— За особые пожелания особая плата.
— Не будь мелочной, — я сунул ей в карман сотню, и девушка растаяла.
Она облокотилась о стену, выставила задницу назад. Фигура у проститутки была что надо, да и мозги на месте, судя по тому, что о ней рассказал заказчик. Если бы Мередит не решила сыграть по-крупному, она бы прожила долгую, по меркам её профессии, жизнь. Хотя со шлюхами проблематично оперировать такими терминами. В чём-то Мередит была похожа на меня: она тоже взялась за дело, которое не предусматривало выхода на пенсию.
Лайла продолжала докладывать обстановку в ухо:
— Я на месте, проехалась мимо Уолпенс. Никого, полиция не задержится.
— Коснись себя, детка, давай. — Я навернул глушитель на глок, завёл руку с пистолетом за спину и прижался грудью к спине Мередит. — Дорогая, я возбуждён.
Накрыл её ладонь своей, шепча на ухо всякие глупости.
— Тебе нравится это место?
— Что? Почему ты спрашиваешь?
— Если бы мы были актёрами в фильме, я бы сказал что-то вроде «Ну, ты же тут и останешься», — я ткнул ствол Мередит в затылок и спустил курок, удерживая пальцем затвор. Выстрел оказался практически бесшумным: девка не успела ни закричать, ни обернуться; теперь сползала по стене, цепляясь ногтями за кирпичи.
И не забрызгала меня кровью. Хорошая девочка.
Сам не понял, зачем сказал ей про фильм.
Я не из тех, кто обязательно что-то вякнет перед смертью, как будто жертве от этого может стать легче. Существовало ли в мире слово, от которого ощущение пули внутри становилось бы приятнее? В фильмах часто можно услышать фразу «ничего личного». Но, честно говоря, если бы к моему затылку приставили пистолет, я хотел бы, чтобы в этом было побольше личного и смысла в целом.
Я достал сделанную Лайлой копию телефона Мередит. Он не только выглядел как настоящий смартфон проститутки — он был им, с небольшими дополнениями. Звонки и любопытные эсэмэски от людей, которых копы будут подозревать в смерти Мередит, данные с навигатора, наталкивающие на мысль, что девушка могла встретиться с убийцей в отеле; записи о депрессии… Я до сих пор восхищался тем, что делала Лайла. Мы с ней разделяли помешательство на деталях: даже если заказ поступил на маргинальную проститутку или бомжа в подворотне, будь добр сделать всё, чтобы потом не оборачиваться назад, восклицая «твою мать».
— Так, где ты прячешь мобильник, дорогая?
Обшарив её карманы, я обнаружил телефон в штанах, положил на его место фальшивку и забрал сотню долларов. Улица оставалась пустынной. Только вчера я был здесь «с инспекцией»: проверил, нет ли камер наблюдения, не заметят ли жильцы. Тихих и безопасных мест в городе осталось немного. Иногда я повторялся, но не так часто, чтобы полиция заподозрила во мне маньяка. Набросив на голову капюшон, я сфотографировал труп так, чтобы было видно лицо, и направился к автобусной остановке, где в машине меня уже ждала Лайла.
Я запрятал пистолет, но всё ещё помнил приятную тяжесть оружия.
Эдвард Дэй
23:02
— Я работаю над этим. Да, могу организовать, но за срочность подниму ставку на двадцать процентов, ты же знаешь, — громко разглагольствовал Карл, жестикулируя слишком бурно для своих шестидесяти лет. — В прошлый раз были другие обстоятельства, теперь я хочу плюс двадцать процентов.
Я нашёл Карла взглядом минут двадцать назад. Сначала наблюдал издалека— он бы все равно послал меня, прервавшего телефонный разговор, нахер. Но сколько можно, в самом деле? Я пялился на стену позади бармена, где висели чьи-то фотки, и барабанил пальцами по столешнице. Весёлые люди, алкоголь, цветомузыка — примерно так себе представляют ночные клубы те, кто в них не ходят. Интересно, все ли счастливчики на фото живы? Ведь в «Беверли» каждый второй законченный наркоман. Дошло до того, что я без труда вызывал из памяти образ любого снимка, закрывая глаза, и тогда Карл, наконец-то, кончил беседу.
«До связи, блядь», — бросил он и повернулся.
— Опоздал, мальчик.
— А ждать пришлось тебя.
— Подумал над моим предложением?
Именно этим и занимался с прошлого вторника. Сбил себе все биоритмы, но так и не пришёл к вразумительному выводу. Ситуация была, мягко говоря, бесперспективной (если не упоминать слово «пиздец»): я влез в наркотическую тусовку по самое горло и ждал, что меня возьмут и отпустят?
