Хасан сразу догадался о еë затее, тем не менее спросил:

– Что это? – Сегодня она не переставала его удивлять, может, он ошибается в своих домыслах.

– Твои наручники. – Ровные зубки обнажила очаровательная улыбка.

– Только не это, – простонал Хасан, закатывая глаза к небу, – ненавижу быть связанным.

Она быстро пожала плечами, чуть склонила голову к правому плечу.

– Ну ладно! – в голосе сквозило деланное равнодушие. – Не хочешь, не надо. Я тебя не неволю. Пойдем. Оставим в силе наш предпоследний уговор. – Кэт поджала пухлые губы и стала походить на маленькую обиженную девочку. Как устоять?

– Ты шантажистка! – он весело расхохотался. – Хорошо, иди, забавляйся дальше. – Хасан откинулся на ступеньке.

Катя кокетливо опустила ресницы и опять встала перед ним на колени.

– Так-то лучше, – проворные пальцы принялись за дело. Ссучив пряди, Кэт несколько раз обмотала их вокруг его левого запястья, закрепила конец, подергала узел, улыбнулась.

– Крепкий? – Хасан улыбнулся в ответ.

– Хочешь, попробуй.

– Я не сомневаюсь в твоей искусности.

Катерина приняла комплимент как должное, ни на секунду не прерывая работы. Вот и свободный конец уже многократно окольцевал тонкий ствол неизвестного дерева, а бугорок узла издалека напоминал нарост на коре. Потом настал черед правой руки, и всë повторилось заново, только вместо дерева «наручники» защëлкнулись на стебле плюща толщиной с молодого питона, который змеился по утëсу в компании ему подобных.

– Есть надежда, что не всë потеряно, – промурлыкала Кэт, лукаво заглянув ему между ног.

– Если будешь медлить, боюсь, твои труды пропадут даром.

– Ничего, я быстро поправлю дело. – Теперь она обвязывала левую щиколотку.

– А ноги-то зачем, рукодельница ты моя? Про них мы не договаривались.

– Для надëжности, – чересчур деловито произнесла Кэт.

– Ну! Ну! – Хасан добродушно усмехнулся. Она пропустила это мимо ушей.

«Почему я не могу ей отказать? Ты знаешь почему, вмешалось второе «Я». Конечно, знаю. Давно знаю, и счастье наполнило мужскую душу.

Через несколько минут работа была окончена. Катерина спустилась на одну ступеньку, поставила правый локоть на левую руку, опëрла подбородок о нижние фаланги пальцев, любовно окинула плоды своих трудов. Длинные верëвки не растягивали ни рук ни ног, но ограничивали движения, делали невозможными нежеланные ей прикосновения.

– Попробуй пошевелить руками.

Хасан послушно трижды подëргал путы, – узлы действительно оказались крепкими. Довольная улыбка пробежала по женским губам.

– Ты что-то немного сник, ковбой, – взгляд зелëных глаз был направлен в развилку ног, – так не пойдëт.

Игривой походкой пантеры Кэт подошла к нему вплотную, запустила тонкие пальцы в копну жестких, как проволока, черных волос, мягко запрокинула голову, наклонилась и нежно припала к его сухим губам. Вкус еë короткого поцелуя оставил во рту привкус сочного персика. В следующее мгновение она уже дарила фруктовый аромат самому чувствительному органу. Хасан несколько раз тихонько ойкнул, когда сложенный лопаточкой язык вначале поддел подтянутую кожицу мошонки, потом яички очень бережно прокатились по щекам и небу, затем нежная плоть перешла во власть не менее нежной левой руки, одновременно с этим широкое орудие разговорной речи начало божественно медленно вскарабкиваться по стволу от самого его основания.

Кэт заглянула ему в глаза. Ах этот взгляд из-под ресниц!!! Каждый раз утопая в изумрудной бездне, в такие моменты он без колебания отдал бы всë своë состояние с душой в придачу, впрочем, душа и без того принадлежала ей.

