Адвокат бросил пальто на диван, покрутил запястьями, будто разминаясь.

— Итак, Робин, ты смотрел видео?

— Видео с Эйвери Маккензи?

— Верно.

— Кажется, его сегодня все смотрели. — Робин ждал, какой ход сделает Эли.

Он был первым адвокатом в жизни Робина, с которым ему приходилось общаться в качестве подзащитного. Эли вытащил из портфеля внушительный блокнот, диктофон и только тогда уселся, пригласив Робина сеть не напротив, а рядом с ним.

— Обожаю этого парня, — начал Эли. — Эйвери Маккензи — настоящий гений маркетинга. Запрятать такую кислую новость в настолько вкусную обертку. Ручаюсь, видео посмотрели даже подростки, которые республиканцев от демократов не отличают.

— Да уж, — сдержанно произнес Робин.

Он тоже немного ошалел после того ролика из морга. Эйвери со скальпелем в руках над той ужасной куклой выглядел реально устрашающе. Но больше Робин думал над смыслом сказанных Эйвери слов. Он обвинил в причастности ко взрывам не своего отца, который, судя по всему, был переходным звеном, а и самого президента. И Робин, сидя перед экраном ноутбука, привыкал к мысли, что стал участником самого крупного политического скандала в двадцать первом веке.

Сейчас шумиха поднялась из-за самого ролика, немногие политики поддержали обвинение Эйвери, потому что оно могло оказаться шуткой. Но политические эксперты и аналитики наперебой твердили то, что Робин и сам понимал: если Эйвери предоставит доказательства, произойдет настоящий переворот.

Вот только Робин, в отличие от них, знал, что доказательства будут.

— Робин, насколько я знаю, Ким говорил с тобой о слушании насчет залога?

— Да, что-то такое упоминал…

На лице Эли появилась кривая улыбка.

— Тебя отправят в следственный изолятор. — Он откинулся на спинку стула, показывая, как расслаблен. — До судебного разбирательства с присяжными в любом случае не дойдет, Робин. Мы заключим сделку с обвинением на предварительном слушании, прокурор захочет поймать более крупную рыбку.

— Но я должен сдаться сам?

— Что? Нет, конечно.

— Ким говорил, что им это помогло.

— Я люблю Кима, поверь, — Эли даже приложил ладонь к груди, — но он не юрист и не адвокат. Алекс решил, что Ким должен признаться в убийстве Химика, потому что это выглядело хорошо. Прошел всего день после ее смерти. Можно было предположить, что всю ночь Ким маялся случившимся и на следующий же день отправился в участок. Ну а ты, Робин? Почти полгода ты хранил эту тайну, пускай вынужденно, из-за шантажа, но тем не менее ты молчал, а теперь решил сдаться за пять минут до предъявления обвинения и уже после того, как вступил в игру Эйвери?

Вздернув бровь, Эли дождался кивка Робина.

— Вот именно, — с готовностью отреагировал он. — Мы позволим полиции тебя арестовать. Ты не должен быть жертвой, скорее смирившимся заложником обстоятельств. Ты не планировал убегать от полиции, ты хочешь ответить за содеянное, но еще больше ты хочешь раскрыть общественности правду о личности Дэвида Маккензи, чтобы все виновные понесли наказание.

Робин медленно кивнул. И все-таки решился спросить:

— Но я ведь ничего не знаю.

— Знаешь! Но благодаря Эйвери мы получим и документальные подтверждения твоих слов.

Дождавшись «ок», Эли снова зарылся в блокнот. Через закрытые окна Робин не слышал ни капли Нью-Йорка. Он пожалел, что выключил телевизор. Наверное, им предстоит следить за всеми перемещениями своих противников.

Уверенность Эли подкупала Робина, однако он не был в восторге от того, насколько зависел от Эйвери Маккензи. Самого факта его родства с Дэвидом было достаточно, чтобы сомневаться.

— А теперь неофициальная часть, — обратился к нему Эли. — Я твой адвокат, а значит, я должен знать о тебе больше, чем мама, лечащий врач и любовник вместе взятые. Все, о чем ты мне не расскажешь, может использовать прокурор или, например, Дэвид.

— Я понял.

— Поэтому честно отвечай на мои вопросы. Из родственников у тебя только мать?

