- Твою мать, Джотто, - всхлипнула она и сжала рубашку на груди с той стороны, где сердце разбивалось и разрывалось от боли. – Твою мать…)

========== Часть двадцать седьмая. Больше двух говорят вслух. ==========

I.

- … Папа, это больно?

- Что именно, детка? Если ты о том, как я поранил руку, то да, очень больно.

- Нет, не это… Любить – это больно?

- Никогда не перестану удивляться, как у тебя возникают такие мысли в голове. Почему ты спрашиваешь об этом, милая?

- Сколько бы книг ни читала и фильмов ни смотрела, все страдают от неё. Тогда выходит, что эта самая «любовь» не имеет смысла?

- Но ведь твоему авве не больно от того, что он любит тебя, верно?.. Хотя, на счёт другой любви не знаю.

- Почему?

- Боже мой, детка, это ведь очевидно… Потому что твой папа никогда не любил так – «по-особенному».

Триш медленно приоткрыла веки и тут же выставила ладонь перед лицом, загораживая его от ярких солнечных лучей, режущих чувствительную оболочку.

Буря снаружи уже успокоилась, а вместе с ней утихли и первые эмоции ведьмы, оставив за собой неоднозначную прострацию и опухшие красные глаза с лопнувшими капиллярами.

Не хотелось абсолютно ничего: ни есть, ни работать, ни спать, ни даже просто выходить из комнаты. Единственное, чему Холмс сейчас была бы действительно рада – крепким объятиям и ласковым утешениям Елены. Почему-то, именно в мыслях о ней ведьма находила наибольшее успокоение своему разбитому сердцу и мукам совести.

Но обратиться за помощью к ней – ничего не знавшей о том, кем на самом деле являлась колдунья и откуда та пришла – у Триш банально не хватало смелости. Да и разобраться в самой себе не помешало бы, прежде чем валить на кого-то свои проблемы и мильон терзаний души.

Жизнь продолжалась в том же сумасшедшем темпе, что и прежде – именно этот аргумент привели бы ей в качестве доказательства ненужности депрессии все знакомые (девушка не сомневалась) – вот только с этой постоянной болью в сердце, которая постепенно отягощала и порабощала душу жить становилось невыносимее в сотни раз.

Холмс медленно поднялась с пола – вчера она так и заснула у двери, не дойдя до кровати и даже не раздевшись – и подошла к письменному столу, на котором беспорядочной горкой была свалена ткань предполагаемого будущего платья, занимая почти всю его площадь.

Ведьма устало осмотрела работу, где ещё, что называется: «конь не валялся», после чего с тяжёлым вздохом отвернулась от неё и открыла форточку, дабы застоявшийся воздух в комнате сменился веянием свежего влажного ветерка.

Спустя какое-то время в дверь несмело постучали:

- Эм… Шерлок? Извини, если разбудил, но к тебе… гость.

Голос Карлоса был неуверенным, отдавал фальшью и немного испугом. Он явно нервничал и беспокоился о чём-то. Триш с неохотой двинулась открывать, хотя принимать неожиданных визитёров противоречило здравому смыслу – в таком состоянии уж точно.

Но может быть, внешний вид и аура «не-в-настроении-жить» отпугнут внепланового посетителя?

Не удосужившись посмотреть на себя в зеркало, девушка медленно приоткрыла дверь и в апатичном взгляде на секунду промелькнуло удивление.

- Детектив? Какими судьбами? – равнодушно поинтересовалась она, не имея ни капли желания проявить интерес.

Даже Алауди, брови которого, вопреки всем законами физики и каменного выражения лица, выразительно приподнялись в изумлении, был поражён общим состоянием ведьмы. Что уж говорить о Карлосе, который просто онемел от ужаса, едва его взгляд упал на сгорбленную в унынии и усталости фигуру Холмс. Аллегро прямо сейчас бы свалился от самого настоящего потрясения, если бы внезапный, как июньский снег в Италии, гость не схватил его за шкирку.

- У меня есть к тебе небольшой разговор, - вернув свою изначальную невозмутимость, сухо оповестил колдунью хранитель. – Приведи себя в порядок и выходи на улицу.

- Сегодня не изволите жаждать моей смерти? Неужели на Рождество снег выпадет? – с пустым сарказмом бросила девушка, недовольная интонацией абсолютного повелителя вселенной и тем фактом, что её буквально насильно вытаскивали из дома в тот самый момент, когда настроение падало быстрее, чем самооценка у Пьеро из «Буратино».

