Настроение мгновенно улучшается. Вот такая простая должна быть жизнь: сложности с родителями, друзья, запреты и вылазки на свой страх и риск. Это кажется таким… нормальным. Не эти заседания в столовой, гостиной или кухне под шелест газеты и молчание. Хочу снова жить и думать, что ещё не все двери закрыты. Шепчу в пустоту:

— Я долго тебя оплакивал, мама. Пожалуйста, не сердись. Тебя никто не заменит, но… Так много «но» существует! — хочется самому заплакать. В очередной раз. Но сейчас у меня ощущение, что я поступаю правильно.

Достаю рюкзак из ящика, чтобы собрать вещи. Не знаю, что надеть и взять с собой. Как сейчас все одеваются? У меня не гигантский гардероб, но есть из чего выбрать. Рубашка или поло? Брюки или джинсы? Выбираю светло-голубые брюки и красное поло и коричневые ботинки. Наверх кожаную куртку того же цвета.

Положив одежду и взяв сменную, кинув ещё пижаму и принадлежности для ванны, ложусь на кровать послушать музыку или аудиокниги. Улыбка не сходит с лица, так сильно предвкушаю то, что сегодня будет. Это и пугает, и заставляет стонать от того, что надо так долго ждать. Уже не помню, чего бы мог так ждать с таким нетерпением. Почему-то внутри есть уверенность, ребята не ради шутки это делают, и, возможно, жизнь меняется. Всё-таки надо отдать Делии должное, она кое в чём помогла. Без неё бы я никогда не нашел этих людей.

По вибрации пола понимаю, кто-то приближается. Тихо останавливается у двери, аккуратно нажимает на ручку, но она возвращается в исходное положение. Жду, вот сейчас уже постучат, и ничего больше не происходит. Шаги тихо удаляются. Хочется открыть дверь и поговорить с тем, кто бы это ни был: сестра или отец. И несмотря на чувства и привязанность к своей семье, я не делаю этого. Почему? Не могу себе это объяснить, может, я хочу, чтобы и им было так же больно. Ведь именно такая печаль позволяет или полюбить сильнее, или разлюбить. Надеюсь, что это будет всем нам во благо.

Отключаюсь на какое-то время и просыпаюсь с мыслью, что всё проспал, Ноа уже приезжал и не забрал или не приезжал вовсе. Проверяю время — на часах 21:50, а на телефоне ни одного уведомления. Закидываю на плечо рюкзак и подхожу к двери, прикладываю ухо. Ни звука. Невесомо кладу ладонь на ручку, щёлкаю замком и отворяю дверь. Проскальзываю за неё, останавливаюсь. Жду — никакого движения в доме. И в тот момент, когда тихо спускаюсь по лестнице, к дому подъезжает машина и она замедляет ход. В салоне громко играет музыка, тишину нарушает громкий голос:

— Рапунцель, спусти свои волосы!

Дом пробуждается от оцепенения. Спускаюсь с лестницы, не скатываясь кубарем вниз только чудом. Пролетаю коридор и, ничего не сбив, врезаюсь во входную дверь, не рассчитав расстояние. Сейчас приходится думать быстрее, чем всегда: вспоминать шаги и рассчитывать на то, что двигаться быстрее очень сложно. Отодвигаю щеколду и захлопываю за собой дверь, бегу по дорожке от дома до калитки. Шуршит гравий под ногами.

Почему-то я верю, что не упаду и не споткнусь о… да обо что угодно. Наверно, просто надеюсь на свою мышечную память, ведь уже прошло восемь лет, как со мной случилось несчастье. Как это ещё можно назвать? Случилась жизнь, это всё не случайность. Я должен был уже запомнить внутренний двор, весь дом и ближайшие окрестности. Это же моя территория, я её знаю.

Бегу дальше, музыка становится громче, видимо, Ноа открывает окно и говорит:

— Давай живее, вообще-то ждать полчаса не буду.

Я готов его убить. Все друзья так должны поступать, или я что-то уже позабыл? Пробегаю ещё немного прежде, чем распахивается дверь и Делия истошно кричит:

— Возвращайся! Не смей так со мной поступать, — внутри всё переворачивается. Её голос преображается в знакомый каждой клеточке. Голос мамы. Мёртвой мамы, и именно поэтому двигаюсь вперёд, а никак ни назад. К прошлому. Меня подбадривает другой голос:

— Беги, Форрест, беги, — кричит Сафаа. Младшая сестра вопит, чтобы её отпустили, наверняка, Делия больно вцепилась сестре в руку или в волосы. Она отыграется на ней. Мне очень жаль, но против своих интересов не пойду.

