Силантий выполнил мои указания в точности, и коновала привели Этому, не молодому солдату, удалось уцелеть в этой мясорубке.

— Тебя как зовут? — спросил коновала.

— Иваном, ваше высокоблагородие, — хрипло ответил солдат.

— Лошадиное лекарство взял?

— Взял. Дак ить оно для лечения скотины, сбитые бабки лошадям помазать или рану на крупе, людям я его никогда не накладывал.

— Лекарство из дёгтя делал?

— Первостатейный берёзовый брал, сам бересту отбирал.

— Ну, человек от скотины не шибко отличается. Что хорошо лошади, то и человеку должно подойти. Я буду тебе говорить, а ты все выполняй в точности, тогда и полечишь меня правильно.

— Как прикажите, ваше высокоблагородие.

— Первое вымоешь хорошо руки. Потом оботрёшь их вином, тебе Силантий польёт немного. Снимешь с меня повязки.

Иван, глядя удивлённо на меня, отмывал руки и обтирал их вином. А потом вдвоём с Силантием, избавляли от повязки. Болезненно, однако, но ничего не поделаешь, если хочешь жить, терпи.

— Ну, что вы там видите? — поинтересовался у «докторов».

— Спереди две дырки, по боку идут две блинные и глубокие борозды, — заговорил Иван. — Со спины одна дырка, а наверху большая гуля.

— В этой гуле Иван, сидит картечь её надо вырезать.

— Да как можно, живого человека резать? Я не умею.

— У лошадей доставал пули?

— Бывало такое, но не часто.

— Вот и у меня достань.

— Нестерпимо будет ваше высокоблагородие, — промямлил коновал, — кричать зачнёте

— Постараюсь терпеть.

— Воля ваша.

Ох, уж этот лошадиный доктор! Предупреждать надо. Полоснул ножом по гуле резко и неожиданно. Боль заметалась по всему моему телу, я с трудом удержался от крика.

— Вот она гадина, — перекатывал на ладони окровавленный кусок металла Иван, — вышла чисто, кровь пошла.

— Теперь бери шомпол ружья, намотай на него чистую тряпицу, смочи вином, и промывай все мои сквозные раны, — с трудом произнося слова, приказал Ивану. — смотри, чтобы в ранах не остались куски от моего мундира или железа.

Вино с солью, да на открытые раны, это я вам скажу удовольствие для садомазохистов. Я себя к ним не причислял, но получил все удовольствия вместе взятые.

— Давай Иван маленько передохнем, — попросил коновала, — пускай кровь, протечёт по ранам.

— Силантий ты, в моих вещах пока поищи шёлковые нити, там есть толстые. Замочи их в вине, — наставлял денщика.

Примерно полчаса, сидел я, пытаясь привыкнуть к боли, она понемногу начала униматься. Очередное испытание, шитье ран по живому. Надо сидеть спокойно и не шевелиться, а то шов некрасивый получится. Ну, это я уже шутить изволю. Какая на фиг красота! Сейчас бы выжить.

Иван заштопал мне две длинные раны на боку, и им проделанную прореху на спине. Затем нанёс на все раны лошадиное снадобье, и наложил повязки.

Лечение отняло у меня все силы. Я выпил ещё немного воды, и завалился на постель, хотелось спать. Сон говорят лучший доктор.

Проспал я до следующего утра. Разбудил меня мочевой пузырь, своими настойчивыми требованиями. Не успел шевельнуться, а Силантий, тут как тут.

— Чего изволите, ваше высокоблагородие? — осведомился денщик.

— Помоги сходить до ветру. Не знаю, смогу ли один дойти.

— Да я ведро приготовил, на сей случай.

— Давай все же пройдёмся не спеша, надо разогнать кровь.

Поддерживаемый Силантием, я добрался до отхожего места. Когда возвращался, обратил внимание, что наше войско начинает покидать деревушку, двигаясь на восток.

— Силантий, мы, когда снимаемся?

— Полк наш выступает скоро. Его высокопревосходительство князь Багратион, очень обрадовался, когда узнал, что вы пришли в себя. Для вас карету на мягком ходу прислал. Приказал мне за вами глядеть неусыпно.

— Тогда собирай наши пожитки.

— Все уже собрано и уложено, я ждал вашего пробуждения. Поснедаем, и можем ехать.