Робин сам не заметил, как отстранился от Эли и посмотрел в сторону так резко, будто его кто-то позвал. Каждое упоминание Эшли для него становилось колким ударом кинжала в грудь. Он постарался взять себя в руки, да поскорее. Эли и так смотрел на него будто с жалостью, начнет сейчас речи толкать.

— Родители Эшли умерли еще до того, как она вышла замуж за моего отца. — Робин достал из кармана все еще выключенный смартфон, дабы занять руки. — Катастрофа с легкомоторным самолетом на юге Штатов — это все, что я знаю. А мои бабушка с дедушкой со стороны отца не связывались с нами со времен аварии в Грейспойнте и выселения.

Эли выглядел удивленным. Он отложил свои папки, вытащил пачку сигарет из кармана и закурил одну. Несмотря на то, что Робин не курил, он не стал делать ему замечание. Если Эли подожжет диван, они, по крайней мере, посмеются.

— Знаешь, Робин. От меня отказалась мать.

Теперь уже пришла очередь Робина округлять глаза.

— Да. — Эли выпустил струйку дыма изо рта. — И лет до семи я не мог понять, чем не понравился маме. Это были наивные детские мысли вроде «а она ведь меня совсем не знала». Я рос в итальянском приюте аж до четырнадцати лет. Пока семья из Венеции не увидела во мне… что-то, — Эли описал круг рукой с сигаретой. — И вот я здесь, доказываю им, что из меня может получиться достойный человек. Понимаешь?

— Эли, я…

— То, что происходит с нами в детстве, хотим мы того или нет, влияет на нас всю жизнь.

Теперь Робин видел, к чему клонил адвокат.

СМИ уже решили, что на него повлияла авария в Грейспойнте, а для Эли это была удобная теория. Психологическая травма — звучало драматично. А на деле Робин будто всегда знал, что или он, или АЭС. Эти чертовы станции уже уничтожили его семью. И это не призрачная опасность вроде ГМО или выбросов СО2 в воздух.

Смерть была молниеносной и реальной. Может быть, они и правы, не исключено, что Робин так и не оправился от той аварии. Хотя он никогда не думал, что имеет психологическую травму родом из детства.

— Никакой особенной причины не было, верно?

Робин вздохнул.

— Месть, — пожал плечами он.

— Никакой особенной причины не было, — повторил Эли утвердительно.

Как ни странно, дальше беседа пошла легче. Эли разложил по полочкам теорию, которой они придерживались. Робин встречался с Маккензи по рабочим вопросам, обсуждал опасность АЭС, и, наверное углядев в Робине единомышленника, Маккензи предложил заняться диверсиями. Робин сначала согласился, потом передумал, но Маккензи пошел на шантаж, сказал, что обнародует их разговор, где Робин дал свое согласие. Затем Эли выдал поручения, от которых Робин был не в восторге.

— Ты должен поговорить с Эшли. Я пару раз был у нее, рассказал новости о тебе. Только, Робин, — внезапно он поднялся и схватил Робина за запястье, — придерживайся официальной версии. Тебя действительно шантажировали. Ты жертва, а не виновник.

— Мы с Маккензи встретились по деловым вопросам, разговорились об АЭС. Кажется, я сказал, что лучше их уничтожить. Он предложил мне участвовать в сговоре, — монотонно произнес Робин заученный текст.

Эли отпустил его запястье и присел напротив.

— Назови мне имена друзей, которые могут выступить в твою пользу…

— Я думаю, таких людей не осталось.

— Назови мне имена твоих друзей, — повторил Эли, и эта его привычка начинала бесить.

— Джина Тартт, моя коллега из МАГАТЭ.

— А приятели?

— Есть еще Скай, — признался Робин. И снова по кончикам пальцев у него побежали колючки. Скай оставался той частью жизни Робина, о которой знали лишь некоторые. — Он не мой друг, мы… Он совсем недолго был моим бойфрендом. Раньше.

Эли нахмурился:

— Мне казалось, вы с Кимом…

— Нет. В смысле — не знаю. Это сложно, — выдохнул Робин.

Это кошмар — говорить с ним о Киме. Робин не знал, что сам Ким рассказывал Эли, насколько они вообще были близки.

И говорили ли, как подружки какие-нибудь, о своих чувствах.