«Загадай желание, когда я погасну».

(- Я не знала, что женщина, которая приходила ко мне раз в месяц и учила шить, была моей матерью. Марго никогда не смотрела на меня, как на свою дочь. Но когда авва рассказал… до сих пор не понимаю, что это было за ощущение. Не страшно или больно, но скорее… тоскливо? Я подумала, что хотела бы поговорить с ней побольше.

Её губы сложились в лёгкую, совсем не печальную, а скорее наоборот – мягкую и добрую улыбку. Джотто решительно не понимал этих её эмоций – он слишком хорошо знал, что значит терять близких и для него смерть родных людей отзывалась яростью, болезненными до слёз уколами в подреберье, но не безмятежной тоской, о которой так беззаботно говорила ведьма.

Но после этого он, кажется, стал понимать её лучше.)

Ещё несколько лет миновало с тех пор, словно один жуткий, непрекращающийся летаргический сон.

За это время Триш стала получать незаслуженные ничем наказания почти ежедневно, словно чем старше она становилась, тем ожесточённее относились к ней охранники.

И чем больше Освальд видел на её теле синяков, порезов и следов от инъекций, тем тяжелее ему становилось прятать свои слёзы от собственного чада.

(- … Я ненавижу темноту не потому, что меня долгое время запирали в чулане или что-то подобное, - колдунья стиснула зубы, как будто это было в силах избавить её от жгучих ударов под рёбра при одном воспоминании об этом. – … Всё случилось спонтанно – за несколько часов. В тот день я в последний раз видела хозяина Фермы. Он лично пришёл ко мне в камеру: схватил за волосы и оттащил в подвал, куда обычно кидали кандидатов на очередь в «Рай»…

Она замолчала и шумно вздохнула, крепко зажмурив глаза.

На деле трудно было бы предположить, что произошло там, но после всего того, что Джотто услышал, самое худшее всплыло в его сознании моментально. Он не верил в это до того самого момента, пока не увидел её лицо, когда Триш подняла голову.

- Не делай так, - тепло произнесла она, улыбаясь отчаянно и до слёз печально. – Мне хочется плакать, когда у тебя такое выражение лица.

Её слёзы высохли давным-давно.

Хотя, наверное, правильнее будет сказать, что на них у неё не было ни сил, ни времени, ни желания. Даже сейчас. Когда в душе зрела и наливалась силой вся обида и боль, копившаяся все те годы, что она провела в отчаянном страхе перед собой прежней и перед теми, кто мог открыть её тайны, хранившиеся глубоко-глубоко – на самом дне внутри души.

От этого сердце болело так сильно, что хотелось свести счёты с жизнью. Много-много-много раз.

- Это могло произойти с любым… В этом нет ничьей вины. Просто так вышло.)

Сейчас, когда Триш думала об этом, она понимала – Освальд знал, что их в скором времени выпустят на свободу. Он узнал об этом за несколько недель до того, как на Ферму нагрянул отряд вооружённых до зубов агентов из неизвестной организации.

(- Кто вас спас? Полиция? – Джотто придвинулся ближе к тому месту, где сидела Холмс.

Девушка отрицательно качнула головой и с лёгкой полуулыбкой пальцем молча указала на гобелен, висевший на стене, позади Примо.

Мужчина на мгновение обернулся и его глаза широко распахнулись от удивления.

Получается, что их – Триш и Освальда – спасла… Вонгола?

- Вонгола Ноно и его подчинённые сравняли Ферму с землёй и засыпали все её подземные лаборатории в тот же день, что освободили нас. К тому времени госпиталь, с которым этот исследовательский центр был связан, уже был уничтожен, а все причастные к этому делу лица схвачены: кого-то убили за попытку сопротивления, кто-то сдался добровольно и сел в тюрьму. Хозяин Фермы получил несколько пожизненных сроков: за насилие, киднеппинг, массовые убийства, торговлю органами и нелегальные опыты над людьми… Видел бы ты, сколько людей собралось у здания суда…)

Сотни или даже тысячи убитых горем родственников и друзей тех, кто был похищен и умер напрасно, столпились у здания суда в день вынесения приговора. Они, словно единый живой организм, со слезами на глазах кричали, чтобы всех до единого, кто был причастен к смерти жертв чужой злобы и жажды денег, прилюдно казнили на главной улице города.

