У нас ведь есть время, верно?

Поэтому я грею себя мыслями, что однажды мы с тобой снова прокатимся на «хонде» куда-нибудь, ты расскажешь мне еще о каких-то группах, названий которых я не запомню, мы сходим в клуб или прогуляемся до колеса обозрения, ты ведь сказал, что любишь забираться повыше. Пожалуйста, Скай, дай нашей дружбе шанс.

Кстати, извини за все. Видишь, я специально написал это в самом конце :)

***

С тех пор как Скай прочитал письмо Робина, его строчки не оставляли сознание в покое.

Все их встречи, особенно последняя — он ведь даже не стал слушать Робина, — заставляли Ская чувствовать себя все хуже и хуже и будто бы возвращали его в то страшное время прощания с матерью. Он не предполагал, что придется сравнивать быструю смерть с медленным угасанием, однако невольно сравнивал свои эмоции тогда и теперь.

Конечно, с мамой было тяжело: вечером, ложась в постель, он благодарил бога за то, что он дал им еще двадцать четыре часа, а утром первым делом молился за здоровье мамы и шел в ее комнату, проверять… Его сдавливали мысли о том, что их счастливому существованию отмерен четкий срок, но им хотя бы дали шанс сказать друг другу самое важное. С тех пор как рак у Кейт начал прогрессировать, поведение Ская изменилось. Каждый свой поступок он делал, исходя из болезни, каждое слово произносил, зная, что шанса что-то изменить может не быть. Хотя Скай не говорил с мамой о смерти, она всегда была третьей между ними и четвертой за обеденным столом.

В конце концов, судьба дала Скаю целых шесть месяцев, чтобы сказать и доказать, как сильно он любил маму и был благодарен за все сделанное. Боль оставалась невыносимой, доставала до сердца и обжигала его, но хотя бы давала время на осознание. Теперь, столкнувшись с тем, что Робин резко исчез из его жизни, Скай почувствовал дезориентацию. Его голова как будто кружилась, не переставая ни днем, ни ночью. И как он мог простить себя за столько дурацких поступков? За то, что даже не выслушал Робина, дал ему уйти с мыслью, что все кончено.

Он умер с ощущением, что Скай его ненавидел?

А Скай просто злился, позволил эгоизму взять верх над здравым смыслом и успокоил себя тем, что у них появится возможность что-то решить в будущем. Он поставил свои чувства выше чувств всех остальных, не думал о ситуации самого Робина, как тот чувствовал себя в центре политического скандала.

Уже сутки у Ская все это не выходило из головы, поэтому он отправился к Алексу Даймлеру. Спросил у Эли, где теперь работает Алекс, за полчаса самостоятельно изготовил адвокатское удостоверение (нашел в Интернете шаблон, распечатал его и приклеил на картонку) для прикрытия, зашел в МАГАТЭ и бросил на стол в пустом кабинете отца свое заявление об увольнении, а потом пошел на площадь Хогана.

Территория около входа до сих пор была огорожена, а люди в костюмах химической защиты рыскали в поисках улик. Эта улица ничем не отличалась от любой другой, но Скай почему-то ощущал здесь себя словно в холодной западне. Он глубже засунул руки в карманы, заходя в зал суда. Эли сказал, что вход в прокуратуру попал в зону карантина и ему придется войти с другой стороны. Стараясь не привлекать к себе внимания, Скай прошел по длинному коридору, повернул вправо, преодолел почти пустой зал, метров двадцать в длину, поднялся на третий этаж и постучал в дверь Алекса Даймлера.

Скай не пришел бы к нему, будь у него другие варианты. Но в морге четко сказали, что тело Робина оставалось уликой, а значит, провести его внутрь мог только сотрудник прокуратуры.

Алекс с кем-то беседовал по телефону, стоя у окна, и, увидев Ская, почти сразу прервал звонок. Не дожидаясь его дальнейших действий, Скай толкнул дверь, а сам остался на пороге.

Драка, случившаяся вчера, уже не имела для него значения.

Несущественно, неважно.

— Извини меня за то, что случилось, я не должен был говорить так ни о Киме, ни о тебе, — сказал Скай.

И соврал.

Потому что для него ровным счетом ничего не поменялось. Ким виновен, Ким должен был умереть вместо Робина. Но ради того, чтобы в последний раз взглянуть на Робина, Скай засунул все свои принципы в задницу и даже улыбнулся.

