Я не верил, что передо мной открывались такие перспективы. Месяц назад все было хорошо, а теперь я попал в настоящую задницу.
— Вижу, ты не в восторге.
О-о-о-о, Карл оказался весьма наблюдательной личностью. Он смотрел на меня, ритмично постукивая по столу костяшками пальцев. То, что я видел его насквозь, не давало никакого преимущества. Вероятно, у Энакина Скайвокера, Фродо Бэггинса и Эл Лоулайта шансов на успешное завершение дела было и то побольше.
С последним пример неудачный, согласен.
— А были те, кто не мог дождаться торжественного момента?
— Момент вправду такой, — гаденько рассмеялся Карл. — Мы выживаем, если приходится убить, что с того? Или ты с высокими моральными принципами, Эд?
— Где гарантии, что ты меня не выдашь?
— Я предлагаю взаимовыгодное сотрудничество, зачем мне тебя выдавать?
Ну, как же. Убийство тоже можно назвать взаимовыгодным сотрудничеством для человека, которого загнали в тупик. Что для одного плохо, для второго — спасение. «Из этой херни должен быть выход, — лихорадочно размышлял я, — нельзя действовать прямолинейно». Если Карл заподозрит меня в заговоре, то бросит со счетов даже раньше, чем я теоретически прикину, как его самого прижать. У такого человека точно были болевые точки. Откажусь сегодня, и документы мгновенно попадут в госпиталь: меня отстранят, начнётся громкое расследование; если соглашусь — дам себе отсрочку, чтобы… Чтобы что? Чтобы выбраться из передряги?
— Ладно, я согласен.
— Чудно, — произнёс арл. — Не уходи пока никуда — может, появится работа.
— Работа?
— Ага, ту, на которую ты только что дал согласие.
Я не поверил своим ушам.
Джозеф Лайт
23:24
Мы с Эдвардом не часто баловались наркотиками, и я бы не стал настаивать на визите в «Беверли» в тот самый первый раз, если бы он не проявил заразительного энтузиазма. Но Эд был только рад, и мы начали захаживать туда время от времени. Месяц назад он впервые столкнулся с тем, как я преображался, когда пьянел. Меня здорово развозило от крепких напитков, но никогда не отшибало память. Я помнил всё до мельчайших подробностей— даже в те моменты, когда вообще переставал себя контролировать. И помнил, как начал приставать к Эдварду с вопросами.
— Эдди, ты обещал рассказать о своих тайнах.
Он отстранился и едко прокомментировал: «Ничто не предвещало беды».
— Нет, ты путаешь. Я сказал, что, возможно, однажды расскажу, — после паузы ответил Эдвард. Перед нами стоял заказ: две порции виски и по одному коктейлю для каждого. Я полагал, что напитки позволят Эдварду вынырнуть из депрессии, касающейся амфетамина, раз уж он не предпринимал попыток остановиться. Только нудел, когда опускался до того уровня упаднического настроения, чтобы признаться, что не мог выходить на суточное дежурство без своего «энергетика».
Но ни черта менять не собирался. Браво, дорогой.
— Что в этом вопросе такого особенного?
— Ты мне скажи, ты же меня достаёшь, — картинно вздохнул Эдвард.
— Это естественный процесс, когда ты с кем-то живёшь.
— Да ты что?
— Приходится показывать мерзкую натуру, рассказывать о скелетах в шкафу.
И мы снова выпили. Я обнял его за плечи, заглядывая в глаза. Сопротивление Эдварда надломил алкоголь, как и ожидалось. У меня самого в голове стало легко и ясно — остались только приятная музыка на фоне, градусы в крови и близость Эда, моего афродизиака, ладонь которого поползла вниз по моему бедру. «Беверли» было хорошим местом, где умудрялись уживаться геи, лесби и гетеросексуалы.
— И что ты хочешь знать?
— Не закапываешь ли ты несчастных девушек в нашем саду?
Эдвард вцепился в стакан виски, помолчал немного.
— Закапываю. Нужно же практиковаться. У последней я удалил печень.
Я пьяно ухмылялся и лез к нему под ремень.
— Это возбуждает.
— Извращенец. Хочешь сказать, что у тебя встаёт при мысли, что я копаюсь в чьих-то телах, режу их острым скальпелем, с моих ладоней стекает ещё тёплая кровь… — Я склонился к нему так, что мои губы оказались напротив его уха, и прошептал мягкое: «О, да-а-а». Хотя меня это совсем не возбуждало — вот ни капли. Просто ляпнул для поддержания разговора, чтобы его потом поцеловать.
