Мог ли он стать другим человеком? Цукаса впервые за последние дни подумал о Соквоне. Человек, не знавший даже десятой части такой сильной материнской любви, в какой-то мере не был виноват в своем дурном характере. Ему стало жаль Соквона. В этот самый момент, когда ему было больно от огромной любви, разрывавшей его грудь, Цукаса подумал, что понял эту жадность Соквона, так яростно цеплявшегося за него. За свою жизнь Цукаса получил так много тепла и жизни, что даже отблески этого счастья, вполне возможно, казались Соквону невообразимой роскошью.

Может быть, Киока была права, когда говорила, что Цукаса привлекал людей своим теплом. Но это тепло не принадлежало ему – оно было подарено и взращено его семьей.

========== 21. Пьяный вечер ==========

После праздников, третьего января, как раз на день рождения к Наоко приехали подруги. Высокая классическая красавица Суджон уже дебютировала в другом агентстве, а смугленькая, но очень колоритная Миран ждала своей очереди в «Plane 1st». Они проводили очень много времени вместе с Наоко – ездили в Саппоро, дурачились в жилых комнатах, катались на санках и резвились в снегу как дети. Девочки планировали пробыть в Японии до десятого числа, но даже если бы им захотелось остаться подольше, Цукаса был бы только рад – с их приездом Наоко стала веселее и активнее.

Цукаса знал, что она тосковала по той старой жизни, в которой для нее составляли расписание занятий – между утренним фитнесом и послеобеденной хореографией вписывали уроки в школе, а по вечерам учили правильно петь и брать высокие ноты. Но, наверное, еще сильнее она скучала по подругам – по тем, с кем провела три года, повзрослела и многое пережила. Суджон и Миран были не просто другими трейни – они делили с Наоко общую спальню и душ, вместе ездили отдыхать, развлекались и переживали дни неудач. Наверняка они знали о Наоко куда больше, чем сам Цукаса.

Отметив праздники со своими семьями, они решили провести часть отпуска с Наоко, и это было очень щедро с их стороны. С другой… возможно, им эта поездка тоже была необходима. Иногда, в перерывах между реализацией разных идей и взрывами смеха, девочки просто разговаривали – тихо и серьезно. В такие минуты они, скорее всего, делились друг с другом тем, о чем не могли поговорить с другими.

Дни после праздника растянулись в череду ленивых будней, когда даже посетителей в кафе было не очень много. Цукаса ездил в Саппоро искать специалистов по ремонту и наладке коммуникаций, покупал строительные материалы, просматривал журналы по дизайну интерьера и без спешки решал свои проблемы. По вечерам он закрывал кафе пораньше и уходил в свою комнату, где читал или делал что-нибудь еще. В последнее время он стал чаще вспоминать Соквона, и ловил себя на том, что думал о нем.

Поэтому когда одной прекрасной ночью, после того как Цукаса закрыл кафе и даже принял душ, его телефон завибрировал с корейским номером на дисплее, он ответил почти сразу же. Он не знал, правильно ли было звонить Соквону или писать ему сообщения, учитывая не совсем мирное время, но теперь, когда ему только и оставалось, что принять звонок, он ни секунды не сомневался.

– Чем занимается моя принцесса? – промурлыкал необычно расслабленный голос Соквона.

Насколько Цукаса понял, это означало, что Соквон был пьян.

– Не знаю, – ответил он, опускаясь на кровать и укладываясь на подушку. – Откуда мне знать.

– Ты не понял…

– Все я понял, – глядя в потолок, улыбнулся Цукаса. – Просто не называй меня так. На самом деле я сейчас собираюсь спать.

– Понятно. Значит, я не разбудил? Просто… умираю, хочу видеть тебя. А еще лучше хочу трогать. Или трахать. Не давать тебе спать, изводить постоянно. Помнишь, как ты психовал, когда я тыкался стояком тебе в ногу, когда ты собирался спать?

– Отлично, тебя потянуло на воспоминания. Это вообще безопасно, нет? Ты сейчас хоть один?

– Ну, один, конечно. И этот номер запасной, он не на мое имя зарегистрирован. То есть, весь телефон целиком не мой. Теперь, правда, он мой, но изначально таковым не был.

– Ты теперь еще и телефоны у людей отнимаешь? – поинтересовался Цукаса, переворачиваясь набок и перекладывая телефон на свободное ухо.

– Да, я такой. Отнимаю что могу. Тебе ли не знать. Я просто… соскучился очень. Хочу к тебе, или тебя сюда.

– Иди, потрахайся там с кем-нибудь, у тебя просто излишки спермы в организме, – посоветовал Цукаса.

Соквон немного помолчал – Цукаса не стал его торопить и тоже отмолчался в ответ.

