Теперь он понимал, что их отношения получили черную метку в тот самый момент, когда они встретились, потому что уже тогда Робин скрывал себя. В их со Скаем случае ответственность за все случившееся, за чувства и обиды нес исключительно Робин.
Он присел на лавочку около ресторана с домашней кухней «Серендипити» и подумал, не совершал ли аналогичную ошибку с Кимом. Надо было сказать про Итана, надо было признаться в том, что он встречался со Скаем. Разбить окончательно свой образ из две тысячи семнадцатого, к которому и тянуло Кима.
Достав смартфон, Робин набрал его номер и приложил трубку к уху, так и не определившись, что собирался сказать.
Ким ответил ему сразу:
— Детка, привет, все нормально?
— Да, вполне, — сказал Робин, расслабляясь.
Он сгреб в кулак наушники, которые положил рядом, встал и отправился дальше гулять по Мидтауну, а встречались ему только поздние бегуны и парочки, занятые друг другом.
— Чем занимаешься?
— Вышел… на улицу.
— На улицу? — Ким шумно выдохнул. — Зачем?
— Не беспокойся. — Робин свернул на выложенную тротуарной плиткой дорожку, ведущую к небольшому искусственному пруду. Эта местность была ему хорошо знакомой, ноги будто сами несли его к месту Х. — Знаешь, где я сейчас нахожусь?
— Ради твоего же блага, пусть это будет не полицейский участок.
Робин подошел ближе к лавке у искусственного пруда, провел по ее спинке рукой, удостоверяясь в реальности. Вокруг ни души, лишь луна ползла по небу, отражаясь в стеклянной воде. Робин присел на лавку, скрестив колени.
— Помнишь, где мы впервые поцеловались?
— О… Конечно, — тон Кима поменялся, он стал настороженным. — Зачем ты туда пришел?
— Расскажи мне, что ты помнишь.
— Робин.
— Хотя бы что-то, — попросил Робин.
— Ну, я помню, что это было очень приятно, — сказал Ким, и по его голосу Робин распознал улыбку. Он представил Кима, сидящего у себя в кабинете над бумажками и с открытым макбуком, улыбающегося в никуда, вспоминающего их первый поцелуй. Робин прикрыл глаза, представляя то же самое.
Это случилось в конце октября на этом самом месте: Робин, держа в руках их сэндвичи, первым сел на край лавки, а Ким начал возмущаться, что с его стороны она то ли грязная, то ли мокрая. Он подсаживался все ближе, ближе, повернулся вполоборота, и Робину ничего не стоило поймать его губы в поцелуй. Он так долго ждал этого момента, что едва не уложил Кима на эту самую лавку.
— Послушай, Робин… — произнес Ким после достаточно долгого молчания, — ты подумал над нашим делом?
Робин услышал щелчок, переложил трубку и тяжело вздохнул. Он сколько угодно мог повторять, что не хотел собственной общественной реабилитации, но Ким четко донес ему, что полутонов не предвидится: либо все, либо ничего, кто-то один должен пострадать за совместное зло. Он уже принял решение. Страдать в тюрьме, видя, как Дэвид Маккензи продолжает строить свою энергетическую империю… Увольте.
— Думаю, я согласен попробовать.
— О боже, Робин, — нервно рассмеялся Ким. — Как хорошо, что ты внял голосу разума и все такое. А то я уже думал, как завтра буду прибегать к эмоциональному насилию. Мы с Эли придем к тебе!
— Ладно, хорошо.
— А теперь иди домой, укладывайся спать и отдыхай.
Комментарий к Глава 14 Выбирая правильную сторону
Whose Side Are You on — Tommee Profitt, Ruelle
========== Глава 15 Идеальный шторм ==========
Комментарий к Глава 15 Идеальный шторм
Друзья! Очень-очень важное объявление. Работа остановилась почти на три месяца из-за масштабной переработки сюжета. Если вы читали текст давно, вероятно, вы не поймете, что происходит. Важные изменения начались в 12-13 главе. И мне очень жаль, что вам, возможно, придется тратить время на их перечитывание. Извините, искренне. Но переработка сделала текст лучше, как мне кажется, оно того стоило. До конца произведения осталось всего три главы, которые появятся совсем скоро.
А решать, стоит ли перечитывать и так далее, только вам.
В любом случае спасибо, что дошли со мной до 15 главы. Обнимаю!
Эйвери вошел в мужскую раздевалку нью-йоркского морга, когда часы показывали двенадцать.