И мы поехали. Чувствовал я себя относительно нормально. Раны болели, как и положено, но не «горели огнём», значит, снадобье Ивана действует. Я его к своему экипажу приставил, чтобы под рукой был. Делая, не более тридцати вёрст за переход, войско направлялось к границам России.

В один из вечеров меня посетил Багратион.

— Рад, тебя видеть живым Степан Иванович, — пожал мне руку генерал. — Твоего ранения я не видел, мне потом солдаты рассказали. Французы на твой арьергард обрушили огонь многих пушек. Когда возле тебя рвануло, то все подумали, конец полковнику Головко. От лошади осталась только часть крупа. Из кровавого месива тебя вытащил денщик. Представляешь, он рыдал над тобой, как ребёнок, а обнаружив в тебе жизнь, половину версты на руках нёс С трудом уговорили на телегу положить.

— Ваше высокопревосходительство, как наши войска?

— Идут и едут домой. Преследовать нас непосредственно после битвы при Аустерлице французы не стали. Как ты понимаешь, и без преследования союзная армия не помышляет о новом вступлении в бой. Потери наши ужасны. Только русских воинов погибло более двадцати тысяч, утеряно сто пятьдесят орудий, много знамён полков и ружей солдат. Союзников наших, погибло, в три раза меньше. Убыль французов оценивается в десять-двенадцать тысяч. Показал нам Наполеон, как надо воевать, разнёс наши полки в пыль. Заметь, гвардейская пехота, и гренадеры генерала Удино вовсе не были в огне, Бонапарт держал их в резерве. Не скоро мы оправимся от такого поражения. И ещё, спасибо тебе за подсказку с пушками, сильно помогла. Пырьев докладывал, что твои трубные пушки все сохранены, и под охраной отправлены в Сестрорецк для ремонта. Чины и награды, получишь в Санкт-Петербурге. Кутузов одобрил. Все, лечись.

В столицу я попал только после Рождества. Раны мои зажили, правда, иногда ещё саднили на смену погоды. Думаю, скоро и эти неприятные ощущения пройдут. Я уже мог проводить в седле довольно продолжительное время.

По возвращению Силантий устроил банный день. Жарко натопил баньку. Благодать. Попариться с дороги, погреть косточки, истинное удовольствие. Силантий знатно обработал меня веничком. Чувствовал себя зановорожденным. Сейчас стою перед зеркалом, рассматриваю шрамы. Багровые они после бани, и не очень уродливые, я думал, будут выглядеть куда хуже.

Послышался шум в гостиной. Кого ещё принесла нелёгкая? Устраивать приёмы у меня нет никакого желания.

— Барышня, не велено никого пускать, — долетели до моих ушей, возмущённые слова Силантия.

— Да какая я тебе барышня, — услышал девичий голос, — я невеста твоего командира.

Кто такая? Какая невеста? Откуда невеста? Пролетели за секунду в голове мысли.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела молодая особа в сопровождении Силантия.

— Степан Иванович, скажите ему, — отмахивалась от Силантия девушка, — что я ваша невеста.

О боже! Вот они, эти зелёные глаза, которые все время мне грезились. Это же моя София.

— Силантий, это действительно княжна София Яковлевна Бакуринская, оставь её в покое, — попросил денщика.

— Прошу простить меня София Яковлевна, за внешний вид, я после бани, — извинившись, стал надевать рубаху. — Разрешите, я помогу вам снять шубу, у нас жарко натоплено.

София стояла, хлопала прелестными глазками, и молчала. Я помог освободиться девушке от шубы, и, передав Силантию, распорядился сбегать в ресторан закупить все необходимое для ужина.

Сам же быстро облачился в мундир и нагло рассматривал свою невесту. Хороша, ой, как хороша. Стройная. Натуральная блондинка, здесь ещё не красили волосы. Очень красивое лицо, с маленьким носиком, чуточку курносым. Глаза, в зелени этих глаз я просто утонул, такими они мне показались чарующими и завораживающими. О фигуре ничего сказать не могу, платье сидело, как влитое, скрывая аппетитные части. Верхняя часть платья, имеется в виду декольте, не разрывалась от присутствия внушительного содержимого. Одним словом, вот он земной ангел, посетивший мой дом.

— Присаживайтесь София Яковлевна, очень рад вас видеть, — после некоторой паузы предложил девушке кресло. — Какими судьбами в столице?