— Ты точно уверен, что перед нами Бонапарт? — тихо спросил Багратион. — Не обознался? А то доложим, оконфузимся, вдруг ошиблись.

— Князь, вы меня не первый день знаете, я никогда не говорю не подумав. Других генералов я в лицо не знаю, а вот в опознании Наполеона не ошибся. Он это, сомнений быть не может.

— Сколько дней он может здесь пролежать? Ну, ты понял, пока запах не пойдёт неприятный.

— В леднике холодно, недели две пролежат без проблем. Можно Наполеона получше обложить льдом, тогда хранить можно месяца два.

— Тогда зови казаков, пусть перекладывают.

— Нет, Петр Иванович, казак в бой пойдёт, не задумываясь, а вот с покойниками возиться они остерегаются. Для сохранения в тайне нашей находки, я лучше кликну своего денщика. С Силантием быстро управимся.

— Поступай, как знаешь, но сохрани тело Бонапарта, Александру І надо будет показать обязательно.

Не лёгкая работа кантовать льдины, и ворочать замерзшие трупы. Ничего не поделаешь, вызвался, терпи и делай работу. Силантий не испытывал никакого страха перед покойниками. Перед началом работы перекрестился и все. Около двух часов потратили, пока «упаковали» покойников надёжно Теперь не испортятся до нашей победы.

Для охраны важного объекта вызвали роту егерей, усиленную батареей минометов. Приказ Багратиона был категоричным, уничтожать всех, кто бы ни пытался подойти к сараю. Охрану может снять только он или я. Подпоручик Аверьянов заверил, что он и его рота скорей умрут, нежели допустят кого-то в охраняемый сарай.

Приказал казакам доставить сюда порученца генерала Ренье, пусть опознает всех остальных, а то как-то некрасиво будет выглядеть рапорт. Писать Бонапарт и двадцать семь генералом с ним, не с руки.

Молодец порученец, несмотря на ранение, рассказал о каждом, и довольно подробно, я едва успевал записывать. Встречались знакомые фамилии: Ланн, Даву, Ожеро, Легран. Эти уважаемые, в прошлом господа, преподавали мне и Багратиону горькие уроки под Аустерлиц и в Пруссии. Остальные, более двух десятков фамилии, мне ни о чем не говорили.

По возвращении в штаб поутру, Багратион занялся составлением рапорта, а я занялся французами.

Завтрак 30-го августа уже закончился, пора готовиться к обеду. А на обед нам предстояло отведать контратаку полка французских гренадеров. Конечно же, встретили их пушками и минометами, и прицельной стрельбой пехотинцев. Но гренадеры врага воины отважные и закалённые в боях, желали продать свои жизни подороже. Может с другими частями русской армии такой номер прошёл бы, а у нас нет. Ближе пятидесяти шагов к окопам приблизиться гренадеры не смогли, полегли все.

Затем я отдал распоряжение провести массированную артподготовку по вновь разведанным целям, и перейти в наступление в прежнем темпе.

Сегодня особенно стало заметно, что в относительно большом «котле», ещё достаточно неприятельских войск, и они атакуют и пытаются разбить наши армии. Похоже, большая часть офицеров и солдат не знают о гибели своего полководца. Кто-то от его имени раздаёт приказы, посылает их под ядра и пули на погибель. Был бы печатный станок, напечатали листовки, глядишь и помогло. Попробую вечером предложить Багратиону написание листовок вручную. Знатоков французского языка немного, но они есть. А почтальонами отправим ходячих раненых французов.

Вечером остановились в двух вёрстах от позиций врага, ближе подходить я остерегался, ни к чему нам лишние потери. Ночью вновь споем французам колыбельную, двумя сотнями орудий, пусть спят, и желательно мёртвым беспробудным сном.

Багратион одобрил затею с листовками, но написали их всего пятьдесят штук. Лопотать на французском языке могли многие, а грамотно писать единицы, проблема. Снарядили десяток французских «ходоков» на разных участках фронта. Охватим большую территорию, посеем сомнения в рядах противника.

