Не отрывая взгляда от ее лица, Майк молчал.

— Что ты так смотришь?

— Просто не дошло, ты сказала: «Я имею в виду моего любовника»?

— Робин тебе не сказал, — криво улыбнулась Джина. — До недавнего времени знал только он, служба безопасности и мой муж. Но чему ты удивляешься? Ты, поверить не могу. Жертва женского предательства, если вспомнить.

— И что? Я не стал женоненавистником.

— Но ты меня совсем не знаешь.

— Приехали.

— Прости, — Джина выставила руки вперед. — Такое чувство, будто я и сама себя не знаю.

Она измученно коснулась лба, откинувшись на спинку кресла. Как ей надоело постоянно раскрывать близким людям о себе гадкие вещи.

— Ты планируешь что-то делать?

— Например? — удивилась Джина.

— Вообще — что-то. С работой, семьей, дочуркой…

— Если честно, я думаю, мне придется уйти.

— Охренела?

— Сам подумай, Майк. Расследование внутреннее и расследование с участием СМИ — две разные вещи. Чтобы… обелить мою репутацию, им понадобятся неопровержимые доказательства моей невиновности. А я, если честно, сомневаюсь, что Невидимка найдется в ближайшее время и избавит меня от неприятностей.

Майк нахмурился:

— Ты бежишь с Титаника, хотя на горизонте еще айсберга не видно!

— Как крыса, — подхватила Джина. — Бегу как крыса с корабля, которому рано или поздно придет конец.

— Все ты наперед знаешь!

Майк перегнулся через стол и сжал ее руку в своей, как Робин в допросной.

Джине очень хотелось верить, что из ее прошлой жизни удастся сохранить хотя бы что-то. Она подняла глаза на Майка, залюбовалась его морщинками у глаз, маленьким шрамом над бровью, о котором Майк рассказывал им каждый раз новую историю.

В голову пришла мысль, что она могла бы пододвинуться и…

Джина выдернула свою руку.

Она не поступит так с ним. Не совершит еще одну ошибку, которая разрушит их дружбу под корень.

Ведь все, что они имели сейчас, получили далеко не сразу. Сначала Джи считала Майка банальным грубияном, эдаким мужланом с Дикого Запада (хотя в Аризоне вырос Робин, а не Майк), а он ее — занудой; не помогали ни посиделки в кафе, ни попытки Робина раскрыть глаза своим друзьям на достоинства друг друга.

Отношение Джины к Майку менялось медленно, постепенно, а полностью неприязнь исчезла после того, как она познакомилась с женой Майка.

Меган, знойная мулатка с пирсингом в верхней губе, купалась в его ухаживаниях и заботе. Она носила под сердцем ребенка, и Майк расцветал, глядя на ее животик. Джина тогда с уколом сожаления осознала, что Майк вел себя гораздо лучше во время беременности жены, чем ее собственный муж Тодд. Он, конечно, уделял ей время, подвозил на приемы к врачу, но ни разу так и не побежал за мороженым и кукурузой посреди ночи. А Джине хотелось, чтобы ее мужчина совершал маленькие поступки, заботясь о ней, разделял с ней глупости и капризы.

Джина мечтала о том, чтобы для Тодда ее беременность стала событием, а не еще одной строчкой в ежедневнике.

Хотя бы для него.

Относись муж к Джине иначе, возможно, она бы почувствовала себя будущей мамой, любовалась тем, как округлился животик, а щеки расцвели детским румянцем. Но Джина смотрела в отражение и не замечала красоты, лишь выгнутую под тяжестью спину и ноги со вздувшимися венками — никакой красоты.

Две семьи, а закончили они одинаково.

Майк тихо извинился, прервав размышления Джины, когда у него зазвонил телефон.

***

Неслышно прикрыв дверь, Робин вошел в дом, когда часы в гостиной пробили шесть.

Он сделал несколько шагов вглубь коридора, щелкнув выключателем. Дети уже разошлись по домам, а Эшли, скорее всего, сидела на заднем дворе. Дом казался совершенно пустым, и это устраивало Робина: он планировал найти что-нибудь съедобное в холодильнике, а потом исчезнуть из поля зрения матери. Он все еще не хотел разговаривать с ней, плюс ко всему мозгам требовалась разгрузка после изнурительного, полного упреков и требований «ускориться» дня.

