– Тебе помочь? – Хасан помахивал бейсболками, сложенными плоскими сторонами.
– Хочешь вдобавок обувь подержать? – не прекращая работы, Катерина вопросительно посмотрела в его сторону, поспешно перекинула через шею пряди с левой стороны на правую.
– Нет, тебя.
– Меня не надо держать. Я сижу. А вот ты почему стоишь? Поднимайся. Я догоню.
– Только после вас! – Он демонстративно вытянул руки в сторону каменного перила.
– Вот это да! Ты вспомнил об этикете! – женские глаза светились недоумением, тонкая дугообразная бровь чëрной галкой вспорхнула вверх, мимические морщинки последовали еë примеру, обувь бесцельно зашлëпала по волнам.
– Нет, – Хасан заразительно захохотал (Неужели мне заново начинает нравится его смех?), – только анекдот про противопехотные мины. Рассказать?
– Побереги воздух, он тебе пригодится, – язвительная гримаса продемонстрировала ему ровные белые зубы, не менее прекрасные, чем у него. – Я его знаю. – Катя резко мотнула головой, волосы длинным густым веером перелетели к левому плечу, чувствительно ударили по подбородку, кончики с размаху нырнули в воду. Несколько соленых капель осели на щеках, но Катя их не заметила. – Дурак! – отворачиваясь, пробубнила она, принимаясь за прерванное занятие.
***
С каждым шагом разнокалиберные ступени (то низкие, то высокие, то узкие, то широкие, то ровные, то покатые) поднимали их выше над уровнем моря, уводили от подковообразного клочка суши, отвоëванного бушующей стихией у высокой скалы, отдаляли от шума прибоя и гомона вернувшихся чаек. Кэт шла впереди, округлая приподнятая попка соблазнительно покачивалась. Когда женская нога вставала на очередную перекладину, край мокрой длинной футболки отлипал от гладкой загорелой кожи бедра будто лишь для того, чтобы легонько чмокнуть еë при следующем шаге. При этом белый трикотаж поочередно занавешивал одну ягодицу в голубых плавках купальника и обтягивал другую, напоминая бело-голубой семафор. Иногда из подрубленной ткани сочились водяные струи и стекали под колени. Кэт смахивала их, точно назойливых мух.
Прижаться бы к ней сзади, стиснуть в объятиях, врасти каждой клеточкой, раствориться в запахе каштановых кудрей, – в них сейчас должен быть непривычный солевой аккорд. С налетом легкой грусти Хасан вздохнул про себя, облизывая сухие губы. Но не могу. Почему это чувство кажется мне таким знакомым? Давно ли я переживал подобную сладкую муку, это ни с чем несравнимое томление?
Память отмотала назад почти месяц и перенесла его на маленький песчаный пляж Средиземного моря рядом с его виллой. Осеннее солнце ещë щедро дарило тепло даже в утренние часы, с воды тянуло приятной свежестью, ветер нерешительно пытался срывать с деревьев начинающий пестреть наряд. Они с Кэт лежали под навесом на шезлонгах в опасной близости друг от друга. Еë муж Алекс, правда, она называет его по-другому, ему сложно повторить (перед внутренним взором сразу предстал высокий хорошо сложенный мужчина с густой шевелюрой русых волос, с большими умными глазами) и его жена Джейлан (на удивление, мысль о жене не тронула ни одной струнки в его душе, и еë образ не мелькнул перед глазами) куда-то ушли, оставив их вдвоем. Какое-то время он продолжал настойчиво смотреть в книгу, однако буквы упрямо не желали складываться в слова, пришлось отложить чтиво. Тогда, разглаживая ладонями края идеально отпаренного полотенца, на котором лежал, он, хоть и не без труда, освободил ум от мыслей и принялся созерцать неспешно наползающие на берег волны, вслушиваться в мерное шуршание песка, при этом четко отслеживая каждый вздох, задержку, выдох, но и это не помогло преодолеть притяжение Кэт. Не в силах больше бороться с собой, он развернулся к ней, подпер левой рукой голову. Она лежала на боку к нему спиной, поджав колени, так же, как и он, оперев голову на согнутую в локте левую руку. Каштановые пряди гладким шелком ниспадали на подстилку, открывая часть длинной шеи, плавно переходящей в покатое правое плечо. Падающий по ребрам до талии контур круто поднимался на округлые бëдра и зигзагом скользил вниз до пальчиков ноги. Это напоминало ему картину Ван Гога «Обнаженная лежащая женщина, вид сзади» с той лишь