Но мысли не особенно охотно формировались в голове – окончательно твердеющая плоть уже попала в плен теплого, влажного рта – не до рассуждений – и начала восхитительное погружение: еë то, полизывая, легонько втягивали, то чуть выталкивали, чтобы тут же вобрать глубже. Микрон за микроном, миллиметр за миллиметром, спонтанно меняя нажим, губы неотвратимо, как наступление нового дня, двигались вниз, а нежные пальчики по вздутым венкам поднимались им навстречу. Горячие волны солнечными лучами расходились во все стороны. Время растаяло в блаженстве, сердце замерло… преодолев дивные пороги, набухшая головка плавно скользила по горлу. Хасан машинально потянул кисти к каштановой шевелюре. Верëвки издали треск, с силой врезались в кожу. Хасан застонал, непонятно только, от удовольствия или досады, и этот стон гулким эхом побежал по ступеням сразу в двух направлениях. Несколько глотательных движений Кэт осветили мир за сомкнутыми веками яркими вспышками, острая боль в запястьях наложила пурпурные мазки на белый цвет, очередной стон копьем пронзил воздух. Не успел звук наслаждения растаять в вышине, как теплый бриз уже холодил влажную кожу члена у его основания, поднимаясь вслед за чувственными губами все выше… выше… пока мужское достоинство до верхней выпуклости не оказалось во власти ветерка. Тогда упругие груди (когда успела поднять майку и сдвинуть мягкие чашки лифа?), обняли его, согрели. Острый язычок по контуру исследовал основания возвышенности, потрепал уздечку и отдал головку на милость прохлады.

– Прошу! – прохрипел Хасан. – Ещë! – ему нестерпимо хотелось зарыться пальцами в мягких кудрях, во что бы то ни стало удержать женскую голову у себя между ног, но тонкие травяные оковы, надежно оберегая Кэт от его прикосновений, лишь сильнее врезались в кожу. Хасан этого даже не заметил. – Пожалуйста! – потемневшие от желания карие глаза взирали с мольбой.

– Ш-и-и-и, не торопи события, – Кэт, точно дразня, соблазнительно облизала алые губы, сошла на две ступеньки вниз.

Сейчас вселенная, утратив запахи и звуки, сузилась до еë облика – длинных ровных ног, сладкой ложбинки, которую отгораживали от него голубые плавки, нечëткого очертания крутого изгиба бедер, зашторенного белым трикотажем, небольших упругих грудей, идеально умещающихся в его широких ладонях, как будто специально созданных для них, – Хасан на долю секунды ощутил их тяжесть, и душу окутала блаженная истома. На длинной шее отчетливо виднелся замысловатый рисунок вздутых венок. Высокие округлые скулы поражали мягкостью линий. Чувственность рта подчеркивали пухлые губы. Растрепанная каштановая шевелюра придавала образу неповторимость. А ЕЁ глаза! Эти изумительно зелëно-изумрудные озера – бездонные и безбрежные. В них можно купаться в ласке или ëжиться от холода, бальзамировать раны или колоться о ледяные шипы…

Неожиданно Хасан уловил в «зеленой воде» непривычное выражение. «Что это?» На безмолвный вопрос он получил столь же безмолвный ответ. Женский взгляд потупился, реснички подëрнулись, багрянец неровно окрасил щëки и шею, плечики ссутулились, полусогнутая, чуть выставленная вперëд правая нога застенчиво прикрыла треугольник плавок. Пальцы сразу стали по-настоящему неловкими и принялись нервно одергивать подрубленный край футболки. У него на глазах коварная искусительница, точно бабочка из куколки, превратилась в неопытную школьницу, которая никак не может решиться бросить к ногам мужчины цветок своей невинности.

От удивления Хасан непроизвольно подался вперед, трепет восхищения птичьей стайкой запорхал в районе солнечного сплетения.

Тем временем, застенчиво поглядывая на него из-под полуопущенных ресниц, Кэт пыталась справиться с трусиками. Похоже, руки не слушались ученицу и норовили, вместо того чтобы спускать ткань вниз, подтянуть еë выше, потом, словно, понимая ошибку, на дюйм обнажали плоский живот под плавками и снова закрывали его.

– Образ непорочной Девы тебе к лицу. Ты зарываешь…

Он не успел договорить.

– Будешь болтать, – Катя мельком посмотрела на кучку рассыпанной травы, Хасан без труда перехватил еë взгляд, – заткну рот. – Резкий контраст между невинным голоском и словами вызвал у него улыбку.

– Желательно твоим языком, иначе…

Еë движение напомнило молниеносный бросок кобры во время атаки, но тут гладкий язык по-хозяйски скользнул ему в рот, прогулялся по небу, поборолся с его собственным языком, и он забыл, о чем хотел сказать. Страстный поцелуй, всë с тем же привкусом персика, ускорил сердцебиение. «Сладкая моя девочка-блудница, один Аллах знает, как сильно я тебя хочу. Просто невыносимо!» – мелькало в голове, пока мягкие губы отчаянно прижимались к его губам, будто пытались врасти в них, а острые ногти впивались во внутренние мышцы бедра, соединяя воедино удовольствие и боль.