К такому невозможно подготовиться.

Никакие психологи не помогут стойко принять известие о том, что матери больше нет.

Они переживали горе по-своему, но пальма первенства по нанесенному ущербу оказалась в руках у Фрэнсиса. Он и не помнил, как это случилось. Почему он возненавидел брата и решил, что тот едва ли не подстроил смерть мамы. Фрэнсису хотелось кого-то винить, он не справлялся со своими эмоциями и поэтому направил весь гнев на младшего брата. Может быть, отец мог бы остановить это. Но он тоже не справился. В итоге Итан пережил пять страшных лет (сначала наедине с тираном, потом с периодическими сессиями эмоционального насилия в моменты, когда брат возвращался домой), а после уехал в Нью-Йорк, желая больше никогда не видеть Фрэнсиса.

Были и постоянные обвинения, и пожелания сдохнуть, и упреки, будто Итан самим своим существованием вызывал ненависть у родного брата.

Если добавить, что потерю матери Итан переживал еще сложнее — ведь он был младше, совсем еще ребенок, да и погибла она у него на глазах, — его побег казался логичным. Фрэнсис не знал, как будет вымаливать у него прощение, но отчетливо чувствовал, что должен.

В кармане куртки заиграл смартфон, и Фрэнсис, не сразу вынырнув из воспоминаний, посмотрел на дисплей своего айфона.

— Я слушаю тебя, Макс.

В микрофоне послышался вздох, а затем медленные, будто карамельные, слова «оно у меня».

— «Оно у меня?» — повторил Фрэнсис со скепсисом. — Ты пересмотрел криминальных детективов?

— Нет, просто не хочу попасть в тюрьму мимоходом.

— Расслабься, сегодня для тебя все закончится, — заговорил Фрэнсис, пародируя крутых парней из фильмов.

Макс фыркнул и наконец расслабился.

— Где мы встретимся?

— Давай на Уотер-стрит около входа в парк, я как раз еду к Итану в клинику.

— Ты что, с ума сошел?! — шикнул Макс. — С этой штукой вообще никуда ходить нельзя, тем более в клинику. Заберешь у меня, и домой быстренько.

Фрэнсис приподнял бровь:

— Ты вроде говорил, что она неопасна, когда закрыта.

— А если ты откроешь ее случайно? — Макс опять выдохнул в трубку. — Короче, дело твое. Но если тебе нужны рекомендации от химика: иди сразу домой, когда у тебя химическое оружие в кармане. Помни, оно очень токсичное, всего миллиграмма яда хватит, чтобы ты отправился на тот свет, окей? А насчет встречи — хорошо, я буду там в три.

— Да-да, до встречи.

Фрэнсис приложил смартфон к подбородку.

Он, несмотря на мнение Макса, тощего химика из Бронкса, часто имел дело с веществами и поопаснее этого яда.

Но, пожалуй, тащить его к Итану не стоило. Запрятав смартфон в карман, Фрэнсис бросил взгляд на фото и вышел за дверь, закрыв замок на два поворота.

***

Едва оторвав голову от подушки, Робин начал готовиться к визиту Кима и Эли.

Сегодня они не только обсудят стратегию на будущее, но и по-настоящему включатся в работу. Робин впервые за последних три дня побрился и, посмотрев на свое отражение, на пробу улыбнулся. Он был из тех, кто строит глазки себе в зеркале. Почему нет, если до недавнего времени у него не находилось повода носить грустную мину?

Набросив на себя халат после душа, Робин оглянулся по сторонам в поисках чехла, принесенного Кимом вчера.

Он умудрился незаметно натаскать в квартиру все нужные вещи, будто с самого начала не сомневался, что Робин будет бороться. Надо же, как хорошо Ким его знал.

Робин расстегнул молнию на чехле, предположил по виду, что Ким выбрал для него один из тех статусным костюмов, в которых так любил ходить сам. Впрочем, такой вид точно не добавил бы Робину баллов в глазах общественности. Выходя в люди, он должен выглядеть просто, без галстука-бабочки, без очков, без часов на запястье. И Ким правильно прочитал и это его стремление, запоздало понял Робин, когда увидел приготовленную одежду: джинсы, висящие на краю вешалки, дали ему возможность рассмотреть темно-бордовый свитер с высоким воротником. Он стащил с одежды чехол и бросил его на диван.

