Но чем дальше, тем Бену становилось хуже, а он упрямо не обращал на это внимания, требуя, чтобы его не теребили.

Мируна исчезла из гостиной, решив, что ей нужно обойти весь дом, а Себастьян не знал, чем помочь, кроме того, чтобы сидеть и смотреть на попытки брата собрать вокруг себя ещё больше призраков, в которых и так тонул. Это-то и бесило — они приехали все вместе, и ведь Бен отлично знает, как сам Себастьян переживает! Но только бормочет под нос и читает еле различимые дневниковые записи.

Себастьян в раздражении бросил, что раз тому так охота быстрее сгореть от прикосновений мертвецов, то он не будет мешать. И ушёл на кухню, которая единственная ему самой казалась более живой, чем все прочие комнаты этого дома.

Он занялся единственным, что могло его хоть как-то отвлечь, — за работу и погрузился в письма, которые откладывал несколько дней.

Пока не услышал тихие шаркающие шаги, старческие, медленные. Не похожие ни на Бенджамина, ни на Мируны. Звук шагов приближался, становясь всё явственнее.

Себастьян поднял взгляд от монитора ноутбука и посмотрел поверх крышки, почему-то догадываясь уже, что увидит.

На пороге кухни стоял Бенджамин.

Глаза закрыты, как во сне, спина сгорблена, а сам он будто стал более грузным, осел ближе к земле. И его черты лица… тонкая плёнка старости покрывала их. Так выглядят фотографии «какими вы будете через сорок лет», только здесь проглядывали и его настоящие черты.

По спине прошёл холодок. Себастьян не раз видел брата в состоянии лунатизма, но никаких фантасмагорий не происходило, а сейчас от вида Бена бросало в дрожь. И только одна мысль билась внутри — не будить ни в коем случае!

— У призраков пути сотканы из видений и человеческих слабостей. А смерть имеет значение. Умерев во сне, возвращаюсь через них.

Глухой, далекий голос, но не чужой.

Себастьян не шевелился, не зная, можно ли перебивать призрака.

— Бену ничего не грозит, а у меня мало времени. На той стороне есть свои ответы… которые не стоит знать живым. Вас всегда должно быть двое. Один отказался от жизни, и в семье осталась только смерть, которая пожирает изнутри.

— Анка? — хрипло подал голос Себастьян. — Кто отказался?

— Это было так давно…. я не знаю, — голос прозвучал устало. — Дело не в земле или доме. Дело в вашей крови. Ваша мать…. никогда… отец пытался… я берегла вас, как могла, заперев этих призраков на нашей земле. Их так много. И всё больше приходило. И смерть отнимала… Бен… не сможет…. один.

— Что не сможет? Что нам нужно сделать?

— Я так устала. Не подпускайте их слишком близко…

Бен шумно выдохнул и медленно сполз по стене на пол, будто устав держать непосильный груз, и тут же открыл глаза. Он сжал пальцами виски, что-то шепча под нос. Как только призрак исчез, с Себастьяна слетело онемение и оторопь, и он бросился к брату.

— Бен, это я.

— Я не хочу больше засыпать. Я становлюсь слишком уязвимым.

— Ты пытался вызвать призрака бабушки Анки?

— Если кто-то и знает ответы, то она. Я что-то говорил, пока спал?

Себастьян поделился теми обрывочными фразами, которые услышал сам, но их смысл оставался всё таким же размытым и нечетким. Солнце резко скрылось, и ему показалось, что сумрак, влившийся в кухню с запахом старых трав и пыли, зловещий и тёмный. Становятся ли призраки тем сильнее, чем ближе ночь и время тайн среди старых могил?

— В следующий раз я буду рядом.

— Я не хочу, чтобы призраки забрали и тебя. Как отца, как Делию, как Анку.

Себастьян отлично мог понять брата — страхи у них были одни на двоих. Бенджамин мог сколько угодно делать вид, что всё в порядке и ничто ему не вредит, но только не перед братом, который порой чувствовал внутри будто два пульса. И Себастьян тот, кто должен внушать уверенность и силу, вести за собой, когда младший брат слишком долго блуждает в снах.

«Однажды вы останетесь только вдвоём, — как-то раз сказал ему отец. — Но это не значит, что вы одиноки».

— В дневниках что-то говорится про то, как изгонять призраков? Раз наши предки были такими молодцами и умели с ними отлично общаться. Ведь это не может быть ловушкой, из которой нет выхода!