- Твой сарказм не уместен. Я пришёл не словесную дуэль устраивать, а поговорить, - в кой-то веки без настроя на ожесточённую борьбу произнёс Алауди и, развернувшись лицом к выходу, бросил через плечо: - Я буду ждать на улице. Если не выйдешь через десять минут – выволоку в наручниках.

И полностью игнорируя присутствие Карлоса, гордо удалился.

Но естественно, что в данный им срок уложиться не удалось. Триш ежедневно тратила не меньше часа на то, чтобы собраться, поэтому десяти минут хватило лишь на то, чтобы умыться, да причесать воронье гнездо на голове.

- Не накрашенная не пойду, - уже более адекватно заявила Холмс, когда полумёртвый Аллегро, спустя указанное Алауди время, косолапым медведем завалился в ванную комнату и застал ведьму с тональным кремом в одной руке и кисточкой для макияжа в другой.

- Триш, мне кажется, что ещё пять минут, и синьор меня убьёт, - страдальчески поведал ей Карлос, стараясь не повышать голос.

- Я не покажусь на улице без косметики, - капризно откликнулась девушка.

- Вот поэтому вы, женщины, и доставляете столько хлопот, - заныл портной, помассировав двумя пальцами переносицу.

- Куда ты? – Терри нанесла немного крема на лицо, краем глаза наблюдая, как Аллегро, уныло сгорбив спину, поплёлся к выходу.

- Искать ближайшее убежище, чтобы пережить смертоносный режим синьора Алауди, который включится, если ты не сделаешь так, как он просил, - фыркнул Карлос.

В ответ на это Триш лишь безразлично пожала плечами и продолжила наносить макияж на лицо, стараясь скрыть припухлость и тёмные круги, похожие на результат старой как мир шутки – чернил на бинокле.

Ей по-прежнему ничего не хотелось, но наводить на себя ещё какие-нибудь ненужные подозрения и тем самым портить более-менее устоявшийся нейтралитет между ней и детективом девушка попросту не решалась.

Хотя это не мешало ей раздражать и выводить его из себя своей нерасторопностью.

На удивление – терпения Алауди было не занимать, несмотря на то, что десять минут истекли больше получаса назад.

Стальная леди всего ателье (она же Марция), быстро смекнув – что к чему, да как – даже не побоялась пригласить его в гостиную и подала чай. Чего Карлос, ответственный за приём гостей на сегодня, к его же стыду, сделать не решился. Оно и понятно – на беззащитную женщину у полицейского (если можно было его таковым назвать) рука не поднялась бы ни за что в жизни.

- … Прошу прощения за задержку, - Триш показалась на пороге гостиной и, поправив чокер на своей шее, чтобы он не так сильно стягивал ей горло, взглянула на поднявшегося с дивана мужчину снизу-вверх. – Куда мы планируем отправиться?

- Туда, где нас не смогут подслушать, - равнодушно-недовольно хмыкнул мужчина (каким бы непроницаемым ни было его лицо, Терри всё равно смогла рассмотреть, как уголок его губ раздражённо дёрнулся, поэтому да – «равнодушно-недовольно»).

- Вы приглашаете меня в полицейский участок? – вяло попыталась пошутить девушка, но не смогла даже улыбнуться.

Распространяя вокруг себя атмосферу: «ветер северный, ниже нуля, мокрый снег» - Алауди успешно проигнорировал неудачный юмор ведьмы и быстрым шагом направился на улицу, но при этом не забыл о толике манер и, в последний момент обернувшись, сдержанным кивком головы поблагодарил Марцию за гостеприимство (которым остальные обитатели ателье, почему-то, не блистали).

Не мешкая схватив с вешалки свою сумку, Триш быстро последовала за детективом, надеясь, что быстро надоест ему своим скудоумием и косноязычием, и их разговор не затянется надолго.

У булочной, откуда чертовски соблазнительно пахло свежей утренней выпечкой, они свернули налево и оказались в небольшом, узком проулке, который, несмотря на то, что там почти никто не ходил, жители всё равно решили украсить самодельными гирляндами, поэтому пришлось очень осторожно протискиваться между стенами и людьми, вешавшими праздничные украшения на окна.