Брэдфорд присвистнул, не отвлекаясь от чтения, — Вы и вправду подготовились к наихудшим сценариям.

Командир изобразил натянутую улыбку. — Часть работы. Надеюсь, мне никогда не придется задействовать эти протоколы, но я готов к этому.

— Ради всего святого, я надеюсь, что нам никогда не придется задействовать их… — мягко пробурчал Шэнь.

— Мир переживет парочку заброшенных городов, — угрюмо заявил Командир, — но не полномасштабное вторжение пришельцев.

— Но должна же быть черта, — спорил Шэнь, продолжая читать. — Некоторые из этих планов… на грани разумного, абсолютно неэтичны.

— Командир оценивающе посмотрел на инженера. — Ты когда-нибудь участвовал в войне?

— Это не важно, — ответил Шэнь. — Незыблемые принципы гуманности и правила войны не меняются просто потому, что мы сражаемся с пришельцами, а не с людьми.

Командир непроизвольно сжал кулаки. У него были свои правила войны и гуманности: этике не место на поле боя, а упомянутые правила просто не существовали, они были бессмысленным результатом политиков, притащивших в войны мораль. Из-за этого гражданские вроде Шэня считали войну некой игрой, где играли по правилам, а хуже всего было того, что такое мнение разделяло большинство людей.

Идеалисты. Дилетанты. Гражданские.

К сожалению, озвучивание своих мыслей могло вызвать подозрения и посеять семена раздора, а это было недопустимо в настоящий момент.

Но он не винил престарелого инженера. Такой взгляд на ведение войны был результатом пацифистической культуры в обществе. На самом деле, не только гражданские, но и военные считают его методы экстремальными. Но они работали, это было неоспоримо. Он понимал, почему люди негативно относились к нему, действительно понимал.

Но это не значит, что они правы.

— Возможно, — неубедительно прозвучало натянутое согласие, — но это планы для самых худших вариантов развития событий. Скорее всего, большая часть этих протоколов даже не будет осуществлена.

— Командир прав, — поддержал его Брэдфорд. — Такие планы — обычная вещь в армии, к тому же, совет был созван как раз для этого: чтобы мы могли дать наши оценки данным протоколам.

Похоже, эти слова успокоили Шэня. Спасибо тебе, Старший офицер. — Да, — сказал Командир, — это всего лишь наброски, поэтому ваши предложения будут с удовольствием мной рассмотрены.

— Хорошо, командир, — сказал Шэнь. — Что-то еще?

— Да еще кое-что, — пару нажатий на экран планшета, и чрезвычайные протоколы были заменены списком солдат. — Так как наши бойцы вскоре получат продвинутое снаряжение и вооружение, разработанное твоим отделом, Шэнь, нужно грамотно распределить его между ними.

Командир присел на свой стол. — Многие из наших солдат прошли специализированную подготовку в различных направлениях, поэтому я разработал стандартные специальности солдат XCOM, по которым они будут распределяться для достижения максимальной эффективности.

— Хорошая мысль, — кивнул Брэдфорд. — Некоторые бойцы отмечены. Что это значит?

— Продвижения по службе, — объяснил он. — Солдаты, отличившиеся на поле боя, будут награждаться повышениями.

Вален кивнула. — Звучит неплохо. Когда вы раздадите повышения?

— Сегодня, но чуть позже, — ответил он. — Сперва есть кое-что, что я хотел сделать. Что-ж, думаю на этом мы закончим. Свободны.

***

Цитадель, тренажерный зал

Патриция с силой ударила грушу, отчего та отлетела на приличное расстояние. Когда она попыталась вернуться в состояние равновесия, последовал второй удар, а за ним еще и еще. С каждым нанесенным ударом, Патриция все больше погружалась в свои эмоции: вместо груши она представляла серую голову пришельца, каждый кулак олицетворял собой месть за павших. Гнев закипал в ней, усиливаясь с каждым глухим стуком. Ее удары становились все быстрее и мощнее. Каждая эмоция, которую она до этого подавляла, каждая мимолетная мысль: все сливалось в одно чистое чувство.

Ярость.