Я скорее не любил кровь, чем любил — хватало того, что приходилось постоянно оттирать её от одежды, пистолета, машины, туфлей, мобильного телефона, плеера, солнцезащитных очков — разные бывали заказы… Маленькие красные точки вызывали во мне приступ паники, и в мозгу вспыхивала мысль: «Как я мог пропустить, кровь жертвы, кровь жертвы на убийце, чёрт, к чему это приведёт?»
Я прокручивал этот эпизод в голове, пока вёл хонду к дому Лайлы. Давно заметил, что с трудом сосредотачивался после дела — в голову лезли совершенно неуместные мысли, и было сложно остановиться на одном.
Лайла сидела на пассажирском сидении и рассматривала настоящий смартфон убитой, когда я задумался о нашей страховке — о невозможности определить точное время смерти человека (даже по температуре печени). Это давало преимущество: прекрасная возможность обеспечить себя алиби на пару стратегических часов.
Я влился в городской поток авто. Начиналась настоящая метель: ветер подхватывал снег, швырял его о стены и стёкла машин, а спустя мгновение бросал на пол, как страстный партнёр по танцу. Я то и дело смотрел на секундомер, включенный сразу после убийства. На углу Оклир-стрит высажу Лайлу— до дома она доберётся за пять минут. Ну, может, за семь, учитывая, что быстро ходить ей сложно. Примерно за такое же время я вернусь домой, чтобы поднять трубку стационарного телефона. И если копы нагрянут — вуаля, я отдыхал, спал, а затем позвонила Лайла: она заскучала, и мы болтали о президенте. «Вот, любуйтесь, на телефоне есть информация о звонке. Мы проговорили тридцать минут». А если у полицейских возникнут подозрения насчёт самой Лайлы— так она тоже была дома весь вечер: читала о том, как стать мамой, выбирала коляску в интернет-магазине. «Да вот же, история браузера в помощь».
— Как договаривались?
— Да.
— Ты не передумал сегодня встречаться с заказчиком?
— Он сказал, что дело срочное, помнишь? — Помолчав немного, я добавил: — Да и если честно, фотография мёртвой девчонки в телефоне немного напрягает.
Пока всё шло как надо. Я пробыл дома два часа, реализовал план, задуманный вместе с Лайлой, распихал улики по секретным ящичкам, швырнул одежду в стиральную машинку. Да уж, никогда не убирал проституток. С ними обычно — если и была надобность — расправлялись проще, без привлечения наёмных убийц. И этот факт меня здорово смущал. Услуги подобного рода стоили немало и были востребованы, если жертва оказывалась соответствующей. Фабио Казетти— в криминальных кругах «итальянец» — как мне сказали, привык решать проблемы чужими руками. Даже убивать шлюх. Итальянец никого в жизни не угробил самостоятельно, но при этом имел огромнейший авторитет среди себе подобных. Вроде бы и логично. Другой бы забил и не думал, но я не переставал задаваться вопросом, который посещал каждого киллера: «Когда я буду знать слишком много и окажусь следующим?»
Фабио почти каждый вечер играл в казино «Орёл». Туда я и направился.
Сказал плечистому охраннику, что назначено, и тот, переговорив с кем-то по рации, пропустил меня после обыска. Стандартная процедура — поэтому и пришлось оставить глок дома. В просторном зале играл джаз, Фабио, похожий на любимого дедушку среднестатистической американской девочки, тепло меня поприветствовал и велел пройти в кабинет. Начал рассказывать о неудачной партии в покер, пока мы шагали по коридору, обитому красной тканью. «Орёл» был обставлен по-королевски: весь город знал, что сюда можно не соваться, если в карманах нет хотя бы тысяч двадцать.
Я надеялся, что надолго тут не задержусь; что не придётся рассказывать как это случилось. Заказчики обычно предпочитали знать поменьше: их не интересовало как сделано дело, было ли сложно, остались свидетели или нет. Убийце, полагаю, платили именно за то, чтобы не переживать о нюансах. И я не имел ничего против. Точнее, имел, но не хотел иметь ничего против спонсоров. Люди стремились решать проблемы деньгами. А деньги создали киллеров.