Себастьян начал первым. Взял нож и проткнул указательный палец, густые капли упали в землю, принадлежавшую их семье, в соль, что защищает от зла, в ночь, стекавшую дождём по стёклам.

Бенджамин даже не почувствовал боли, но когда кровь капнула в миску, ему почудилось, что дом завибрировал, отдаваясь в его собственных костях.

Мируна приняла нож как-то неуклюже, замерев в нерешительности, — может, потому что не была уверена, что её кровь вообще нужна. Бенджамин успел заметить, как качнулся нож в тонких пальцах — вот-вот выпадет, но негромкий голос Себастьяна остановил.

— Не сомневайся. Ты — моя жена. И твоя кровь тоже принадлежит семье Альбу. Но если не хочешь, тебя никто не заставляет.

— Кем бы он ни был, он показывал мне Делию, и я поддавалась этим видениям. Пусть сгниет в аду для призраков.

Последние капли.

Дом замер — Бенджамин не мог по-другому это назвать. Пылинки застыли в холодном воздухе, ни звука, ни движения, даже огоньки свечей не моргали, а потом бесшумно погасли. Бенджамин ощупью двинулся вдоль стола — вот нож у руки Мируны, вот оплывший воск со стороны Себастьяна, вот его собственные амулеты… Бенджамин сглотнул, поняв, что остался в полном одиночестве.

«Смерть — высшая цена и высшее благо».

От голоса кружилась голова, а маслянистая тьма с запахом фиалок никак не давала толком вдохнуть. Так Бенджамин чувствовал себя в первые секунды, если пробуждался после приступа лунатизма — беспомощность и пустота. Он — никто. Он — ничто.

«Ты знаешь, что в смерти нет снов?»

Этот голос… Бенджамин не хотел его слышать. Его нежность была притворной и слишком сладкой, без толики искренности. А вот боль более реальна — в груди, пульсирующая и горячая.

«Кто зажжет для тебя огни в твоих снах, когда ты совсем один?»

Бенджамин видел вдалеке — в конце туннеля, в который превратилась комната, — мерцающие пляшущие огоньки, разноцветные и такие притягательные. И среди них — Делию.

Она визжала от восторга, плясала и хлопала в ладоши. Косички стучали между лопаток, платье кружилось и блестело под зелёным, оранжевым, красным светом. Бенджамин почти рванулся к ней — но замер.

Делиа мертва.

Он был на её похоронах, видел маленький гроб, крепко сжимал плечо Себастьяна. Неживые огни кружились вокруг фигуры девочки, но их было девять. Только семь ведут к дому, прочь от призраков и проклятий. Кто это и когда сказал?

Бенджамин отвернулся и зажмурил глаза, не желая снова дать слабину. Пусть кто-то и считает, что смерть — нечто большее, но он не готов умирать. Он хочет вернуться к Себастьяну.

Последнее, что запомнил Бенджамин, — как он падает в бездну с запахом свежевырытой могилы.

Ледяной дождь бил по спине, а пальцы сжимали комья грязной земли. Закашлявшись, Бенджамин перевернулся на спину, отплевываясь от жижи, и наслаждаясь тем, как свободно двигаются лёгкие, как горячую кожу лица охлаждают струи дождя. Края неба не было видно, а вот холод быстро проник под футболку и в промокшие ботинки. Приподнявшись на локтях, Бен увидел не так далеко тёмный дом бабушки Анки. Сам он зашёл в поля на дорожку, которая вела к дороге и мчавшимся в ночи машинам.

Надо спешить. Возможно, Мируна и Себастьян внутри и видят собственные сны.

— Смотри, мама, я могу раскачаться сама!

Мируна приложила руку козырьком ко лбу, наблюдая, как дочь раскачивается на стареньких качелях. До неё донесся заливистый смех, и Мируна невольно улыбнулась. Солнце светило так ярко, что порой перед глазами возникали пятна, даже очки не спасали. Вот и сейчас она слышала голосок Делии, но никак не могла её разглядеть.

«Она умрёт, ты её не спасёшь».

Этот голос прозвучал так близко, что Мируна от неожиданности обернулась, но рядом никого не было. Площадка пустовала, только скрипели качели. Смех тоже исчез. Мируна помнила эти качели — такие же, на которых она качалась в детстве, а мама забирала потом и вела домой.

