— Ой, помню! — согласился писклявый. — Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит — ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести без одной копейки оплаты. Если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек. Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза.

— И ты сейчас хочешь, чтобы мы так же, направо и налево, не разбирая вины?

— Какой еще вины! Это же огнеметчик! Мало?

— Я сам огнеметчик. Если по суду докажут, что на нем кровь гражданских, так я его первый шлепну, рука не дрогнет. А только я воевал за то, чтобы никого не казнили без народного суда. Чтобы не было, как раньше, когда «черная кость» перед «белой костью» всегда наперед виновата. Я за это на смерть шел, и убью за это без колебаний!

Закончив длинную речь, мордорец откинулся на подушки, засопел. Чекист подвинул к Вениамину раскрытый планшет:

— Протокол прочитайте и подпишите.

И снова Веньку поразило качество бумаги в блокноте обычного чекиста, «шестеренки войны». Сам он по производству в прапорщики получил кожаный планшет со стопкой желтоватой эрзац-бумаги, на которой расплывались любые чернила. Здесь же бумага была не хуже, чем привозили китайцы из Читы.

Подписав и отдав планшет, Вениамин собрался с духом:

— Товарищ чекист, вопрос разрешите?

— Я для вас «гражданин», товарищем огнеметчик Слащева мне быть не может, — оборвал черно-кожаный. — А вопрос разрешаю.

— Письма мои можно будет отправить через кого-нибудь… Потом?

— Оставишь мне, — сказал мордорец. — Я читать не буду. Слово. Только, я думаю, тебя не прислонят. Не похож ты на сволочь, а уж я навидался…

Чекист прочитал казенное: «С моих слов записано верно и мною прочитано», захлопнул планшет:

— Раненый товарищ прав. Если не докажут ваше участие в расстрелах или иных измывательствах над мирным населением, вас обменяют.

Венька выдохнул и от радости обнаглел:

— Значит, этот огнеметчик может быть вам товарищем?

— Так он же наш, — удивился чекист, — советский огнеметчик. Неужели непонятно?

Затем повернулся и вышел, все так же сторонясь немытого писклявого знатока фронтовых обычаев.

Дверь закрылась и некоторое время в душной палате стояла сумеречная предвечерняя тишина. Вениамин посмотрел на… Заступника? Коллегу? Тоже ведь огнеметчик. Тот выглядел не так уж плохо. Худое то ли от природы, то ли от болезни лицо, наголо бритая от вшей голова, усы, по моде Южного Фронта, вислые «запорожские». Цвет глаз темный…

— Спасибо. — И, не зная, что еще добавить, Венька спросил:

— Отчего у вас шлемы в крапинку?

Мордорец тихонько засмеялся:

— Приказали в белый выкрасить, чтобы на снегу незаметно. А там как обычно: где краски не хватило, где кистей полторы штуки на дивизию. Набрызгали, как пришлось, а потом уже заметили, что на фоне зимнего леса крапчатая каска лучше. Белая на снегу не видна, но все же она круглая. А такое вот… — огнеметчик постучал по маковке шлема, — в бинокль видится… Ну, такое себе.

— Меня Вениамином зовут. Ну да вы слышали.

— Борис, — отозвался огнеметчик. — Руки не подаю, не обижайся. Хотя сам до штабса дослужился, пока в революцию не ушел. Был я у Деникина в Добрармии, все изнутри видел. А теперь мы по разные стороны.

Вошли фельдшера, ни на кого не глядя, потащили кровать с писклявым прямо в коридор и дальше по коридору в баню. Еще один служитель распахнул рамы, буркнул: «Накройся!» — и только в потоке морозного воздуха Венька понял, как же здесь воняло. Угрюмые серые полы, размытая побелка, жирные пятна по стенам, хлопья пыли на потолке — видимо, госпиталь тут размещали очень сильно наспех.

— А хорошо, — проговорил Борис. — Воздух прямо сладкий.

— Руки не подаешь, — перешел на «ты» Венька, — но письма отправить согласился. Не пойму.