Он снял с себя черный свитшот, стащил джинсы и положил одежду в шкафчик, которым ему позволили пользоваться исключительно сегодня. Затем затянул пояс форменных штанов, нырнул в рубашку и взялся за прозрачные латексные перчатки. Остановившись у зеркала, задержал взгляд на своем лице: выражение спокойное, будто чужое, уставшее и смиренное. Даже физиономист не прочитал бы на нем триумфа.
Комната для аутопсий находилась прямо по центру длинного прямоугольного коридора. В обе стороны от металлических дверей расходились комнаты для персонала и хранения инструментов. Вопреки стереотипам, пахло в подвале нормально, как в больнице.
Эйвери без колебаний взялся за дверную ручку и потянул на себя. Он мимолетно подумал, что, наверное, никто и никогда до него не входил в морг в настолько приподнятом настроении. Его оператор, мексиканец с английским именем и американским взглядом на жизнь, ставил на штатив камеру, а в углу, словно пытаясь слиться с темной стеной, переминался с ноги на ногу сотрудник морга. Эйвери его представили, но он даже не попытался запомнить, а сейчас коротко кивнул своему надзирателю.
Наконец, его взгляд остановился на человеческом теле, лежавшем на столе.
Мужчина без волос, бровей и даже ресниц. Кукла. Но до чего реалистичная! Эйвери попросил сделать мужчину максимально безликим, а получился жуткий труп, на который в равной степени хотелось смотреть и не смотреть. Если разрезать этот муляж, из него потечет настоящая кровь, а за слоем мышц найдется кость… Другими словами, начинка соответствовала внешнему виду.
Майкл подошел к нему сзади, без слов приподнял рубашку и зацепил за штаны радиомикрофон. Вторую его часть, петличку, оставил у воротника.
— Кажется, я готов, — сказал он Эйвери и вернулся к камере. — Осталось настроить картинку, так что прошу, пожалуйста, на исходную позицию.
Эйвери встал напротив «трупа» и поднял взгляд.
Как часто он смотрел в объектив и представлял свою аудиторию, заглядывающую в экраны смартфонов. И еще ни разу он не записывал настолько важное видео. Кадры, которые они снимут сегодня, наверняка останутся потомкам, войдут в хроники, а то и учебники. Лет через тридцать какому-нибудь режиссеру взбредет в голову снять фильм.
Взяв скальпель в руки, Эйвери взвесил его на глаз, осторожно коснулся острого края пальцем. Инструмент лег в руку идеально, Эйвери понравилось держать его и чувствовать, как металл медленно нагревается от его руки.
До прошлой недели он ни разу в морг не заходил, а сегодня проведет вскрытие.
Сжимая скальпель, Эйвери посмотрел на куклу. Из головы не шла мысль, что разрезать внутренности, пускай и ментально, он будет своему собственному отцу. Ну и еще нескольким десяткам вовлеченных (включая самого президента), но таковы сопутствующие потери, от которых никуда не деться.
Представлять он будет, конечно, отца. Но не ради того, чтобы отыграться на нем за двадцатилетнее пренебрежение (Эйвери оказался не нужен отец, который ранее для себя принял аналогичное решение насчет сына), — ради себя. И люди будут сомневаться в том, что видят, начнут запрещать детям смотреть этот ролик, давая им дополнительный повод украдкой найти его на ютубе. Хотя Эйвери и не трахал свинью в кадре, он надеялся, что переплюнет эффект «Черного зеркала».
— Все, можем начинать, — Майкл поднял вверх большой палец.
Его тоже не смущала обстановка и то, что они находились в морге. Но Майкл боялся зомби, поэтому Эйвери всерьез задумался, а не спросить ли прямо сейчас и показательно у мужчины в углу о трупах, оставшихся в холодильниках у стен?
И все-таки он сдержался.
На камере зажегся красный огонек, Эйвери выждал две секунды, прежде чем начать.
— Простите, что отрываю от бесполезных и бестолковых дел, которые вы зовете своей жизнью, но… Американская демократия мертва. — Он резко и глубоко загнал в живот куклы острый скальпель, из сделанного им отверстия потекла красная жидкость. — Хотите знать причины и обстоятельства? Для этого нам придется провести вскрытие. О, демократии больно не будет, не переживайте, она, как и всякий труп, уже ничего не чувствует. А вот нам с вами, верящим в американские идеалы, придется несладко.
