— По-настоящему известным Командира сделала резня в столице Халифата, — вставила Патриция. — Никто не знает, каким образом ему это удалось, но он убил большую часть гражданского населения, пока те спали, включая семью Халифа.
— То есть, он убил…
— Женщин и детей, да. Боеспособных мужчин, включая самого Халифа, он оставил в живых. И никто не знает, почему.
Невежественное замечание.
— Убийство Халифа лишь сделало бы из него мученика, — все бойцы повернулись к Мире Воунер, — а Командир был достаточно умен, чтобы избежать этого. Его целью было сломить дух Халифата, а не их армии.
Другая Мира, возглавлявшая последнюю боевую операцию в Китае, отстраненно махнула рукой, — Ну да, он сделал это и стал врагом номер один для всего Халифата. К этому моменту, ситуация так и так уже начала устаканиваться: люди бежали из-под гнета слабеющего Халифата-
— Из-за Командира, — перебила Мира в капюшоне.
— … потому, что они осознали, что Халифат трещит по швам, — проигнорировала Мира Родригез. — После множественных поражений террористов, их государство начало разваливаться.
На мгновение забыв о своей постоянной боли, женщина рассмеялась, причем ее смех был начисто лишен эмоций. Родригез нахмурилась. — Я сказала что-то смешное?
— Ты ошибаешься, — сообщила ей Воунер. — Война тогда только разгоралась. Халифат открыл новые фронта, наступая на Иран и Сирию, оставляя за собой выжженные города.
— О, да, — глубокомысленно кивнула девушка. — Теперь вспомнила. Дабы предотвратить их наступление, Командир сровнял с землей города, оккупированные в тот момент армиями Халифата … вместе с не повинными ни в чем гражданскими!
— Если бы ни его действия, Ирак бы пал, — уверенно заявила женщина в капюшоне. — Благодаря Командиру, у них было достаточно времени, чтобы укрепить свои города.
Мира Родригез подозрительно уставилась на нее. — Ты говоришь так, словно поддерживаешь его…
— Так и есть.
В казарме послышались многочисленные удивленные вздохи, а если кто к этому моменту и был занят чем-то другим, то теперь внимание каждого человека было приковано к спорящим женщинам.
Родригез поднялась и скрестила на груди руки. — Мм, так ты поддерживаешь убийства гражданских и детей? Все ясно, вопросов нет.
Распространенный аргумент. — Я сожалею об их смерти, но это была необходимая жертва.
Глаза девушки расширились. — Необходимая?! Необходимо было убивать людей по той простой причине, что они оказались не в то время не в том месте?! Необходимо было убивать детей только из-за того, кем были их родители?! Необходимо было загонять невиновным людям гвозди в конечности и оставлять их умирать долгой и мучительной смертью на кресте?!
— Необходимо, потому что эти люди погибли бы в Халифате в любом случае, и никто ничего не стал бы предпринимать! — повысила голос Мира. — Люди, вроде тебя, постоянно делают из Командира какого-то демона, но где было ваше осуждение, когда террористы вырезали тех, кто отказывался присоединяться к ним? Где ваш гнев по отношению к тысячам террористов, насилующих и обращающих в рабство женщин?! Где ваша праведная ярость по отношению к палачам, казнившим всех неугодных?!
— Хм, ну… я сочувствую им, — защищалась другая Мира.
— Тогда почему ты направляешь всю свою ненависть по отношению к тому единственному человеку, кто сделал хоть что-то?!
— Потому что, хочешь верь, хочешь нет, но достигать своих целей любыми доступными методами недопустимо! Если мы попросту воспользуемся такими же тактиками, как и наши враги, то мы ничем не лучше их! Я не закрываю глаза на все зверства Халифата, но не стану слепо одобрять военные преступления Командира просто потому, что он совершил их против таких же ужасных людей, как и он сам!
Мира Воунер поджала губы. — Ты просто трус. Эти террористы не заслуживали пощады: они знали, что у цивилизованных стран была кишка тонка сражаться с ними и воспользовались этим. Они рассчитывали на то, что такие люди, как ты, будут продумывать стратегию обороны. Люди, вроде тебя, призывали к миру с террористами. Безразличие людей, вроде тебя, привело к тому, что чертовы террористы смогли основать свое собственное государство.