— Хорошо, Скай. Я принимаю твои извинения, но не понимаю, почему ты здесь, — ответил Алекс, обходя свой стол.

Он остановился за два шага до Ская, скрестил руки на груди.

— Отведи меня в морг, попрощаться.

— Что-что?

— Пожалуйста, это последняя моя просьба, я исчезну из твоей жизни и жизни Кима. Не создам никаких проблем, пожалуйста, дай мне попрощаться!

— Скай, это исключено, я не могу…

— Можешь. Как раз одного твоего желания и достаточно. — Скай подошел к нему ближе.

Он был ровно за одну секунду до того, чтобы встать на колени и молить его.

— Что ж, боже, ну хорошо, я проведу тебя к нему.

Скай медленно кивнул и не заговаривал больше до самого морга. Он понимал, что все изменится с минуты на минуту, больше никаких иллюзий, будто это дурной сон и можно что-то исправить. Он и так медленно сходил с ума, начал действовать непредсказуемо даже для себя и пугался своих же мыслей.

Неловкость, трепет и другие чувства остались во вчерашнем дне для Ская. В жизни с повседневными заботами, вроде выбора рубашки или темы разговора со слишком навязчивым таксистом. Внутри Ская оставалась только боль, боль, боль.

В зале, где находилось тело Робина, буквально все кричало о покойниках. Стол, инструменты, перчатки. И запах. Неуловимый запах — нет, не тел, самой смерти. Скай сжал кулаки так сильно, что кожа побелела, старался дышать ритмично, хотя к горлу уже подкатывал ком, и только сила воли мешала ему расплакаться.

Алекс открыл одну металлическую дверцу, сверившись с номером, посмотрел на Ская, будто ища согласия, и вытащил тело.

Оно было накрыто белой тканью.

Сглотнув, Скай подошел вплотную.

Ни одна эмоция не сравнилась с теми чувствами, что накрыли Ская в момент первого взгляда на Робина. На Робина, каким он был при жизни, и все же кардинального другого. Без задорного румянца, с бледными губами, пустыми глазами под закрытыми веками. Задрожав, Скай вцепился правой рукой в левую, до крови надавливая короткими ногтями.

— Он мертв…

Алекс продолжал растерянно смотреть на Ская, но позволил ему погладить Робина по лбу. Опуститься низко-низко и сказать ему на ухо:

— Как ты мог меня бросить? Скажи, как ты мог… — Всхлипнув, Скай провел рукой по волосам Робина. — Я так много хотел тебе сказать! Я без тебя не могу, понимаешь? Я не смогу без тебя, Робин, зачем ты так со мной поступил?.. Это больно, знаешь?

Скай поднялся, но продолжил гладить его ладонью.

В этот момент он искренне захотел на обратной дороге домой попасть в автокатастрофу.

========== Глава 18 Еще один день, когда все началось ==========

Эшли прекратила замешивать тесто, когда в дверь постучали.

«Что ж, пирог с яблоками придется отложить», — подумала она, потянувшись к кухонной салфетке.

Дети в ее дом вернутся нескоро, однако привычка брала верх. И Эшли готовила. Готовила, словно мальчики и девочки ждали удобного случая, чтобы попробовать лакомство, а Робин, сонный и потрепанный, снова выходил из комнаты, отщипывал от пирога маленький кусочек, за что получал кухонным полотенцем по рукам. И она так часто ругала его.

— Что ж я за идиотка такая, — Эшли устало потерла лицо рукой.

Сколько раз она вот так себя вела? Не покупала Робину сладкое, кричала на него за разбросанные машинки на полу, пыталась заставить его завести девушку… Достаточно ли часто она говорила Робину, как сильно любит его со всеми недостатками и достоинствами, чтобы он понял и осознал?

Посетитель снова напомнил о себе. Эшли направилась в коридор, чтобы не заставлять Кима долго ждать.

Она не остановилась перед зеркалом, сочтя ночную рубашку и тапочки приличным вариантом. Приличным в данной ситуации. Она представила себя в магазине около полок с консервированными оливками и посетителей супермаркета, смотрящих на нее как на сумасшедшую. Она бы крикнула им: «У меня сын умер, чего уставились?»