Вытащив скальпель, Эйвери театрально выбросил его в сторону, вместо того чтобы положить в лоток с инструментами, и взял нож для надрезов в резиновой коже.

— Начнем с сердца, точнее, с того, что от него осталось.

Одним движением отделив кожу от мягких тканей, Эйвери отправил на пол и нож тоже. В его руках мелькнули ножницы, и он взялся ими разрезать ребра, как будто работал с секатором и деревьями. Настоящие патологоанатомы проводили процедуру точно так же, но, в отличие от них, Эйвери обходился без точности и тщательности, он не вытаскивал наружу легкие, а сразу пробирался к сердцу. Засунув руку в тело куклы, он схватил мешочек и вытащил его наружу, сжал, чувствуя струйки фальшивой крови у себя на руках.

— В груди демократии нет сердца. Есть только деньги, деньги, деньги…

Ткань распрямилась, и прямо на истерзанное им тело посыпались скомканные доллары.

— В глазницах нашей демократии больше нет глаз, потому что она не смотрит, — оставив красный след над губами, Эйвери открыл глаза куклы и развернул голову так, чтобы в камеру попали пустые впадины. — Хотите, расскажу, кто сделал это с нашей демократией? Держу пари, вы уверены, что я не назову имен. А что, если я скажу вам имя? Всего одно имя, но, поверьте, оно будет хорошо знакомо всем, в любом штате. По всей стране.

Отбросив сердце, Эйвери измазанными в крови руками убрал со лба волосы.

— Тони Уайт убил вашу демократию.

Он стащил с правой руки перчатку и взялся за нее кончиками пальцев.

— И я бросаю вам перчатку, господин президент. Защищайтесь. Вам придется. Хотя, скорее, вам понадобятся крепкие оправдания для того, чтобы объяснить вашим избирателям, как так получилось, что вы замешаны в темных делах со взрывами на АЭС. — Закусив губу, Эйвери убрал и вторую перчатку, зацепил пальцами край металлического стола. — Да не просто замешаны — вы фактически заказали их, чтобы получить от Дэвида Маккензи, моего отца, деньги на избирательную компанию… Ай-ай-ай, господин президент. Все выглядит для вас очень-очень плохо. Но я даю вам право объясниться. Итак, ваш ход.

Эйвери улыбнулся в камеру.

— И-и-и, стоп! — махнул ему Майкл через положенные три секунды. — Просто нечто. Круто. Очень, да. Прямо пробирает. И у тебя кровь… На лице. То есть краска.

— Будь добр, отвези оригинал в редакцию к Киму, мы должны пустить видео в эфир как можно быстрее.

Майкл разобрал штатив, на котором стояла камера. Потом он подошел к Эйвери и забрал у него маленький микрофон.

— А ты чем займешься?

— Отмоюсь от крови, переоденусь.

— Точно.

Майкл двинулся к дверям, но на полпути развернулся, из-за чего его сумка описала широкую дугу, и заключил Эйвери в неожиданные объятия. Тому пришлось отвести руки в стороны, чтобы Майкл не вымазался. Он, на голову выше Эйвери, прислонился к нему, как ребенок. Стиснул его огромными ручищами и хлопнул пару раз, едва не выбив из него весь дух. Отстранившись, Майкл неловко открыл сумку, как будто собирался туда что-то положить, но закрыл молнию через секунду.

— Майки, я не собираюсь умирать, если что, — попытался успокоить его Эйвери.

— Да, но теперь все будет иначе?

— Иначе. И лучше.

Майкл медленно кивнул, открыл тяжелые металлические двери. И тогда Эйвери выдохнул. Дело сделано. Но не до конца. Забрав те самые перчатки, Эйвери впервые за последние десять минут обратил внимание на сотрудника морга, который не проронил ни слова, пока они снимали сюжет. Эйвери улыбнулся ему и уже у самых дверей остановился.

— Вы ничего не слышали, ладно? — Он провел большим пальцем по шее и обворожительно улыбнулся.

***

Фрэнсис прокрутил ключ, вытащил его из замочной скважины и толкнул дверь.

Он оказался в маленькой и скромно обставленной комнате с односпальной кроватью, шкафом и компьютерным столом. Ноутбука Итана нигде не было. Наверняка его забрала Лорелайн, хотя и сказала ему, что не брала. Хмыкнув вслух, Фрэнсис мысленно добавил к списку, почему он не должен доверять Лорелайн, еще один пункт.

