учиться и добиться успеха назло этим тварям – тогда это почему-то казалось важным. Наоко вспоминала, как глупо сопротивлялась Цукасе, твердившему, что нужно вернуться домой, как кричала и била его, вымещая на нем свою боль. Тогда она не хотела, чтобы эти выродки сочли ее трусихой, сбежавшей, поджав хвост.
Она не собиралась прощать и забывать. Она вообще еще не решила, что с этим можно сделать.
И меньше всего она ожидала, что человек, который едва ли не на год отнял у нее любимого брата, напишет ей подобное письмо. Как он мог узнать о произошедшем? Зачем ему это понадобилось?
Этот Ю Соквон был таким же уродом, как и инструктор Пак. Когда она приехала за Цукасой в Фукуоку, он был одет в чужую одежду, на его шее были пятна от губ и зубов – ему даже нечем было их прикрыть, поскольку он был без шарфа. Он выглядел так, словно сбежал, и Наоко ненавидела этого Ю Соквона всей душой.
Следующим утром она поднялась с постели и первым делом написала ответ.
«Было бы справедливо, если бы каждый человек мог на своей шкуре испытать все то, что он сделал другим. Думаю, именно поэтому прежде чем поступить определенным образом, нужно хорошо поразмыслить».
*
Остальное было делом времени – Соквон нашел уже переставших стажироваться и так и не дебютировавших Ко Намджу и Чой Пенуна, проследил за их передвижениями и подобрал людей, способных помочь реализовать план.
Он думал, стоило ли ему сделать все самому или лучше было довериться другим, и в конце пришел к выводу, что раз уж он все последние недели действовал в одиночку, не лишним было бы самостоятельно завершить историю. Соквон все еще сомневался, стоило ли ему выбивать инструктору Пак плечо или даже оба – эти суставы не могли восстановиться, и в результате хореограф терял способность выполнять движения, требовавшие большой нагрузки. Насчет остального у него сомнений не было – он уже подготовил комплект вибраторов, хотя самой первой мыслью было использовать один на троих.
Ему становилось смешно, когда он рассматривал купленные игрушки и при этом раздавал указания сотрудникам службы охраны, с которыми можно было провернуть это дело.
Он использовал физическое воздействие и прежде – в случаях, когда ему нужно было чего-то добиться от людей, не желавших сдаваться. В каждой из таких ситуаций Соквон не заходил слишком далеко, но знал наверняка, что мог бы пересечь черту в нужный момент. Даже с учетом всех случаев из прошлого для него такой момент не наступил ни разу, поскольку чаще всего люди легко сдавались. Это было необходимо еще в самом начале, когда он только стал главой части концерна – тогда его мало кто воспринимал всерьез, и иногда приходилось прибегать к нечистым средствам, чтобы добиться беспрекословного подчинения.
Если он использовал эти средства просто для бизнеса, что мешало ему сделать почти то же самое по другому, более стоящему и серьезному поводу? Правда, в прошлом ему еще не приходилось использовать сексуальное воздействие как инструмент, но на сей раз был немного другой случай. Соквон не считал себя машиной правосудия и не собирался судить этих людей – он вообще не умел делать ничего подобного. Он просто собирался поступить так, как и сказала Наоко – позволить им испытать то, через что они провели ее.
Возможно, в ее словах был еще и другой, более глубокий смысл, но об этом Соквон предпочитал не думать.
Учитывая прошлый опыт, Соквон выбрал для своей цели вечер перед выходными – он полагал, что запланированный процесс займет несколько часов, так что подняться по звонку будильника следующим утром он бы точно не смог. В том, что после всего этого он собирался еще и поехать домой, к родителям и Пёнхи, Соквон не видел ничего плохого – в конце концов, его отец и братья и были теми, кто научил его пользоваться всеми доступными средствами, не мучаясь угрызениями совести.
Для процесса был составлен точный план. Соквон знал, что в определенный момент, если не иметь четкого представления о том, что собираешься делать, ощущение власти над кем-то другим может опьянить и заставить сорваться. Если бы это произошло, то Соквон рисковал бы опуститься до уровня, когда наказание уже утратило бы свою цель и превратилось бы в примитивные истязания. Он напоминал себе, что не должен был получать удовольствие от процесса, и при этом речь не шла о сексуальной части вопроса.
Если все будет сделано правильно, он почувствует удовлетворение – чувство, сходное с насыщением. У него не будет никаких сомнений ни до, ни после процедуры.
Пак Сунам, Ко Намджу и Чой Пенун не обрекались на смерть. Они всего лишь должны были получить воспоминания – то, что никогда не сумели бы забыть. Это было нормально – насколько он сумел разобрать по звуку на записях, они и сами говорили Наоко, что она не умрет, и ей нужно лишь немного потерпеть.