Рациональное мышление отошло на второй план, сузив ее мировосприятие до одной боксерской груши. Когда ее гнев дошел до предела, она с криком достала нож и полоснула им по беззащитной раскачивающейся груше. Затем она отбросила его и начала бить по образовавшейся дыре, из которой высыпалось все больше песка. Наконец она собрала все свои силы в завершающий удар, который, как ей показалось, отозвался эхом по комнате. Девушка слушала стук собственного сердца, прерывисто дыша, в течение минуты. Ой, точно, груша.

Вспомнив об объекте своего гнева, она схватила лежащую на полу изоленту и как могла залатала его.

В третий раз за сегодня.

Патриция поморщилась. Она не хотела привести грушу в негодность, просто… не могла иначе. При виде повреждений, она успокаивалась, что предотвращало возможные срывы в будущем. Но это было глупо. Поразительно, как много урона могут вынести эти вещи.

Она подмела пол, выкинув весь высыпавшийся песок, и, вздохнув, оперлась на стену. Вытерев пот со лба, она глотнула воды и задумалась. Сколько она уже здесь? Два, три часа? За такой срок она уже должна быть измождена, однако энергии было все еще полно: ее хватит как минимум на еще один раунд. Она думала, что тренировка в полной боевой выкладке быстрее утомит ее, но она по прежнему торчит здесь, готовая к дальнейшей работе. Наверное, это хорошо?

Она потрясла головой. Не важно, она не уйдет отсюда до тех пор, пока не будет валиться с ног. Пейдж пыталась остановить ее, попросив прекратить себя наказывать, но Патриция только удвоила «строгость» наказания, иначе она не сможет спать из-за кошмаров, в которых ей будет являться призрак женщины, погибшей под ее командованием.

Она не знала, почему доведение себя до измождения помогало ей. Но, скорее всего, это происходило оттого, что такое поведение давало ей отдушину. Она была вспыльчивым человеком: ее раздражали медленно соображающие люди, которые не понимали ее. Даже Пейдж многократно советовала ей контролировать свои эмоции.

И она слушалась. По крайней мере, пыталась. Во время каждой операции, она выключала в себе личность, оставляя только собранного командира. Чаще всего, это хорошо работало, но иногда забитые эмоции выплескивались наружу. Когда Викки погибла, она почти потеряла контроль. К счастью, оторвав руку пришельца, она взяла себя в руки и продолжила командование. Подобные приступы гнева были не профессиональны, и ей нужно работать над собой.

Патриция пощелкала костяшками и оттолкнулась от стены. Пора начинать следующий раунд. Она повернулась, услышав звук открывающейся двери.

Внутрь вошел человек с чемоданом в руке. Он был одет в черную рубашку и камуфляжные штаны. С каждым его шагом ботинки клацали о пол, создавая эхо. Патриция наклонила голову. Она была уверена, что никогда раньше не видела его. Интересно… на вид лет тридцать? Староват для обычного солдата, хотя хорошо сложен… наверное из какого-нибудь отряда специального реагирования. Что он тут забыл? Сейчас все должны быть на панихиде.

Мужчина заметил ее и направился в ее сторону. Загадочно улыбнувшись, он положил чемодан на пол и повернулся к ней.

— Здравствуй, — сказал он приветливым тоном. — Приношу извинения, если я помешал. Я не думал, что в такой час тут кто-нибудь будет.

Патриция пренебрежительно махнула рукой. — Ничего страшного, это общий зал, а я как раз устроила перерыв.

Он улыбнулся. — Рад слышать, — затем заметил боксерскую грушу и приподнял бровь.

— Вижу, ты времени не теряла.

Она неловко выдохнула. — Да, это. Я… ну, в общем у меня был трудный день.

— Как насчет партнера?

Патриция пожала плечами. Он выглядит искренне дружелюбным, нет нужды прогонять его, особенно учитывая, что вскоре они наверняка будут вместе идти в бой. - Ну, если хочешь. У тебя наверняка намечена тренировка, не хочу ее нарушить.

— Она подождет, — он передвинулся за грушу, ожидая, пока она начнет работу. — Ты, должно быть, сильно устаешь.

— Почему? — спросила она, начав наносить удары.