разницей, что в отличие от нарисованной, загорелое тело живой прикрывал бордовый раздельный купальник (трусики сползли к овражку между ягодицами, обнажив полоски светлой кожи), а черную косу заменили распущенные волосы. Внушительный том из его библиотеки спрессовал частички кварца рядом с деревянной ножкой топчана, плотная бумага не поддавалась вялым домоганиям бриза, тем не менее Кэт придерживала страницы длинными, накрашенными в тон купальника, ногтями и, к сожалению, переворачивала их чаще, чем ему бы хотелось. А может, гостья делает вид, будто читает? Неужели она не чувствует, как он взглядом ласкает еë бархатную кожу, светящуюся изнутри подобно спелому персику, что хочется прильнуть к ней губами, жадно пить сок вместе с солнечными лучами, утопает свои пальцы в еë волосах, расстëгивает застежку лифа, стягивает плавки… Если бы от таких контактов рождались дети, Кэт понесла с первой же минуты. В то утро он довел себя до предела. Еще чуть-чуть – и никакие законы гостеприимства, этики, морали или внутренние принципы не удержали бы его от опрометчивого поступка (на его счастье, Кэт не шевелилась, кажется, он догадывался о причине еë неподвижности). Собрав последние крохи воли, он поднял поток сексуальной энергии до пупочного центра (выше не получилось), побежал в море и, динамично рассекая волны, поплыл к горизонту, пока не понял: ещë немного и ему никогда не увидеть берега. Только тогда он откинулся на спину, позволяя телу немного расслабиться, чтобы потом загнать его вновь. Тени ползли с другой стороны, когда он, шатаясь, вышел из воды и буквально рухнул ничком. Лежа на раскаленном песке, он радовался завтрашнему отъезду Кэт с мужем так же неистово, как встрече с ней неделю назад (у него почти не осталось сил сопротивляться еë магнетизму).
Сейчас дыхание и мышление почти не поддавались контролю, помочь им охладить любовный пыл изнурительным плаванием было затруднительно, а мощный сдерживающий фактор в лице ее мужа (его он не боялся, просто не мог поставить Кэт в неловкое положение) остался за тысячи километров, тем не менее он принял ее условия. Мужчина обязан держать слово, даже если оно облечено в форму жеста. Впрочем, предложение Кэт его действительно обрадовало (все получилось проще, чем он ожидал), сдержанность – хорошая цена за поступок, могло быть хуже, например, расцарапанное лицо, недостача волос… – он, в любом случае, не собирался нарушать договоренность.
«Похоже, я мазохист. Это безумие было предлагать ей идти впереди, – мысленно упрекнул себя Хасан, – с другой стороны, разницы нет, где она идет, спереди или сзади, вожделение от этого меньше не станет. Безопасней смотреть прямо, чем оборачиваясь, спотыкаться. Так и шею свернуть недолго».
Хасан шëл нетвердой походкой пьяницы, придерживаясь за шероховатые прохладные камни, – слева самого утëса, справа – перила, доходящего ему до груди. Плавки в треугольнике ног едва не лопались от напряжения, их спасали лишь тонкие нити эластана. Все его силы уходили на сдерживание порыва, иначе он, стерев тонкий слой цивилизации, превратится в дикого зверя и, задрав майку, не снимая плавок, грубо возьмет Кэт сзади, а потом будет неистово вонзаться все глубже и глубже, пока не вырвет из еë груди финальный стон удовольствия или…
Откуда такие мысли? – искреннее удивился Хасан. – Я ощущаю себя сексуальным маньяком – аномалия какая-то. За свои сорок лет я никогда не был груб с женщинами в постели и, уж тем более, не думал так много о сексе, причем о жестком. Выходит, бытующее мнение про семь секунд не такое беспочвенное. Что это? Неужто всему виной выброс адреналина во время прыжка? Или все дело в Кэт?
Воздух по-прежнему хранил запах моря, но само море скрылось – булыжники на крутом склоне скалы постепенно сменили высокие широколистные деревья и раскидистые кусты, почти вплотную подступающие к парапету. Хасан опустил глаза. Мокрая обувь забавно чавкала по каменной лестнице. Зацепись за этот звук, сосредоточься на нем, мысленно приказал он себе, медленно втяни воздух левой ноздрей, вот так, хорошо, задержи дыхание, представь холодный душ, тугие струи барабанят по разгоряченной коже, да, получается, выдох…