– Как ты вообще смеешь, – через некоторое время начал Соквон. – Как у тебя смелости хватает такое мне говорить. Знаешь же, что я лучше тебя дождусь и выебу до потери сознания, чем сейчас куда-то попрусь искать себе партнера на ночь.

– Если честно, мне не хочется, чтобы меня трахали до потери сознания. Это больно. Мне задница нужна не только для того, чтобы твой член принимать.

– Ну… ну, послушай меня просто. Я очень соскучился. А ты нет?

– Нет, – солгал Цукаса.

На самом деле, если он и не скучал в обычном смысле, сам факт, что у него стали появляться мысли о Соквоне, уже говорил о том, что Цукаса начал ждать встречи. Он не пытался от этого избавиться, поскольку понимал, что после стольких месяцев непрерывных «отношений» это было если не нормально, то хотя бы объяснимо.

– Конечно. Ты себе уже кого-то нашел? Ты там с кем-то, да? Я же все узнаю, ты же понимаешь. Я все сразу почувствую по тебе, когда ты сюда приедешь. И если я прав, я тебя…

– Убивай, убивай, только если я действительно буду виноват. Сейчас я ничего такого не делаю. Ты думаешь, это так легко – взять и трахнуться с кем-то? Как будто моя задница находится на ладони – поздоровался и уже дал себя поиметь.

– Я просто боюсь. Ты там сейчас свободный, мы две недели не виделись. Это я буду ждать и мучиться, а ты нет. Сразу себе найдешь кого-то.

Цукаса вздохнул.

– Если тебе так хочется, я обязательно кого-то найду.

– Да хватит стебаться! Я серьезно говорю. Вот сейчас слышу тебя и сразу твое лицо вижу. Хочу поцеловать твои глаза. У тебя веки мягкие. И губы тоже. Губы вообще охренительные, я как в первый раз попробовал, все оторваться не мог. И дыхание приятное… пахнет хорошо. Ты вообще пахнешь здорово, ты знал? Молоком, кажется. Только не детский запах, а такой… особенно где шея. Рядом с волосами. И плечи тоже.

– Это секс по телефону? Я такое не умею, никогда не пробовал, – чувствуя, как к щекам прилила кровь, сказал Цукаса.

– Нет, это просто… я немного пьян. Поэтому. Не слушай, если не нравится. Хотя, нет, лучше слушай. Я вряд ли еще буду такое говорить.

Цукаса перевернулся на живот. Он видел Соквона пьяным только два раза – при первой встрече и еще на Чусок, когда тот выпил на корпоративе, а потом приехал к нему на такси. Пьяным Соквон был практически неуправляемым – с ним можно было сколько угодно пытаться говорить, он все равно делал то, чего ему хотелось. И говорил всякий бред. Наверное, поэтому он в основном старался не выпивать.

– У тебя что-то случилось? Уже не праздники, а ты пьян.

Соквон опять помолчал. Цукаса дождался, пока он чуть слышно запыхтел, видимо, тоже пересаживаясь или ворочаясь в постели.

– В целом ничего. Чонвон ищет тебя, все высматривает твои следы. Уже в Пусане все проверил. Идиот. Даён стрижет своим дочерям ресницы. Кансок трахает девушку, управляющую автомобильным… этим, как его… Делает как раз то, за что, оказывается, отец его и отстранил от туристического бизнеса. Все отлично. А я, который считает все это ненормальным, звоню человеку, которого трахаю под шантажом. Звоню и говорю, что соскучился, запрещаю ему знакомиться с другими. И сомневаюсь, а стоит ли записать его голос, чтобы подрочить потом как-нибудь. Или на ночь запустить в наушники с повтором.

– Даён… что делает? Что она делает? – приподнимаясь на локте и прижимая телефон к уху, переспросил Цукаса. – Стрижет ресницы девочкам?

– Да. Слушай, я не хочу говорить по телефону, но мне пиздец как нужно кому-то рассказать. Я боюсь за ее детей. Понимаешь, я приехал домой на выходные, и вижу, что там что-то не так… ну, с детьми. С ними вообще все не так, конечно, но я имею в виду, внешне что-то изменилось. Нет, они все такие же милашки, но лица странные. А потом, после обеда, подхожу ближе, чтобы посмотреть внимательнее, и… ресниц нет. У обеих. Эта сука им ресницы отстригла. Ножницами. Представляешь, Цукаса? Ты только представь – она им срезала ресницы. Конечно, они плакали – страшно же, когда ножницами возле глаз клацают. Хорошо еще, веки им не повредила. Сука… сука… я… ты только подумай, они плакали, а она еще и лупила их за это. Блять, я почему-то… ну, подумаешь, ресниц сейчас нет. Спросил у доктора – отрастут, все нормально. Но это же пиздец, да? Это уже пиздец, скажи!