Борис некоторое время молчал. Потом отозвался глухо:

— Есть на свете вещи пострашнее штыковой атаки русской пехоты. Просто их мало кто видел. И уж совсем единицы могут рассказать. Я именно получил штыком под лопатку, так что могу сравнивать. И вот одна из таких вещей, господин поручик — это когда не приходит письмо.

Письмо Эдди открывать не стал — начальник разведки всея британской империи настоял на своем. Но секретарь Уинстона Рендольфа Черчилля все равно знал, о чем речь в письме. Ведь именно ему Черчилль диктует ответы. Помнится, на то, секретное письмо в начале зимы, шеф ответил подробно и длинно, приказав Эдди выписать из письма разведчика цитаты и предварить их знаком "КС: ", а собственные ответы буквой "Ч: ”

Эдди, разумеется, спросил, для чего так стараться. Черчилль, посопев, ответил: «Чтобы дражайший капитан Камминг не тратил секунды на подъем всей прежней переписки, нахождение в нем своего письма.» Эдди счел распоряжение блажью, однако же выполнил в точности, так что в итоге ответ принял вид:

“КС: нам приходится признать запредельную, недостижимую на данном уровне, точность артиллерии противника.

Ч: То, что английские города могут обстреливать совершенно безнаказанно — тоже было запредельно и непостижимо. Увы, такова реальность.

КС: Из них в цель попали — все.

Ч: Сиё невозможно человеческими силами. Следует ли предположить, что силы привлечены нечеловеческие?

КС: Какой же запас у него в погребах?

Ч: Наконец-то правильный вопрос. Водоизмещение? Корабль, предположительно имеющий девять орудий калибром свыше 16 дюймов, и турбины, позволяющие добежать до Острова от ближайшего порта на шаг впереди осатаневшего Битти — истинное чудовище. Неизбежно больше любого существующего корабля, а мы даже о проектах таких не слышали!

КС: подкалиберный снаряд с раскрывающимся оперением. <…> Для нас пока невозможно.

Ч: Но для кого-то это возможно. Ищите, Смит. Хоть одно государство, способное на это прямо сейчас. Мысль интересная.

КС: Нет ни одного неразорвавшегося снаряда.

Ч: Вы плохо искали. Фантастика, как и полигональные лейнеры.

КС: Металл снарядов представляет собой железо абсолютно без примесей. <…> Сделано уж точно не руками.

Ч: Нерационально, немыслимо дорого, наконец, просто бессмысленно. Но почему же вы к эксперту не прислушались? По уровню автоматизации впору задуматься о пришельцах из грядущего, ежели идея красных инопланетян так вам претит по идеологическим мотивам.

КС: способом литья перегретого металла под высоким давлением.

Ч: Так где отчет об эксперименте? Что я предъявлю в Палате Лордов, после того, как нас макнули в грязь не менее десяти раз?

КС: Грэм Грин

Ч: Все выводы комиссии высосаны из слов одного мальца? Отдать ваше жалование юному дарованию?

КС: Мы не нашли достаточно веских доказательств этой остроумной версии.

Ч: Богом клянусь, вам бы лучше их найти.

КС: Например, та эскадра новейших цеппелинов из Нордхольца, под управлением самого Петера Штрассера.

Ч: Грузоподъёмность и скорость цеппелинов не напомните? И потом, зачем гнать сюда Штрассера? Как инструктор, он может производить асов-бомбардировщиков не только в постелях русских красавиц. Про «невероятную дальность» хотелось бы развёрнутое мнение. И какого черта в таком случае немцы пишут на английской земле русские ругательства? Их руки отлиты вместе с штурвалом, совершенно не дрожат? На какой высоте находится цеппелин, чтобы не замечаться даже в бинокль? Двадцать километров? И сколько же нужно провода для управления таким снарядом? Катушка займет всю грузоподъемность цеппелина. И как видеть буквы с такой-то высоты?

КС: Также из Крыма и Екатеринбурга сведения, что

Ч: Что типичные немецкие дирижабли весьма далеки от описанных вами монстров.

КС: лишен удовольствия представить вам прямые доказательства.

Ч: А я лишён удовольствия лично устроить вам разнос прямо здесь и сейчас. Но что поделаешь, такова жизнь.