— Ну хорошо, — раздраженно признала Мира Родригез. — Признаю, во мне говорят моральные принципы. Но нельзя уподобляться врагу! Халифат был бы побежден и без Командира. Не стоит думать, что именно благодаря его зверствам мы все сейчас говорим на английском, а не на арабском.
— И сколько бы смертей невинных потребовалось бы, чтобы заставить ООН сжать яйца в кулак и сделать что-то?!
— Не знаю, откуда ты берешь информацию, — прошипела Мира, — но ООН не сидели без дела и-
— Я была там, — перебила женщина в капюшоне. — И я помню, как ООН жаловался на то, какой Командир ужасный. У них хватило наглости заявить, что его агрессия побудила Халифат начать активное расширение!
— Это заявление не лишено логики, — отозвалась вторая Мира. — На что рассчитывает человек, загоняющий группу фанатиков в угол?
— Где ты была? — потребовала Мира Воунер.
— Прости?
— Во время войны. Где ты была, когда все это происходило? Ты действительно была на передовой и знаешь, как все было? Или же сидела на диване перед телевизором и судила о том, чего не понимаешь?
— Ну… нет, — покачала головой девушка, — я не участвовала в войне. Но это не важно.
— Вообще-то важно, — выпалила Мира. — Увидев этих животных вблизи, ты бы наверняка изменила свое мнение касательно войны.
— Ого, ты выглядишь очень агрессивной, — подливала масла в огонь Родригез. — Ответь мне, твоя слепая ярость — это у вас, израильтян, в крови? Ты просто обязана их ненавидеть?
— Хватит, Мира, — вмешался Люк, в голосе которого звучала сталь. — Вы обе перегибаете палку. Люди на обеих сторонах баррикад совершали ужасные поступки, давайте просто оставим эт-
Он прекратил свою мысль, увидев, как женщина в капюшоне неторопливо поднялась на ноги и подошла вплотную к своей оппонентке.
— Так вот, что ты думаешь, — прошипела Мира, — «у израильтян в крови»? Позволь-ка мне кое-что тебе рассказать, Мира. Я воочию видела, какие зверства эти «люди» творили. Тебя когда-нибудь брали в плен? Ты видела, как твои родные умирают в муках на твоих глазах? Как насчет того, что их пытают до смерти?
Родригез отошла на шаг назад, но Воунер продолжила угрожающе приближаться.
— А я видела, — продолжила она ядовитым тоном, полным боли. — Однажды Халифат стал заинтересован в процедурах создания отрядов проникновения. Им не давала покоя мысль о маскировке своих террористов… путем снятия кожи лица с пленников и пересаживания ее своим бойцам. Да, звучит бредово, но, тем не менее, они пытались, и я — живое тому доказательство.
Она медленно подняла руку, схватилась за верх капюшона и оттащила его назад, демонстрируя всем то, что было под ним. Лицо Миры Родригез побледнело, а некоторые бойцы в страхе или отвращении отвернулись. Она знала, какое зрелище предстало перед ними: лицо, полностью лишенное кожи, напоминающее скорее картинку из учебника биологии, нежели настоящего человека.
— Они срезали кожу с моего лица, сантиметр за сантиметром, — продолжила изуродованная женщина. — Им приходилось соблюдать осторожность, дабы «не повредить продукт». И это все продолжалось и продолжалось, до тех пор, пока даже воздух не стал ощущаться столь горячим, словно кипяток. И это мне еще повезло. Моих друзей использовали, чтобы набить руку. Одного из них заживо освежевали на моих глазах, других медленно расчленяли в различных местах. Как мне потом сказали, это были тесты, направленные на изучение болевых порогов и пределов выживаемости человека. Я неотрывно смотрела, как моего мужа пытают раскаленными углями, выпытывая из него информацию, а затем, когда он так и не сломался, его зарезали, как свинью. Одному из моих товарищей вырвали глаза и заставили их съесть… в качестве наказания за недостаточное послушание. Эти звери не заслуживают пощады, не заслуживают жалости… лишь медленной и мучительной смерти. И не смей говорить, что моя ненависть к ним вызвана моей блядской национальностью, — прошипела Мира, еле удерживаясь от того, чтобы врезать стоящей напротив девушке по морде.