— Революционных пропагандистов по деревням немного, и они там беспомощны. Зато ежедневно приезжают сотни пропагандистов Рады, гетманщины, тайных врагов революции.

Свердлов, глядя то на Скромного, то на Ленина, с нескрываемым восторгом улыбался. Ленин же, переплетя пальцы рук и нагнувши голову, о чем-то думал. Затем выпрямился и сказал:

— Обо всем, что вы мне сейчас осветили, приходится сожалеть.

А далее, поворачивая голову к Свердлову, добавил:

— Реорганизовав красногвардейские отряды в Красную Армию, мы идем по верному пути, к окончательной победе пролетариата над буржуазией.

— Да, да! — быстро сказал Свердлов. Потом Ленин спросил:

— Чем вы думаете заняться в Москве?

Скромный улыбнулся самую чуточку ехидно:

— В Москве мне делать нечего, а хотел бы я просить вашей помощи, чтобы изготовили мне документы для пересечения границы с Украиной.

— Если вы поедете на Украину с целью организации боевых повстанческих отрядов против немецких войск и гетмана, то Харьковский район самый подходящий. Сейчас все анархисты и большевики обращают внимание на этот район.

— Товарищ Свердлов, никакими посторонними обязанностями я свой путь на Украину не могу загромождать. Ни в одном городе задерживаться не могу и не хочу. Направляюсь в села, где я со своими товарищами уже работал, и могу надеяться, что мое присутствие и готовность ко всяким жертвам там в настоящее время принесут пользу для украинской революции.

— Почему же вы избрали такую отдаленную местность?

— Чтобы отвести всякое подозрение у пограничных властей, и чтобы не погибнуть прежде достигнутой цели.

Сведлов засмеялся и сказал:

— Верно. Секретарю оставьте, на какую фамилию вы желали бы паспорт, и зайдите к Затонскому за готовым паспортом через два дня. Устроит это вас?

— Вполне.

Ленин пристально посмотрел на матроса:

— Дело вашего товарища, кажется, удачно разрешено. Теперь, товарищ, расскажите, пожалуйста, и вы о себе. Откуда вы? Бескозырка ваша лежит лентой от меня, и я не вижу, что на ней написано.

Матрос ответил на располагающую улыбку ничуть не меньшей:

— Я представитель Туманного Флота. Вы можете считать меня чрезвычайным и полномочным послом. Двадцать седьмого августа тысяча восемьсот восемьдесят третьего года здесь, у вас, взорвался вулкан Кракатау. Извержение раскаленной плазмы обязательно дает — в результате взаимодействия с ионосферой — радиоизлучение. Через одиннадцать лет радиоизлучение этого взрыва достигло звезды, называемой вами «шестьдесят один Лебедя», и было воспринято как сигнал, приглашение к переговорам. Ответный сигнал в форме сверхмощного светового луча достиг планеты Земля в одна тысяча девятьсот восьмом году. Здесь он известен, как Тунгусский метеорит. Несколько позже, после известной подготовки, сработала установка переноса, доставившая меня в данное место и время.

Корабельщик поднял бескозырку: теперь надпись «Туманный Флот» золотилась на ней четко и ясно, даже в свете июньского дня.

Ленин слушал внимательно — Скромный не мог понять, верит или не верит Ильич говорящему. Свердлов опять от волнения запустил пальцы в густую шевелюру, распушив ее поболее казачьей папахи. Переписчик замер, не донеся перо до чернильницы.

Корабельщик поднялся и вынул из нагрудного кармана кителя черную жесткую табличку, положил на стол.

— Через пятнадцать-семнадцать лет, в силу определенных физических эффектов, я отправлюсь в обратный путь. Но пока я здесь, я готов оказать вам любую возможную помощь.

Черная табличка покрылась буквами: алыми, зелеными, синими. Анархист увидел вполне обычное начало: «Настоящим удостоверяется…»

— Вот мои документы, — Корабельщик подтолкнул табличку на середину стола. — Паспорт, мандат, верительная грамота — называйте как угодно. Вы вольны проверить у любых ученых, пусть скажут, возможна ли подобная мистификация. Насколько мне известно из газет, у вас на Земле подобными вопросами занимались Минковский, Эйнштейн, Максвелл, Хевисайд… Пожалуй, Макс Планк.

