— Шикарно, — он первым выходит из библиотеки.

По пути на кухню Джесси попадает в темную комнату с непонятными силуэтами. Видя интерес своего гостя, Эван жмет на выключатель, и картинка выбивает из Джесси изумленное «вау». Он оказывается среди десятков мини-моделей боевых самолетов, расставленных около стен. Подходит к одному из них, Эван становится позади. Его ладони ложатся на плечи Джесси, тот рвано выдыхает весь воздух.

— Ты можешь брать их в руки, если хочешь, — предлагает он. — Прямо перед тобой «Стратофортресс».

— «Страто…»

— Можешь называть его Б-52, — Джесси старается его слушать. Его слова, а не только горячее сопение у самого уха. — Американский бомбардировщик. Этот — шестьдесят второго года выпуска. До сих пор в строю. — Эван скользит рукой по его плечу, предплечью, берет за запястье и ведет к модели справа. — Более новая модель, Б-1Б. Обожаю его историю! Взлеты, падения, модернизация.

Эван смешивает для него коктейль: апельсиновый сок, водка и лед. Джесси ходит с ним по комнате, от одной модели к другой, кубики льда стучат у него в стакане, кондиционер разгоняет теплый воздух.

— Первый «Лансер» взлетел в семьдесят четвертом, — рассказывает Эван. — А в семьдесят девятом, представь себе, программу едва не закрыли. Слишком дорого. Картер думал, что работать над Б-1А невыгодно, проще обновить Б-52. Конечно, модернизация всегда обходится дешевле, чем создание чего-то с нуля.

— А чем все закончилось?

— Власть сменилась. Рейган посчитал, что на Б-1 рано ставить крест.

Эван заканчивает на «Файтинг Фалкон», полушутя говорит, что для одного раза достаточно, а то у Джесси в голове все перепутается. И предлагает продолжить как-нибудь в другой раз. Джесси слышит в его словах завуалированное приглашение, кивает.

— Куриные наггетсы и салат из киноа с креветками и крабом, подойдет? — Джесси усаживается за стол, а Эван закидывает себе на плечо тонкое белое полотенце.

Смотря на него, сложно не проникнуться романтическим настроением: Эван выглядит расслабленным, домашним. Его темно-синий свитшот кажется таким мягким на ощупь, а чиносы подчеркивают стройные ноги.

— Ты чудо!

Джесси восхищается. Несмотря на то, что чувствует: его намерены соблазнять едой. Он осматривается и убеждается, Эван любит готовить. Человеку, который обходится едой на вынос и пользуется службами доставки, незачем такая махина и столько техники. Значит, он не устраивает представление лично для Джесси. Ну, может быть, немного, может, он не каждый день готовит для себя салат из какого-то киноа с креветками.

— Погоди, ты еще не пробовал, что у меня получится, — Эван достает из холодильника куриную грудку и берет острый длинный нож.

— А где ты этому научился?

— Готовить?

— Нет, так круто выглядеть с ножом в руках, — смеется Джесси.

— Так круто выгляжу с ножом я от природы, — подыгрывает Эван. — А готовить научился, как и все любители, с книгами и интернетом, там информации даже больше, чем можно усвоить… Мы с сестрой с четырнадцати лет регулярно оставались дома одни, а к магазинной еде я не питал любви. Пришлось осваивать ради себя любимого.

— У тебя есть сестра? Вау, сегодня прямо вечер открытий!

Джесси качается на высоком стуле, держа пальцы у лица. Расчесывает ими волосы и убирает челку со лба.

— Есть, Анджелина. Она, кстати, журналист, и я советовался с ней по поводу интервью с тобой.

«Снова то гребаное интервью», — проскакивает в мыслях у Джесси.

— И ты воспользовался ее советом?

— Скажем так, я не сразу понял важность ее совета. — Эван заканчивает с курицей. У него в миске горка идеальных по размеру кусочков. Он передвигается от шкафчика к шкафчику, почти не отрывая взгляда от Джесси, перчит, солит, а потом ставит масло разогреваться на плиту. — Она сказала, что я должен тобой увлечься. Представляешь? Мол, только так я смогу создать материал, в котором красной нитью будет исключительность моего интервьюируемого.

— Ого. Наверное, это работает. Иногда.