Мируна пошла к качелям, но сколько бы шагов она ни делала, ей не удавалось приблизиться. Она кричала и звала Делию по имени, надеясь, что та услышит и побежит, но только эхо доносилось: «смотри, как я могу….».

Бархатный голос снова прозвучал рядом:

«Но если твоя дочь мертва, последуй за ней. Иначе какая ты мать?».

Мируна подбежала к качелям, как раз когда лопнула цепочка, и Делиа рухнула на землю. Больше не было смеха или криков. Только тишина и скрип качелей.

«Она ждёт, когда мама придёт за ней».

Мируна задыхалась и не могла заставить себя коснуться дочери, которая растворялась солнечными пятнами, мелькающими перед глазами. И всё-таки одна мысль не давала покоя — а где же Себастьян? Как же он? Что же с ним будет, когда он узнает?..

«Он придёт позже», — мягкий голос знал все ответы.

Но Мируна не хотела его слышать. Она не хотела видеть смерть Делии.

Потому что её дочь уже однажды умерла. Что же она за мать, что позволяет себе видеть снова, как разбивается жизнь её дочери? Мируна распадалась на части, когда поднималась из пыли и утирала рукавом тихие слёзы. Она смотрел на солнце и ненавидела его, потому что оно не было настоящим. Как и Делиа.

— Я тебя никогда не забуду, Делиа. Обещаю.

Мируна шагнула в солнечные пятна.

…и очнулась на жёстком полу, чувствуя, как неприятно онемели все мышцы и как тяжело разгибаются суставы. Она огляделась и увидела, как Себастьян стоит перед столом и смотрит прямо перед собой.

Его пальцы сжимали нож.

Стоило Мируне пошевелиться, Себастьян медленно повернулся к ней и наклонил по-птичьи голову.

— Ты очнулась. Отлично. Мы вернём Делию. Кровь к крови.

Мируна закричала, когда Себастьян полоснул ножом поперек запястья.

Бенджамин влетел в дом и услышал женский крик — видимо, Мируны. Он бросился в гостиную, чтобы увидеть, как его брат оседает на пол с зажатым ножом в руке.

Никаких призраков видно не было, только перемигивались свечи.

— Стан!

Он оказался около брата на секунду раньше Мируны, схватив со стола свечу, чтобы лучше рассмотреть порез. Тёмная кровь вытекала ровной струей, и Бенджамин видел, как побледнела кожа. Подавив приступ паники, он едва не рыкнул на Мируну:

— Неси воду, полотенца, ножницы. Быстрей!

— Ты не врач, Бен! А что если…

— Я такое однажды уже видел, — отрывисто произнес Бенджамин, споро разрезая рукав рубашки ножом. — Университет, второй курс, он был моим другом. К сожалению, тогда я не знал, что надо делать.

— И…

— Его успели спасти. А я после этого кое-что узнал. Да чёрт дери, Мируна! Скорее!

Она спохватилась и метнулась в комнату. Бенджамину хотелось заорать от ярости и боли, но нельзя было отвлекаться. Себастьяна срочно надо везти в больницу, он ведь и правда не врач…

Только тот, кто видит смерть других. И ничего с этим не может сделать.

Поэтому его участь — тянуться к призракам. Им-то он уже не может навредить.

«Последуешь ли ты за братом, если он умрёт?»

Бенджамин застыл и поднял взгляд.

Это точно был призрак — незнакомый мужчина в костюме, зыбкий, как и все призраки, но при этом его фигура казалась более… густой. Осязаемой, куда ближе к человеческой.

Его голос шелестел ветром, что касается могильных плит и доносит запах гниющих погребальных цветов. Его взгляд мёртво и цепко впивался в каждое движение. Бенджамин поднялся и потянулся к столу, но Себастьян застонал.

— Я так долго охотился за вами, Антонеску.

— Мы — Альбу.

— Но кровь одна. И вы даёте то, что жаждут многие призраки, — возвращение к жизни.

— Что с моим братом?

— Он заперт в собственных снах. О, это была непростая задача подобраться к каждому из вас! Оказалось, податливее всего — ваши сны. Хотя они не так… кровавы. А именно кровь мне и нужна.

— Ты тот, кто отказался от жизни?

Мужчина холодно улыбнулся и кивнул. Бенджамин увидел появившуюся на пороге Мируну и постарался незаметно качнуть головой. Время…. сколько времени у Себастьяна? Бенджамин не колебался, будь перед ним живой человек. Но призрак! Что он может против него?