Бегу дальше, совсем забываю, что могу врезаться в машину, слишком отвлекся от подсчёта, сколько пробежал. И в этот самый момент утыкаюсь лицом в чью-то грудь. Понимаю, что мужскую. И тут я срываюсь, это слишком сильно встряхивает размерную жизнь. Все давшие швы внутри расходятся, и наружу выскакивает что-то, чему не могу дать определение.

— Какого чёрта? Что ты вообще творишь? — сжимаю его руки выше локтей. — Эффектное появление?

Моро усмехается на эмоциональный порыв:

— А как иначе? По-другому я не умею, актеру нужны свои зрители.

Разворачивает и помогает сесть в машину, я думаю над его словами. Про актеров, про наш мир, про то, кто мы в нём и на какой сцене выступаем. Порой кажется, что я в кукольном мире, даже марионеточном, и вдруг дали шанс выйти на главную сцену, и я в ней не последнее лицо. Но как теперь себя вести?

Машина вибрирует, Ноа плюхается рядом на водительское место. В моё окно кто-то колотит, наверняка, наверняка сестра, чувствую, как напрягается Моро, и его можно понять. Это какой-то театр, а не простая пижамная вечеринка.

— Если ты сейчас же не выйдешь, я… — даже не поворачиваю на сестру голову, настолько становится стыдно. И не могу отличить стыд за себя, от стыда за нее. За что брать ответственность, а что не входит в круг моей компетенции?

Ноа намеренно громко произносит.

— Сестра у тебя огонь, настоящий Халк. Только ему пофиг крушить тачку за десять миллионов.

Стук прекращается, даже как будто отступает от машины, а меня впереди ждёт неизвестность. В конце концов, я мог ошибаться со своим решением.

— Правда стоит десять миллионов?

— Нет, конечно. Я нищеброд что ли на таких ездить?

Поворачиваю голову в его сторону, а Ноа смеётся.

— Ты святая наивность! Эти выражения бесценны, у вас это, видимо, семейное. Миссис Лефевр, я верну его в целости и сохранности утром.

— Ах ты, маленькая белая шваль… — надрывается сестра, и мы стартуем под удары ее рук по стеклу и корпусу машины.

Быстро удаляемся от дома.

— Не подумал бы, что твоя семья такая «культурная».

— Сам вот только узнал, — я ведь действительно: ну никак не мог подумать о том, что сестра знает такие слова. В кармане вибрирует телефон. Раз за разом. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, это сестра или отец.

— Как я понимаю, отвечать ты не собираешься.

Ловлю себя на мысли, что хотел бы знать, как выглядит Ноа. Как выглядят они все. В машине раздаётся мелодия другого телефона, Ноа говорит:

— Не подашь? — иногда его предложения вводят в ступор, он или не отдает себе отчёт, что не я вижу или не считает, что могу не справиться. — Там, сзади, слева, — продолжает он.

Отстёгиваю ремень безопасности, медленно пролезаю между сиденьями и шарю руками по кожаной обивке. Наконец, попадается в руки заветный прямоугольник и возвращаюсь на своё место, даже свечусь от удовольствия. Так не хватает, чтобы ко мне относились как к обычному человеку. Хотя бы в таких мелочах. Аккуратно протягиваю телефон в сторону Ноа.

Ничего не происходит. Был уверен, что он позвонит, но вместо этого молчит уже какое-то время, и не знаю, что думать. Ведь он за рулем, я в надежде, что он там не книги читает, и мы не разобьёмся. Становится некомфортно из-за тишины.

— Бро, походу, мы сделаем небольшой крюк, — грустным тоном произносит Ноа.

— Всё… — не успеваю договорить.

— Да. Всё в порядке, думал, что дорожные приключения сегодня почти закончились.

— И куда же направляемся? — интерес выше опасности.

— В бар за Ронаном.

Не знаю, что отвечать. И Ноа, видимо, тоже. Продолжает ехать молча, сообщения на телефон приходят всё реже и реже, пока Ноа не выходит из задумчивости и включает радио.

— Надеюсь, ты не против, — говорит Моро, увеличивая громкость и мягко напевая, наверняка любимые песни. Музыка лечит и молчание тоже. Уже ощущаю, как энергетика меняется. И не замечая за собой, тоже подпеваю строчкам. Всё громче и громче, чувствую смелость.