Мируна встрепенулась и, схватив со столика рядом с диваном телефон с фонариком, быстрым шагом направилась наверх. Ей казалось, что нечто колышется за спиной подобно тяжёлому давящему ощущению.

Детский плач слышался всё чётче и ближе — но распахнув первую дверь на этаже, Мируна не обнаружила за ней ничего. Пустая комната, кажется, Бена. В ней ещё сохранился едва уловимый беспорядок, который ему так свойственен: фигурки на комоде не на своих местах, придвинутый к окну стул, неплотно закрытая дверца шкафа, скомканная забытая футболка.

И тишина.

Следующая комната — их спальня.

Звук всё громче, а в конце коридора мелькание фигурки.

— Делиа!

Мируна пробежала до конца коридора, следуя за топотом ног и стихающим вдали плачем. Нет-нет-нет, она не может потерять свою девочку снова! Ей всего лишь хочется обнять её и прижать к себе, вдохнуть ещё раз сладкий детский запах, прошептать, что всё хорошо, мама рядом, мама никогда не…

Последняя комната на этаже была оплетена тишиной и шелестом — то ли чьих-то голосов, то ли шорохом веток старого дерева.

И в огромном кресле, утопая в нём своей маленькой фигуркой, сидела Делиа. Её лица не было видно, только синие сандалики на маленьких ножках.

Плач тут же стих.

— Мама, это ты?

Мируна вся дрожала, растерянная и радостная сразу, в неё внутри всё смешалось. И страх, что всё нереально, и облегчение, и подкатившая тревога, и неистовое желание дотронуться до дочери, чей голос такой живой и полный боли.

— Да, доченька, это я.

— Холодно! Мне холодно!

— Иди ко мне, скорей!

— Почему ты бросила меня?

Казалось, это был не вопрос, а звонкая пощёчина, оставляющая пылающий след на сердце, где-то между рёбер и глубже, что-то такое, от чего опадает больше лепестков, оставляя прогалины.

Мируна опустилась на корточки, как всегда делала, когда хотела что-то объяснить Делии, и взгляд впивался в темноту, но видны были только синие сандалики.

— Нет-нет… что ты, я не бросила тебя. Всё уже позади, Делиа, всё в порядке, я здесь, я рядом. Давай мы сейчас спустимся вниз, я сделаю тебе молока…

— Только плохие мамы бросают своих детей.

Мируна слушала голос дочери из темноты, который впивался внутри, грыз и не давал покоя. Мышцы окаменели, а сердце стучало громко и учащенно. Сил пошевелиться не было, дочь казалась одновременно близкой и далёкой.

Как за толстой стеной.

— Делиа, идём ко мне…. пожалуйста…

— Мне холодно, мама. И больно! Тут темно!

Синие сандалики не давали покоя.

А потом Мируна вспомнила, что такие же были на дочке в день похорон.

В маленьком гробике, бледная, изможденная смертью и последними секундами мрака. В полном одиночестве.

Чья-то сухая и тёплая рука легла ей на плечо, а голос шепнул:

— Это всё сны, дорогая. Очнись. Иначе они заберут тебя с собой.

Делиа спрыгнула с кресла, вот-вот она выйдет на свет…

— Не верь снам. Ты знаешь, куда они уводят.

Ближе.

Ещё шаг.

— Мируна! Ну же!

Она открыла глаза. Яркий свет люстры резал глаза, щёки были влажными от слёз, а пальцы вцепились в подол платья. Ничего не было: ни детского плача, ни звука шагов, ни скрипов.

Мируна схватилась за телефон, ощущая потребность немедленно позвонить Себастьяну, услышать его голос, почувствовать себя не одинокой среди полей и старого дома.

Паника медленно сменилась спокойствием. Всё в порядке. Просто дурной сон, в старых домах такое бывает. Слишком много воспоминаний внутри, неудивительно, что снится Делиа и её голос.

Ей просто нужен Бенджамин.

Чтобы снова увидеть Делию и помочь ей.

Завтра. Завтра она позвонит Себастьяну и попросит его вернуться, и Бен наверняка поедет с ним.