Робин встал перед зеркалом и примерил свитер, расправив его на себе.

Ким считал, что бордовый ему идет, но Робин будто разучился воспринимать такие мелочи, как сочетание цветов. Он видел в зеркале свои испуганные, широко открытые глаза. И все. Что бы там ни думал Ким, Эли или кто-то еще, а выйти и рассказать публике о себе, признаться в диверсиях и несуществующем шантаже Маккензи не так легко. Эта повинность висела на плечах Робина тяжким грузом, хотя он, конечно, не говорил об этом.

«А это и не должно быть легко, не находишь?» — ответил ему внутренний голосок, который удивительно напоминал интонации Кима.

Робин убрал свитер и постарался принять ненавязчивую позу, которая бы не показалась журналистам заносчивой или застенчивой. Он взлохматил волосы, чтобы они выглядели презентабельно, и прочистил горло. Он понятия не имел, как вести себя с журналистами. И не спросил у Кима, потому что стыдился.

Он него требовали самую малость: сыграть свою роль. Лишь немного приукрасить историю. Все остальное за него делали Ким, Эли и Эйвери. А он даже не мог выполнить такое элементарное задание? Ну уж нет. Робин попробовал вспомнить все то, что рассказывал ему о своей работе Ким. Он вообще о себе много рассказывал, а Робину нравилось то, что он постепенно узнавал.

Едва познакомившись с Кимом, Робин решил для себя, что это будет горячая, но непродолжительная интрижка. Он полагал, что они с Кимом довольно быстро обнаружат отсутствие всяческих общих и даже граничащих интересов. Наверняка Ким в свободное время занимался серфингом, гольфом и другим модным бредом на свежем воздухе, а по субботам, в священное время сна для Робина, вознамерился бы поднять его с постели, промывая мозги со своим carpe diem. И едва ли секс будет настолько хорош, чтобы убедить Робина стать посетителем ресторанов с порциями, которыми невозможно утолить голод, выбросить из шкафа всю одежду, купленную в супермаркетах и на распродажах. Но однажды, когда они гуляли по Шестнадцатой авеню, пересекли Третью авеню и оказались прямо напротив ресторана, который всем своим видом кричал об избранности, Ким скривился, вздохнул и сказал:

— Умираю, как хочу хот-дог. К черту ресторан, да?

И Робин почти влюбился.

Встряхнув головой, Робин вернулся в настоящее и снова посмотрел на себя в зеркало. Морщины на лбу расправились, напряжение покинуло его.

Он вздохнул и попробовал отрепетировать то, о чем его просил Ким.

— Меня зовут Робин Баррет, и я… — Приоткрыв рот, он застыл. — Меня зовут Робин Баррет, Дэвид Маккензи шантажировал меня… Черт. Так. Меня зо…

Робин коснулся подбородка, и тогда в двери постучали. Он взглянул на часы и восхитился, сколько времени промаялся без пользы. Быстрым шагом пересек комнату, открыл двери и пропустил человека на пороге, которого мгновенно узнал. Эли Уильямс. Одетый с иголочки, в пальто светло-коричневого цвета (хотя его продвинутые друзья вроде Ская назвали бы этот цвет верблюжьим), ярко-синей рубашке и с рельефным портфелем в руках. В чертах его лица без проблем угадывались итальянские корни — черные глаза и кудри.

— А где Ким?

Понимающе улыбнувшись, Эли вошел в квартиру, прикрыв двери.

— То есть, извините, мистер Уильямс…

— Все в порядке, Робин, и я рад наконец с тобой познакомиться. Называй меня Эли, пожалуйста, — с этими словами он пожал Робину руку, но не отпустил, накрыл в почти отеческом жесте. — Ким заедет к тебе позже. Работа.

Он был старше самого Робина всего на несколько лет, но смотрел с такой мудростью и пониманием, что даже неловко становилось за свои грехи. У него на носу Робин рассмотрел россыпь веснушек, которые было сложно увидеть на смуглом лице. Идя за ним в комнату и вдыхая какой-то дорогой кожаный парфюм, Робин осознавал, почему Эли так любили клиенты. От него исходила приятная энергетика, энергия или аура — Робин не разбирался в том, как это называют разные науки. Он только знал, что Эли можно доверять.