Пока Скромный хлопал глазами, секретарь вытирал кляксу под зависшим в воздухе пером, а Свердлов отчаяно щипал себя за уши, опомнился Ленин:

— Какую же помощь может нам оказать один человек?

— Организационную. Информационную.

— Вы передадите нам знания? Технологии?

— У вас более чем достаточно технологий, чтобы сделать счастливыми всех людей Земли. Но вы их не применяете, а безудержно уничтожаете сами себя в ненужных войнах, выжигая ресурсы планеты. Вот поэтому никто в обитаемом космосе не хочет считать вашу цивилизацию разумной. Могу понять, что несчастливы бедные. Но здесь унылы даже богатые, потому что богатство заслоняет от них самую жизнь.

— Мы собираемся это изменить. Мы для этого делаем революцию!

Корабельщик поглядел на спутника с грустной улыбкой:

— Вы для этого. Кто-то другой для честолюбия или власти. Кто-то третий просто наживается на костях… Товарищ Ленин, я требую немедленного созыва Совнаркома, ибо мне известно о великой опасности для революции. К тому же, как вы совершенно верно заметили, только тогда идея становится материальной силой, когда овладевает массами. Поэтому я считаю важным донести мои предложения и сведения до наибольшего числа людей.

— Но… А… Секретность!

Инопланетник на миг окутался полупрозрачным коконом из оранжевых шестиугольников:

— Товарищ Свердлов, лучшая стратегия в данном случае — ничего не скрывать. Пусть говорят что угодно: что я прибыл с Красного Коммунистического Марса, как в романе Богданова. Или что выбрался из полой Земли, как у Обручева. Или что я прямиком из Шамбалы, по Рериху-Блаватской…

Погасил защитное поле и хмыкнул:

— Все равно никто не поверит.

— Честно говоря, и мне поверить сложно. Вы же… Э-э… Свердлов? Сам, лично? Чем же я обязан визиту столь важной персоны?

Свердлов, не отвечая, прошел вглубь прихожей. За ним в комнату вошел Владимир Ильич Ленин, а за ним Феликс Эдмундович Дзержинский, главный чекист страны. Пара его подчиненных осталась на широкой парадной лестнице, еще двое караулили черный ход. Еще несколько человек находились в автомобиле «Роллс-ройс», взятом из гаража московского губернатора, и теперь перекрывающем въезд во двор.

— Лазарев Петр Петрович?

Представительный мужчина, русоволосый, с густыми усами щеткой, бородкой-клинышком, расчесанной волосок к волоску, носящий очки в тонкой мельхиоровой оправе, оправляющий на плечах превосходный костюм, сверкающий начищенными штиблетами без калош по случаю сухой погоды — верно, только что собравшийся выходить — замер и растеряно смотрел на гостей.

— Да, это я. Что вам угодно?

Представившись, Петр Петрович с удивлением заметил, что визитеры мнутся, не решаясь начать. Наконец, Ленин справился с волнением, вытащил из кармана некую плоскую табличку черного стекла, величиной с большой кредитный билет:

— Мы к вам, профессор, и вот по какому делу…

Профессор взял протянутый предмет. Сразу же по широкой грани таблички побежали светящиеся строки. Красным русский текст, зеленым английский, синим немецкий, лиловым французский… Вот и азиатские знаки, они желтого цвета.

— Насколько я знаю языки, текст везде одинаковый, — сказал профессор. — Текст… Э-э, содержание какое-то, хм. Глупое.

— Вы полагаете, это мистификация?

— Я решительно теряюсь… Черт знает, как это сделано. Вот если бы мой учитель, Петр Николаевич… Но увы, товарищи, увы! На всей огромной территории России было всего пять-шесть небольших физических лабораторий при университетских кафедрах физики. Их оборудование настолько э-э… Оставляет желать, что ни о каких самостоятельных научных исследованиях мы и не помышляем.

— А ваш учитель может нам помочь?

— К сожалению, профессор Лебедев умер еще в двенадцатом году. Но что же мы на пороге? Прошу, прошу в гостиную. Зиночка, чаю нам подайте. Ах, ради бога, поскорее! Вы что же, не видите, кто у нас?