| And at the bottom he's a heart of gold! | И в результате одно только золото сердца! | | His nickname in the regiment was the Explosive Lieutenant...." | Его и в полку прозвали: "поручик-порох"... | | "And what a regiment it was, too," cried Ilya Petrovitch, much gratified at this agreeable banter, though still sulky. | - И какой еще п-п-полк был! - воскликнул Илья Петрович, весьма довольный, что его так приятно пощекотали, но все еще будируя. | | Raskolnikov had a sudden desire to say something exceptionally pleasant to them all. | Раскольникову вдруг захотелось сказать им всем что-нибудь необыкновенно приятное. | | "Excuse me, Captain," he began easily, suddenly addressing Nikodim Fomitch, "will you enter into my position?... | - Да помилуйте, капитан, - начал он весьма развязно, обращаясь вдруг к Никодиму Фомичу,- вникните и в мое положение... | | I am ready to ask pardon, if I have been ill-mannered. | Я готов даже просить у них извинения, если в чем с своей стороны манкировал. | | I am a poor student, sick and shattered (shattered was the word he used) by poverty. | Я бедный и больной студент, удрученный (он так и сказал: "удрученный") бедностью. | | I am not studying, because I cannot keep myself now, but I shall get money.... | Я бывший студент, потому что теперь не могу содержать себя, но я получу деньги... | | I have a mother and sister in the province of X. | У меня мать и сестра в - й губернии... | | They will send it to me, and I will pay. | Мне пришлют, и я... заплачу. | | My landlady is a good-hearted woman, but she is so exasperated at my having lost my lessons, and not paying her for the last four months, that she does not even send up my dinner... and I don't understand this I O U at all. | Хозяйка моя добрая женщина, но она до того озлились, что я уроки потерял и не плачу четвертый месяц, что не присылает мне даже обедать... И не понимаю совершенно, какой это вексель! | | She is asking me to pay her on this I O U. How am I to pay her? Judge for yourselves!..." | Теперь она с меня требует по заемному этому письму, что ж я ей заплачу, посудите сами!.. | | "But that is not our business, you know," the head clerk was observing. | - Но это ведь не наше дело... - опять было заметил письмоводитель... | | "Yes, yes. I perfectly agree with you. But allow me to explain..." Raskolnikov put in again, still addressing Nikodim Fomitch, but trying his best to address Ilya Petrovitch also, though the latter persistently appeared to be rummaging among his papers and to be contemptuously oblivious of him. | - Позвольте, позвольте, я с вами совершенно согласен, но позвольте и мне разъяснить, -подхватил опять Раскольников, обращаясь не к письмоводителю, а все к Никодиму Фомичу, но стараясь всеми силами обращаться тоже и к Илье Петровичу, хотя тот упорно делал вид, что роется в бумагах и презрительно не обращает на него внимания, - позвольте и мне с своей стороны разъяснить, что я живу у ней уж около трех лет, с самого приезда из провинции и прежде... прежде... впрочем, отчего ж мне и не признаться в свою очередь, с самого начала я дал обещание, что женюсь на ее дочери, обещание словесное, совершенно свободное... | | "Allow me to explain that I have been living with her for nearly three years and at first... at first... for why should I not confess it, at the very beginning I promised to marry her daughter, it was a verbal promise, freely given... she was a girl... indeed, I liked her, though I was not in love with her... a youthful affair in fact... that is, I mean to say, that my landlady gave me credit freely in those days, and I led a life of... I was very heedless..." | Это была девушка... впрочем, она мне даже нравилась... хотя я и не был влюблен... одним словом, молодость, то есть я хочу сказать, что хозяйка мне делала тогда много кредиту и я вел отчасти такую жизнь... я очень был легкомыслен... | | "Nobody asks you for these personal details, sir, we've no time to waste," Ilya Petrovitch interposed roughly and with a note of triumph; but Raskolnikov stopped him hotly, though he suddenly found it exceedingly difficult to speak. | - С вас вовсе не требуют таких интимностей, милостисдарь, да и времени нет, - грубо и с торжеством перебил было Илья Петрович, но Раскольников с жаром остановил его, хотя ему чрезвычайно тяжело стало вдруг говорить. | | "But excuse me, excuse me. It is for me to explain... how it all happened... In my turn... though I agree with you... it is unnecessary. But a year ago, the girl died of typhus. I remained lodging there as before, and when my landlady moved into her present quarters, she said to me... and in a friendly way... that she had complete trust in me, but still, would I not give her an I O U for one hundred and fifteen roubles, all the debt I owed her. | - Но позвольте, позвольте же мне, отчасти, все рассказать... как было дело и... в свою очередь... хотя это и лишнее, согласен с вами, рассказывать, - но год назад эта девица умерла от тифа, я же остался жильцом, как был, и хозяйка, как переехала на теперешнюю квартиру, сказала мне... и сказала дружески... что она совершенно во мне уверена и все... но что не захочу ли я дать ей это заемное письмо в сто пятнадцать рублей, всего что она считала за мной долгу. | | She said if only I gave her that, she would trust me again, as much as I liked, and that she would