— Детали скажи.
— Только в том случае, если ты согласен. — Карл положил локоть на барную стойку, не заметив округлого влажного следа от стакана, оставленного предыдущим посетителем. Теперь у этой суки будет хотя бы пятно.
— Мне нужно знать, на что я соглашаюсь.
— Ты мне не доверяешь?
Раньше Карл казался мне везучим пофигистом, почти безобидным. Не настолько тупым, чтобы попасться копам, но не настолько умным, чтобы лезть в героиновую мафию или становиться сутенёром. Горько признавать, но посредственных умственных способностей ему оказалось достаточно: ловушка не была хитрой или изобретательной. По меркам лузера, конечно.
— Знаешь, ты мне на днях даже снился. В медицинском халате, представляешь?
— Хорошо, Карл, давай к делу.
Он потрепал меня за щёку, заставив скривиться.
— Пойдём в кабинет.
«Ты как мышка, идущая к мышеловке».
Может ли предложение Карла быть связано со стрип-клубом? Ходили слухи, что в подвале «Беверли» снимают молоденьких мальчиков и тёлок. Но интуиция подсказывала мне, что дело не в его теневом бизнесе. Точнее, в теневом бизнесе, но не в этом. Разве он наводил про меня справки для банального шантажа? Или искал врача? Для стриптиза и проституции проще подобрать кого-то из «низших слоёв», кого-то, кто соблазнится деньгами и рад подзаработать.
— Под кайфом?
— Нет, я же не такой безнадёжный наркоша, как ты.
Карл сел за антикварный стол, пригласил устроиться напротив. Мы оказались в мрачной комнате с приглушенным светом, где он проводил периоды ломки. Временами на Карла находило, и он едва ли не плакал у меня на плече, рассказывая о попытках соскочить: о том, как прятался в кабинете и чувствовал себя жалким.
Желаю долгой и мучительной смерти от передоза, мудак.
Справа от нас отсчитывали время старые серебряные часы, в левом углу валялись украшения с рождественской вечеринки: бумажные оленьи рога и искусственная ёлочка. Почему он все это не выбросил, боже?
— Ладно, правильно ли я понял, что работа в госпитале тебе дорога и мы можем поговорить о плате за моё молчание? — Карл шумно и резко втягивал воздух через нос, словно у него был хронический насморк — признак кокаинщика.
— Я готов выслушать твоё предложение.
— Нет, так не пойдёт, мальчик. Мы же профессионалы? Долго бы я пробыл в бизнесе, если бы болтал направо и налево? Информация-то, скажу прямо, щепетильного характера. Либо ты со мной, либо, говорить будем иначе.
— Допустим, я с тобой.
— Согласен?
— Да, да, согласен, можно к сути? — Я цокнул языком.
Если дело не выгорит, то уеду обратно к родителям — там Карл меня не найдёт. Но Джо не сунется в Новый Орлеан тоже, это минус. Из-за досье стоит забыть о практике, минус два. Я представил, как возвращаюсь в тихий и спокойный городишко, который, кажется, так и не оправился после «Катрины». Объясняю знакомым, что в Нью-Йорке не получилось, и с медициной не получилось, и город этот вроде не мой, люди ужасные, машины бесконечным потоком летают по улицам, грохочет метро.
Для всего этого придумали отличное слово — неудачник.
— Мне нужны твои руки, Эдди. И голова.
— По отдельности?
— А ты предлагаешь? — хохотнул Карл, поднявшись на ноги. — У меня есть влиятельные друзья, тихое место и, надеюсь, надёжный человек с медицинским образованием. А у людей есть почки, печень, лёгкие. В качестве поощрения я буду оплачивать твои труды. На многое рассчитывать не стоит, но тысяч десять…
— Че-е-ерт. — Я застыл.
Сука, сука, сука.
Наркотики, деньги, хирург — конечно, я догадывался, что дело связано с моими навыками. Предполагал, что стану личным доктором для бойцов Карла — у них не было медицинской страховки, а в передряги они попадали часто. Но операции по изъятию органов у доноров, не давших согласия, для чёрного рынка — это даже не конец карьеры, а уголовная статья. Я попался. Прощай то, ради чего я трудился на протяжении десяти лет. Как чертовски тупо выглядела ситуация. «Дорогой Эдди, давай-ка ты нарушишь закон, дашь мне ещё немножечко материала, которым я смогу тебя шантажировать, чтобы я не рассказал начальству то, что знаю уже сейчас». И чем дольше я буду работать на Карла, тем сильнее он начнёт дёргать за поводок. Когда ему надоест — перестанут поступать заказы или он сочтёт, что я слишком хорошо проинформирован, — сольёт своим головорезам, и придёт конец.