========== -8- ==========

Комментарий к -8-

Картинка: https://i.pinimg.com/564x/90/64/71/90647176dd125e44f65dd937de850d73.jpg?b=t

Музыка: Comma Alliance - CA2

Сразу скажу. В главе отличный пример того, как делать НЕ НАДО. Или коротко о том, как слишком сильно сосредотачиваешься на здесь и сейчас у персонажей или конкретной проблеме. Но я считаю, если есть косяк - его стоит поправить, а не тянуть до конца.

Я даже попозже пройдусь по тексту и добавлю в некоторых местах упоминания.

Бенджамин проснулся первым. И куда раньше обычного.

После старого дома, наполненного призрачными звуками и тайнами, в городе спалось куда спокойнее и крепче, и он чувствовал себя выспавшимся и полным энергии — как обычно. И даже семейное проклятье в рассветных сумерках не казалось таким уж зловещим. С ним просто надо разобраться, как со сложной загадкой.

А вот порезы на теле неприятно саднили и напоминали о прикосновения призраков и их обещании забрать кого-то из братьев. Точнее, обоих. Только по очереди.

И тогда Бенджамин этого, кажется, толком не осознавал. Да, смерть всегда липла к их семье — и не только смертью отца или маленькой Делии. Отец, который копал семейные архивы и занимался восстановлением семейного древа, рассказывал о каких-то дальних родственниках, которые сгорали слишком быстро.

Бенджамин не хотел сгорать. Он хотел жить — как можно дольше. Вместе с братом.

А раз так, он будет вгрызаться во всё, что может дать подсказку. И сейчас его волновало, что же с ними было в доме? Что из всего этого клубка — явь, а что сон? Даже не сон, а видения, которые казались такими живыми. А в итоге были лишь пустотой, сотканной из фантазий и тех, кто хотел что-то сказать.

И это тоже его беспокоило. Меньше всего он хотел путать сны и реальность, хотя такого никогда раньше и не было, но в доме Анки… всё ощущалось другим.

С налётом зыбкого лунного света.

Ему хватало провалов после лунатизма. Так что теперь Бенджамин был полон намерений разобраться хоть с какими-то записками. Дневники Анки он отложил, куда больше его интересовали другие, про общение с призраками и связь с братом — правда, не их с Себастьяном, а другую, возникшую в XIX веке.

И всё-таки да, так похоже на то, что ощущал Себастьян время от времени. Но куда важнее были советы о том, что делать с призраками, когда они приходят незваными гостями.

Бен устроился на кухне за длинным высоким столом, похожим на его любимую барную стойку, с чашкой кофе и не заметил, как пролетело время.

Именно так его и застал Себастьян, заспанный и хмурый, уже с телефоном в руке то ли с последними сообщениями, то ли с новостями. Может, уже даже смотрел очередную финансовую отчетность компании.

Хотя, скорее всего, писал Мируне — Бен был почти уверен в этом, отлично зная, что выбор уехать дался не так просто, как тот это показывал, пусть теперь их отъезд скорее напоминал трусливый побег из руин и пыли.

Негромкий и настороженный голос Себастьяна удивил, когда тот позвал по имени. Видимо, во второй или третий раз, а сам Бен, слишком увлеченный записями, не услышал сразу.

— А, что?

— Я думал, ты спишь.

— Не, зачитался бумажками. Смотри, становлюсь похожим на тебя!

— Бен, у тебя вообще собственный бар есть. И у него тоже есть отчетность, договоры и официальные проверки. В любом бизнесе так.

— Ага, но я не занимаюсь финансовой отчетностью, моё дело — находить нужных людей, общаться и организовать весь этот механизм. А то, что я спокойно читаю, ещё не значит, что впал в очередной приступ лунатизма.

Бен отлично знал, что Себастьян беспокоится не просто так. В детстве, когда приступы повторялись куда чаще, чем сейчас, они нередко оставались вдвоём, а родители считали обоих достаточно взрослыми, чтобы не нанимать няньку. По крайней мере, так помнил Бен — с десяти лет, если не раньше, он оставался вместе с братом.

В один вечер они точно поссорились — то ли Бен на что-то огрызнулся, то ли Себастьян сам отмахнулся от брата, предпочитая сооружать сложный лабиринт для шарика, в итоге оба разошлись по комнатам, едва не хлопнув дверьми.

Бен прекрасно помнил, как долго читал новую фантастическую книгу, заткнув уши грохотом рок-музыки, а потом незаметно для себя уснул.