(- Самое странное, что Глава Ковена даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти хоть кого-то из моих братьев и сестёр ещё раньше, когда эти похищения по всему миру только-только начались. Я уверена, если бы он захотел, то найти нас ему бы не составило труда…. Но теперь кто мне может ответить?

Ведьма тоскливо выдохнула и замолчала.

Дальше рассказывать не имело смысла: Джотто уже знал о докторе Игнацио, а помимо этого никаких ранящих её саму тайн не существовало и в помине.)

Тот кошмар закончился, оставив после себя руины: разрушенные жизни, реки слёз за бесцельно погибших, бесконечную вереницу вопросов без ответов, почти пять лет скандальных статей, телевизионных передач, книг и фильмов по мотивам реальной истории. И сотни пустых могил, для которых было возведено отдельное кладбище.

(- … У меня есть причина, по которой я не могу остаться здесь,- голос Триш совсем охрип от того, что она, ещё будучи простуженной, так много говорила. – Даже если случится чудо и мне позволят жить в этом времени, разве ты можешь гарантировать мне, что дальнейшее развитие истории, начиная с этого поколения, не поменяется радикальным образом? Что, если эти перемены затронут меня и авву? Если погибнет ещё больше людей?.. Я не могу… Просто не хочу так рисковать.

Напряжённое молчание со стороны Примо и его стиснутые до мерзкого скрежета зубы говорили сами за себя. Он в полной мере осознавал всё, что только что сказала ему Триш, задолго до этого момента. Но одно дело – думать, и совершенно другое – произносить вслух.

Слышать такое от Холмс было неприятно и больно ранило.

- И ты согласна? – он не хотел, чтобы прозвучало сухо, но вместо этого спросил жёстко и зло. – Согласна снова остаться одной ради будущего, которое может и вовсе не произойти?

Налившееся почти свинцовой тяжестью, чернеющее грозовое небо пронзила, словно плеть, сияющая вспышка молнии.

Будто сами небеса приняли своё окончательное решение вместе с Триш.

Почти синхронно с раскатистым грохотом, прокатившимся по округе спустя мгновение после ветвящегося серебряного разряда, ведьма сдвинулась с места и, протянув обе руки к мужчине, медленно поцеловала его в губы.

Не пылко и страстно.

Но так, как целовали любимых.

Любимых, с которыми прощались.

Это соприкосновение губ забирало все слова, эмоции и порывы разом. Оно отнимало душу и давало другую взамен.

Триш хотела оставить себе как можно больше воспоминаний об этом моменте, поэтому старалась запомнить всё до мельчайших деталей – будь то мимика или чувства, нашедшие своё отражение во взгляде, или же холодный декабрьский ветер и запах грозы вперемешку с ароматом надвигающегося дождя.

- Это был последний раз, - глухо зашептала ведьма. – Теперь ты знаешь всё обо мне – нет причин быть как можно ближе. Я больше не тайна и не загадка.

Он схватил её за руку и покачал головой, отрицая эти слова.

- Нет, Триш, ты же не хочешь сказать, что…

Она оттолкнула его прежде, чем Примо успел закончить свою фразу.

- Мне жаль… Правда жаль, - это был первый раз, когда в её голосе отчётливо зазвенели настоящие слёзы. Триш обернулась в самый последний момент. Улыбнувшись болезненно, сквозь собственную горечь, которая топила душу в своём отчаянии, она сказала: - Загадай желание, когда я погасну… хорошо, Джотто?

Едва мужчина смог коснуться её ладони, Холмс оттолкнулась обеими руками от подоконника и выпрыгнула из окна.

Она исчезла в мерцающей серебристой дымке.

Он сжал руку – ту, которой не смог удержать её – в кулак, и изо всех сил ударил по стене.

- Твою мать, Триш, - отчаянно ругнулся Джотто от собственного бессилия.

Не подозревая о том, что на другом конце города, в маленькой комнатке ателье модистки Аделины, ведьма бесшумно захлёбывалась слезами, сползая вниз по стене, закрыв заплаканное лицо руками.