На этом моменте Робин споткнулся о стопку бумаг, будто кто-то с небес погрозил ему пальчиком.

Оставленные детьми на полу рисунки разлетелись по всей кухне. Робин, чтобы не упасть на колени, попытался схватиться за стол и скинул с него жестяную банку с листовым чаем. К счастью, она хотя бы не раскрылась.

— Черт, — протянул Робин, схватившись за ушибленное колено. — Черт, черт, черт.

С прытью хромой лисицы он бросился собирать бумаги по полу — одна, вторая, третья.

Кое-как водрузив пирамиду обратно, Робин заглянул в холодильник, достал оттуда банан и баночку арахисового масла. Быстренько поест и пойдет в гараж, ремонтировать машину.

Да уж, кто-то привязывался к людям, кто-то к животным, а Робин к железякам.

«Хонда» стала его первой нью-йоркской покупкой. Мама настояла на том, чтобы он купил новую, в салоне. Она комплексовала и переживала, что они неровня Большому яблоку с его шиком и глянцем. Теперь Робин уверенно себя чувствовал среди людей с комплексом неполноценности, запыленного бензиновыми парами гламура, искусственной красоты и гигантомании.

Но к машине привязался не на шутку.

Робин нашел в ней напоминание о том, как они начинали. Он не хотел признавать, что здорово изменился за более чем десять лет жизни в Нью-Йорке. Покупка какой-нибудь «мазерати» стала бы поражением в борьбе за индивидуальность. Плюс Робину было бы скучно, работай в машине все как нужно.

Съев банан и четверть банки арахисового масла, Робин сделал кофе и отправился в душ. Там он за пять минут помылся, затем переодевшись в домашнюю одежду.

Робин вернулся на кухню и выпил всю чашку залпом.

Эшли нашла его в гараже спустя полчаса, прервав попытки Робина найти изъян. Топливная система — да, фильтр — да, зажигание он проверил еще в тот самый первый день. Аккумулятор и клеммы, проводка, дефектный выключатель воспламенения. А как насчет плавких предохранителей?..

Чтобы подтвердить или опровергнуть теорию, Робину не придется разбирать половину машины, почему бы не заняться этим прямо сейчас?

Повернувшись, он увидел Эшли, ставившую на пол пакет с продуктами. Она улыбалась. Будто не знала сына и то, что он не способен остывать по расписанию.

Робин швырнул ключ в сторону, и тот упал на пол со звонким «бам».

— Что? — спросил он.

— Подкуп? Думала, поднимет тебе настроение, — мама достала из сумки упаковку мармелада.

— У меня нормальное настроение. Я работаю, если не возражаешь.

— Ты будешь злиться вечно?

— Черт, мам, прошло не так много времени.

Робин тихонько вздохнул. Он готов умереть за Эшли, но ее манера общаться с окружающими людьми так, словно им не больше двенадцати, обескураживала. Что ответить человеку, пришедшему улаживать проблему мармеладом?..

— Я стараюсь, чтобы…

— Со своим желанием исправить ситуацию ты опоздала лет на пятнадцать.

— Ты винишь меня в том, что не сказала тебе правду?

Робин повел плечами.

— Давай подумаем. Ты скрыла, что отец не искал Стива, когда мы ехали в автобусе. И ты не призналась, что он сознательно ушел на станцию.

— Я же объяснила свои мотивы!

Промолчав, он снял аккумулятор и проверил состояние предохранителей. Ничего себе! Еще ни разу поломка не приносила ему настолько хорошие новости. Робин сглупил, не стал рассматривать саму возможность, что всему виной предохранители, но на детали он заметил почерневшие участки, значит, ее коротнуло.

— Я идиот, — прошептал он, положив предохранитель на стол.

Робин кучу времени убил на возню из-за маленькой хрени и поленился ее проверить, ремонт так затянулся, что он подумывал обратиться в СТО. Отвлекшись на свое открытие, Робин не услышал, как мать вышла из гаража, и почувствовал вибрацию телефона в кармане.

Он достал мобильный, подняв его на уровень лица. Одно входящее сообщение.

Увидев, от кого пришла эсэмэска, Робин замер.

«Привет, помнишь, я предложил тебе поужинать? Ты еще сказал, что скорее выбросишься в канализационный люк. Так вот, может быть, у тебя поблизости нет подходящего канализационного люка? У меня выдался свободный вечер. Даже не один…»