— А ты исключительный, Джесс, — выдает он, опираясь рукой о стол. Джесси утыкается взглядом в пол. Он не верит своим ушам и тому, что Эван произнес это предложение с утвердительной интонацией. — И я о тебе еще столько всего не знаю!

— Да я вроде бы обычный парень.

— Расскажи о своей семье.

— Мама с папой у меня тоже обычные. Они держат аптеку рядом с нашим домом. Я единственный ребенок. — Рука Джесси тянется ко рту, он меняет тему: — А где живет твоя сестра теперь?

— Какая из сестер?

Обмакивая кусочки курицы в муке, Эван ему усмехается. И Джесси готов поверить, что он придерживает новость, как десерт.

— У меня их три.

— Три?

— И еще два брата.

— Не может быть, — Джесси приоткрывает рот от удивления.

— Я номер четыре.

Эвана перебивает шипение масла. Он поглядывает в кастрюлю и вытаскивает уже готовые наггетсы золотистого света, от их запаха у Джесси скручивает живот. Он представляет Эвана в доме, полном детей, и видит рекламную картинку, в которой Эван в детстве симпатяжка, а его сестры с золотистыми кудрями и яркими губами дразнят его за столом. Он силится представить его родителей. У кого из них зеленые глаза? А темные волосы? Как Эвана воспитывали? Как привили ему такую любовь к систематизации и порядку?

Но потом Эван ставит перед ним наггетсы, и Джесси вспоминает.

— Ты сказал, что с четырнадцати лет оставался один?

— А, это. — Его голос пропадает, а потом Эван встряхивается. — Да, оставался.

— Почему?

— Наша семья разбросана по трем континентам, Джесс. Мама в Австралии, папа в Европе, дети здесь.

— А что случилось?

— Я бы сказал, амбиции.

Эван переносит к нему доску, нож, а в миске Джесси разглядывает манго, авокадо, яблоко и огурец. Он сокращает между ними расстояние, забираясь с локтями на стол. Видит во взгляде Эвана разочарование, но молчит. У Джесси такое ощущение, что стоит сказать ему хотя бы одно слово, и та аура откровения, опутавшая кухню, исчезнет без следа. Он перекатывает на языке слово «амбиции». Почти иностранное. Джесси многое готов сделать ради любви, ради мечты, но амбиции ни разу не входили в сферу его интересов.

Может быть, потому, что за удовлетворенными амбициями следуют обязательства, ограничивающие свободу.

Одно Джесси знает точно: он рад, что Эван остался в США.

— Моя мама с восемнадцати лет стала активисткой «Гринпис». Угадай, кто рассказал мне все те страшные вещи об экологии? Знаешь, ей действительно было не все равно… — Эван взмахивает рукой, выписывая ножом дугу. Джесси уверен, что последует «но». Так и случается. — Но мне хотелось, чтобы она чаще была моей мамой, а не экологом, понимаешь?

— Почему она уехала?

— Работа. Мама состояла в каждой второй профильной организации, — горечь в его голосе становится явной. — Сейчас, например, она строит какие-то экологические домики в Мельбурне. Довольна жизнью, сестры говорят. Я уже давно с ней не общался, если честно.

Эван порезал манго и перешел к яблоку.

— С отцом примерно такая же история, — свободнее говорит он. — Только он бизнес-коуч. Активно учит в Европе кого-то быть успешным и влиятельным бизнесменом. Всегда считал такую работу ерундой, а он жутко бесился.

— Видимо, от клиентов нет отбоя?

— Как и с любой дурацкой затеей.

Эван останавливается, кладет кисть на стол, продолжая держать нож плашмя. Он выдыхает, и поток воздуха поднимает его челку.

Джесси чувствует, будто между ними пробегают искорки. И они делают их ближе, уничтожают едва заметные барьеры.

Он хочет сказать, что ему жаль. Ведь Эван заслуживает хорошее детство и внимательных родителей. Его собственная мама, например, всегда достает старые альбомы с фотографиями на день рождения Джесси, заставляя сына неистово краснеть; летом его семья выбирается на пикники; а на Рождество дом собирает у себя всех родственников. Джесси почти злится на мир, что таких воспоминаний нет у Эвана, но молчит, едва ли он рассказывает это ради жалости.