Она что-то скрывала. Иначе бы уже вышла на связь или объявилась в клинике. Но с того момента, как Фрэнсис бросил ее за обедом, она не давала о себе знать. Может быть, взыграло девичье самолюбие? До этого она буквально проходу ему не давала, а теперь такое равнодушие.

Фрэнсис тоже повел себя неправильно, продолжив с ней общение. Изначально он хотел выведать у Лорелайн всю полезную информацию и убраться восвояси. Но потом пересмотрел свои планы. Подумал, что единственный человек, решивший позаботиться об Итане в его отсутствие, может быть полезным. И ему понравилось встречаться с ней в больничном кафе. Чем-то приятным в груди отдавалось само ее присутствие и искреннее беспокойство об Итане. Фрэнсис даже предположил, что они могли бы стать друзьями, не расскажи ей Итан свою версию их прошлого.

Обойдя комнату по кругу, Фрэнсис попытался вспомнить, называл ли его Итан чудовищем раньше. Вроде нет. Звучало как что-то новенькое.

Он отвернул ковер и проверил, нет ли в полу скрытых карманов. Едва ли Итан стал бы повторяться, но у Фрэнсиса все равно возникло глупое предчувствие. Он желал бы найти тайную половицу. В их доме на Аляске Фрэнсис раскрывал тайники в два счета. С обнаруженными сокровищами Итана он развлекался как мог. Крал их, прятал, подбрасывал в кровать и устраивал театральные жертвоприношения. А когда Итан уже уехал, отцу взбрело в голову перенести диван из его комнаты в большую. Фрэнсис взялся за него с одной стороны и едва не провалился сквозь пол. Так он нашел последний тайник. Половица скрипнула и переломалась ровно посередине, а внутри Фрэнсис обнаружил помаду и тушь, рабочий дневник и одну серьгу, упаковку из-под леденцов и старые наушники розового цвета. Все эти вещи принадлежали их маме.

Поднявшись на ноги, Фрэнсис продолжил обыск комнаты Итана. Заглянул в шкаф и проверил полки. Ничего интересного. Со стуком закрыв дверцу, Фрэнсис прошелся к окну, злясь и на себя, и на обстоятельства. Он так сильно отстал от ситуации. Итан в последний раз был здесь еще до Нового года. Даже если бы малой и оставил подсказку относительно того, кто ему угрожал, то ее забрала Лорелайн. И все же Фрэнсис пришел сюда, хотя бы затем, чтобы узнать больше о том, во что превратилась жизнь его брата. В сфере удобств они копировали друг друга — что Итан, что Фрэнсис сбежали из роскошного дома родителей на Аляске и обосновались в аскетичных и безликих комнатах, наполненных хламом.

Встав на одно колено, Фрэнсис присмотрелся к кровати — кажется, в нише между спинкой и матрасом что-то было. Он взялся за доску и начал медленно отгибать ее, чтобы второй рукой достать до предмета, похожего не то на тетрадь, не то на открытку. Вот было бы здорово, пиши Итан дневник. Хотя в юности он ничего подобного не делал, с легкостью отпускал и ушедшие дни, и эмоции, связанные с ними. Наконец двумя пальцами Фрэнсис схватил свою находку и вытащил на свет божий твердый и плоской бумажный пакет.

Разорвав его, Фрэнсис вытрусил себе на ладонь рамку с фотографией.

Он перевернул ее и посмотрел в небесно-голубые глаза своей матери. Ну конечно. Если бы Итан и задумал хранить портрет члена своей семьи, то это, конечно, была бы мама. Именно Софи, а не отец, который после ее смерти нашел утешение в наркотиках и с огромными усилиями слез с иглы всего три года назад. И не брат, превративший жизнь Итана в ад.

— Я конкретно облажался, мам. — Фрэнсис присел на кровать.

Он поставил фото на тумбочку, мимолетно задумавшись, почему Итан прятал ее от посторонних глаз. Снимок ничего не рассказывал, он бы ничего не дал понять случайным гостям, той же Лорелайн. Всего лишь счастливая женщина, родившая любимому мужчине двух сыновей. Закивав самому себе, Фрэнсис рассмеялся. Когда-то жизнь его семьи действительно выглядела так. У них не было тайных скелетов в шкафу, все напоказ, все натуральное. Но шесть лет назад жизнь поделилась на до и после. Софи погибла в автокатастрофе, в которой повезло выжить только Итану. И Фрэнсис — боги, каким идиотом он был — желал ему смерти за это. Шесть лет назад он выбежал на крыльцо навстречу полиции…