never, never--those were her own words--make use of that I O U till I could pay of myself... and now, when I have lost my lessons and have nothing to eat, she takes action against me. | Позвольте-с: она именно сказала, что, как только я дам эту бумагу, она опять будет меня кредитовать сколько угодно и что никогда, никогда, в свою очередь, - это ее собственные слова были, - она не воспользуется этой бумагой, покамест я сам заплачу... | | What am I to say to that?" | И вот теперь, когда я и уроки потерял и мне есть нечего, она и подает ко взысканию... | | "All these affecting details are no business of ours." | Что ж я теперь скажу? | | Ilya Petrovitch interrupted rudely. "You must give a written undertaking but as for your love affairs and all these tragic events, we have nothing to do with that." | - Все эти чувствительные подробности, милостисдарь, до нас не касаются, - нагло отрезал Илья Петрович, - вы должны дать отзыв и обязательство, а что вы там изволили быть влюблены и все эти трагические места, до этого нам совсем дела нет. | | "Come now... you are harsh," muttered Nikodim Fomitch, sitting down at the table and also beginning to write. | - Ну уж ты... жестоко... - пробормотал Никодим Фомич, усаживаясь к столу и тоже принимаясь подписывать. | | He looked a little ashamed. | Ему как-то стыдно стало. | | "Write!" said the head clerk to Raskolnikov. | - Пишите же, - сказал письмоводитель Раскольникову. | | "Write what?" the latter asked, gruffly. | - Что писать? - спросил тот как-то особенно грубо. | | "I will dictate to you." | - А я вам продиктую. | | Raskolnikov fancied that the head clerk treated him more casually and contemptuously after his speech, but strange to say he suddenly felt completely indifferent to anyone's opinion, and this revulsion took place in a flash, in one instant. | Раскольникову показалось, что письмоводитель стал с ним небрежнее и презрительнее после его исповеди, но, странное дело, - ему вдруг стало самому решительно все равно до чьего бы то ни было мнения, и перемена эта произошла как-то в один миг, в одну минуту. | | If he had cared to think a little, he would have been amazed indeed that he could have talked to them like that a minute before, forcing his feelings upon them. | Если б он захотел подумать немного, то, конечно, удивился бы тому, как мог он так говорить с ними, минуту назад, и даже навязываться с своими чувствами? | | And where had those feelings come from? | И откуда взялись эти чувства? | | Now if the whole room had been filled, not with police officers, but with those nearest and dearest to him, he would not have found one human word for them, so empty was his heart. | Напротив, теперь, если бы вдруг комната наполнилась не квартальными, а первейшими друзьями его, то и тогда, кажется, не нашлось бы для них у него ни одного человеческого слова, до того вдруг опустело его сердце. | | A gloomy sensation of agonising, everlasting solitude and remoteness, took conscious form in his soul. | Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказались душе его. | | It was not the meanness of his sentimental effusions before Ilya Petrovitch, nor the meanness of the latter's triumph over him that had caused this sudden revulsion in his heart. | Не низость его сердечных излияний перед Ильей Петровичем, не низость и поручикова торжества над ним перевернули вдруг так ему сердце. | | Oh, what had he to do now with his own baseness, with all these petty vanities, officers, German women, debts, police-offices? | О, какое ему дело теперь до собственной подлости, до всех этих амбиций, поручиков, немок, взысканий, контор и проч., и проч.! | | If he had been sentenced to be burnt at that moment, he would not have stirred, would hardly have heard the sentence to the end. | Если б его приговорили даже сжечь в эту минуту, то и тогда он не шевельнулся бы, даже вряд ли прослушал бы приговор внимательно. | | Something was happening to him entirely new, sudden and unknown. | С ним совершалось что-то совершенно ему незнакомое, новое, внезапное и никогда не бывалое. | | It was not that he understood, but he felt clearly with all the intensity of sensation that he could never more appeal to these people in the police-office with sentimental effusions like his recent outburst, or with anything whatever; and that if they had been his own brothers and sisters and not police-officers, it would have been utterly out of the question to appeal to them in any circumstance of life. He had never experienced such a strange and awful sensation. | Не то чтоб он понимал, но он ясно ощущал, всею силою ощущения, что не только с чувствительными экспансивностями, как давеча, но даже с чем бы то ни было ему уже нельзя более обращаться к этим людям, в квартальной конторе, и будь это все его родные братья и сестры, а не квартальные поручики, то и тогда ему совершенно незачем было бы обращаться к ним и даже ни в каком случае жизни; он никогда еще до сей минуты не испытывал подобного странного и ужасного ощущения. | | And what was most agonising--it was more a sensation than a conception or idea, a direct sensation, the most agonising of all the sensations he had known in his life. | И что всего мучительнее - это было более ощущение, чем сознание, чем понятие; непосредственное ощущение, мучительнейшее ощущение из всех до сих пор жизнию пережитых им ощущений. | |