Удивительно, но утром 31-го августа, я не обнаружил колон под белым флагом, желающих сдаться к нам в плен. Напротив. Нас попытались атаковать пехота и конница. На открытой местности, может быть они, и достигли бы успеха, но наши воины были укрыты в окопах, и артиллерия дай Бог каждому, не зевала. Еще на дальних дистанциях пушки С1 делали целые прорехи в сомкнутых рядах пехоты и конницы. А когда противник приблизился в зону уверенного огня минометов, то от французских солдат только клочья летели. Нашей пехоте в контратаку ходить не пришлось, французы бежали, вернее сказать, бежали, те, кто остался живой. Такие выверты со стороны противника без ответа оставлять нельзя. Традиционная артподготовка, и уверенное продвижение на пару вёрст Снова занимаем позиции и окапываемся, а также закапываем трупы французских солдат. Наш армейский счетовод Лаврентий Бокия, скрупулёзно заносит потери врага в амбарную книгу, сколько, какого рода войск и где захоронили французов. Придёт время, перед императором отчёт держать потребуется. Вот точные цифры у нас будут.

Ночью большинство солдат неприятеля не сомкнули глаз, я увеличил количество орудий, ведущих беспокоящий огонь по позициям.

Ночью с очередным обозом боеприпасов, прибыл посыльный от Александра І. Не простой посыльный, а художник, он должен сделать посмертные рисунки Бонапарта. Что тут скажешь, чудит наш император. Неужели не поверил рапорту Багратиона? Ну и ладно, это его дело. У нас уже вся армия знает, что мы прихлопнули предводителя французов и его компанию. Как потом рассказывали офицеры, художника приходилось поить изрядной порцией вина ежедневно, иначе он не мог рисовать, боялся покойников.

Вернулся в штаб после очередного объезда позиций нашей армии. Радовало, что войска находятся в полном порядке, спокойно и деловито готовятся к предстоящим боям. Продовольствием и боеприпасами подразделение обеспечены полностью.

— Как думаешь, завтра получится склонить французов к сдаче в плен? — устало спросил Багратион. — Неужели они не понимают, что война уже проиграна? Зачем гробить жизни своих солдат?

— Понять маршала Сен-Сира трудно, я надеюсь, он не возомнил себя новым Наполеоном. Предлагаю завтра с утра на французов обрушить двухсуточный запас снарядов и мин, устроить им «огненную баню», не оставляя перед фронтом нашего наступления никого живого. Авось такая жестокость с нашей стороны побудит французских военачальников принять правильное решение.

— Если завтра пройдём ещё две-три версты, потеснив французов, то они окажутся в жёстком капкане, куда не сунуться, везде их будут доставать орудия всех армий. Спрятаться, или убежать станет невозможным. Тогда только один путь, в плен.

— Вчера взяли в плен двух раненых поляков из остатков корпуса легионеров Домбровского. Хорошо мы их побили, но окончательно сломить не смогли. Поляки в большинстве своём и сейчас испытывают, к нам лютую ненависть, эти будут сражаться до последнего легионера.

— Ладно, отправляй приказ по армии, будем ровнять с утра французов с землёй.

Первое сентября, начало осени, пора уже заканчивать войну, скоро зарядят дожди, неуютно станет и тяжело. Вдвойне тяжело будет войскам гнать остатки наполеоновских войск обратно во Францию. Да, мы выбили цвет их армии, но ещё много толковых генералов возглавляющих полки и дивизии, разбросанных по странам Европы. Уверен, они окажут ожесточённое сопротивление. Ведь все завоевания, построенная политическая система рухнет. А вместе с этим, ухудшится их личное благосостояние. Монархи освобождённых стран, обязательно захотят реставрировать старые порядки. Загадывать наперёд пока не буду, посмотрим, что предпримет наш император. Очень надеюсь, что из прошлых неудач в выборе союзников он сделал правильные выводы.

С первыми нашими выстрелами пушек, открыла огонь артиллерия всей русской армии. В подзорную трубу я видел, как наши снаряды ложились в боевых порядках, изготовившихся к наступлению пехотных колон французов. Солдаты гибли, но не двигались с места, похоже им не отдали соответствующих распоряжений. Где-то в глубине боевых порядков грохнул сильный взрыв, наверное, попали в склад пороха. От множества выстрелов, все поле боя заволокло дымом, поднимающимся строго вверх, из-за отсутствия ветра. Дальнейшее наблюдение стало бесполезным, видимость значительно упала.