— А ведь ты всегда говорил, что оптимист здесь я, — усмехнулся Бенджамин. Как и всегда, он быстро пришёл в себя и уже поднимался с пола. — Может, этот дом — наша ловушка.

— Надо найти Мируну. Не стоило ей в одиночку ходить по этим комнатам.

Сопровождая его слова, наверху зашуршала старая песня с пластинок, донеслись скрипы — как если бы кто-то спускался по ступенькам. И так неуютный дом стал ещё более неприветливым, скорее похожим на пристанище мёртвых душ, чем местом для живых. Свет мигнул — раз, второй и окончательно погас.

Сумрак за окнами сменился вечерней теменью, в которой двое братьев остались одни.

Мируна проливала кровь.

Она не думала, что проткнуть даже тонкую кожу на запястье так сложно — то ли её останавливал инстинктивный страх, то ли не хватало решимости. Так что она, скорее, размазывала несколько капелек крови по полу коридора на втором этаже — перед той дверью, за которой во сне видела Делию.

Лихорадочно, дрожащими пальцами, мысля только о том, чтобы увидеть дочь — не вернуть, как хотела до этого раньше с каждым ударом сердца, а знать, что больше ничто её не заберёт, и её девочка обретёт покой.

А ещё что Себастьяна с братом наконец отпустят призраки.

Она жалела, что не знает ни колдовских слов, ни каких-либо заклинаний, чтобы точно всё получилось, только то, что муж называл «тяга ко всему потустороннему». Жалкое подражанием тем, кто и правда что-то умеет. Мируна ползла по полу коридора, в котором к затхлому запаху примешивался ещё один — чуть сладковатый, но от него становилось противно.

Так пахло в похоронном бюро, когда Мируна прощалась с матерью.

Или ужасные венки на могиле Делии.

Простой кухонный нож в руке дрожал, когда она поднесла острое лезвие к запястью и, закусив губу, сильнее надавила кончиком на крохотный надрез.

— Вернись ко мне. Ты ведь уже нашла дорогу однажды. Вспомни меня, где бы ты ни была.

Пыльные старые доски легко впитывали подаяние, и в тусклом свете настенных ламп даже не было видно самой крови, но Мируна и не смотрела. Она остановилась, не в силах больше держать в себе напряжение. Всё это глупости. Никто не придёт на её зов, даже если она украсит эти стены собственными кишками. Бесполезно.

В этот момент свет часто заморгал, ярко вспыхнули все лампы, чтобы тут же погаснуть, как враз павшие светлячки.

Дом погрузился во мрак и одиночество.

Мируна достала телефон из кармана джинсов и быстро включила фонарик, думая, что пора убираться хотя бы из этого коридора. Страшная мысль вспыхнула — а если всё-таки её желание сработало? Только призраки придут не к ней?

Она вскочила на ноги и побежала вниз, свет телефонного фонаря скакал перед ней небольшим пятном, и причудливые тени принимали форму искаженных ужасом человеческих лиц.

«Мы все истлеем».

Голос прозвучал где-то сбоку, может, в коридоре, или сзади, а потом заиграла шипящая музыка со старых пластинок. Мируна как раз подбежала к лестнице и не заметила, как натолкнулась на Себастьяна. Не сразу узнав его в темноте, она вскрикнула и попыталась оттолкнуть его от себя.

— Тише-тише, это я! Что с тобой? Ты ранена… чёрт, Мируна, это же кровь!

Бледный свет выхватил встревоженное и нахмуренное лицо Себастьяна, который смотрел на её запястье и грязные пальцы, потом перевел взгляд на руку, так и сжимавшую нож.

— Кто это сделал?

— Я сама.

— Ты сама взяла нож и порезала руку? Зачем? Чтобы истечь здесь кровью и остаться вечным трупом? Как далеко ты зашла?

— Нет-нет, Себастьян, прошу, выслушай!

— Хорошо, я слушаю.

Мируна осеклась. Она хорошо знала Себастьяна, который не торопился с выводами и осуждением, но как объяснить то, что чувствовала словами? Представила, как выглядит со стороны, — ведь и правда подумаешь о безумном колдовском ритуале! Себастьян держал её за руки, и от его тепла, от того, что он рядом, становилось спокойнее, пусть они и стояли в странном доме среди старинной музыки и скрежетов.