| And to think that this is only the first blossoming, and that the real fruits are to come! | И как подумать, что это только цветочки, а настоящие фрукты впереди! | | But what really matters is not the stinginess, is not the meanness, but the _tone_ of the whole thing. | Ведь тут что важно: тут не скупость, не скалдырничество важно, а тон всего этого. | | For that will be the tone after marriage, it's a foretaste of it. | Ведь это будущий тон после брака, пророчество... | | And mother too, why should she be so lavish? | Да и мамаша-то чего ж, однако, кутит? | | What will she have by the time she gets to Petersburg? | С чем она в Петербург-то явится? | | Three silver roubles or two 'paper ones' as _she_ says.... that old woman... hm. | С тремя целковыми аль с двумя "билетиками", как говорит та... старуха... гм! | | What does she expect to live upon in Petersburg afterwards? | Чем же жить-то в Петербурге она надеется потом-то? | | She has her reasons already for guessing that she _could not_ live with Dounia after the marriage, even for the first few months. | Ведь она уже по каким-то причинам успела догадаться, что ей с Дуней нельзя будет вместе жить после брака, даже и в первое время? | | The good man has no doubt let slip something on that subject also, though mother would deny it: | Милый-то человек, наверно, как-нибудь тут проговорился, дал себя знать, хотя мамаша и отмахивается обеими руками от этого: | | ' I shall refuse,' says she. | "Сама, дескать, откажусь". | | On whom is she reckoning then? Is she counting on what is left of her hundred and twenty roubles of pension when Afanasy Ivanovitch's debt is paid? | Что ж она, на кого же надеется: на сто двадцать рублей пенсиона, с вычетом на долг Афанасию Ивановичу? | | She knits woollen shawls and embroiders cuffs, ruining her old eyes. | Косыночки она там зимние вяжет, да нарукавнички вышивает, глаза свои старые портит. | | And all her shawls don't add more than twenty roubles a year to her hundred and twenty, I know that. | Да ведь косыночки всего только двадцать рублей в год прибавляют к ста двадцати-то рублям, это мне известно. | | So she is building all her hopes all the time on Mr. Luzhin's generosity; 'he will offer it of himself, he will press it on me.' | Значит, все-таки на благородство чувств господина Лужина надеются: "Сам, дескать, предложит, упрашивать будет". | | You may wait a long time for that! | Держи карман! | | That's how it always is with these Schilleresque noble hearts; till the last moment every goose is a swan with them, till the last moment, they hope for the best and will see nothing wrong, and although they have an inkling of the other side of the picture, yet they won't face the truth till they are forced to; the very thought of it makes them shiver; they thrust the truth away with both hands, until the man they deck out in false colours puts a fool's cap on them with his own hands. | И так-то вот всегда у этих шиллеровских прекрасных душ бывает: до последнего момента рядят человека в павлиньи перья, до последнего момента на добро, а не на худо надеются; и хоть предчувствуют оборот медали, но ни за что себе заранее настоящего слова не выговорят; коробит их от одного помышления; обеими руками от правды отмахиваются, до тех самых пор, пока разукрашенный человек им собственноручно нос не налепит. | | I should like to know whether Mr. Luzhin has any orders of merit; I bet he has the Anna in his buttonhole and that he puts it on when he goes to dine with contractors or merchants. | А любопытно, есть ли у господина Лужина ордена; об заклад бьюсь, что Анна в петлице есть и что он ее на обеды у подрядчиков и у купцов надевает. | | He will be sure to have it for his wedding, too! | Пожалуй, и на свадьбу свою наденет! | | Enough of him, confound him! | А впрочем, черт с ним!.. | | "Well,... mother I don't wonder at, it's like her, God bless her, but how could Dounia? | ... Ну да уж пусть мамаша, уж бог с ней, она уж такая, но Дуня-то что? | | Dounia darling, as though I did not know you! | Дунечка, милая, ведь я знаю вас! | | You were nearly twenty when I saw you last: I understood you then. | Ведь вам уже двадцатый год был тогда, как последний-то раз мы виделись: характер-то ваш я уже понял. | | Mother writes that | Мамаша вон пишет, что | | ' Dounia can put up with a great deal.' | "Дунечка многое может снести". | | I know that very well. | Это я знал-с. | | I knew that two years and a half ago, and for the last two and a half years I have been thinking about it, thinking of just that, that | Это я два с половиной года назад уже знал и с тех пор два с половиной года об этом думал, об этом именно, что | | 'Dounia can put up with a great deal.' | "Дунечка многое может снести". | | If she could put up with Mr. Svidrigailov and all the rest of it, she certainly can put up with a great deal. | Уж когда господина Свидригайлова, со всеми последствиями, может снести, значит, действительно, многое может снести. | | And now mother and she have taken it into their heads that she can put up with Mr. Luzhin, who propounds the theory of the superiority of wives raised from destitution and owing everything to their husband's bounty--who propounds it, too, almost at the first interview. | А теперь вот вообразили, вместе с мамашей, что и господина Лужина можно снести, излагающего теорию о преимуществе жен, взятых из нищеты и облагодетельствованных мужьями, да еще излагающего чуть не при первом свидании. | | Granted that he 'let it slip,' though he is a sensible man, (yet maybe it was not a slip at all, but he meant to make himself clear as soon as possible) but Dounia, Dounia? | Ну да положим, он "проговорился", хоть и рациональный человек (так что, может быть, и вовсе не проговорился, а именно в виду имел поскорее разъяснить), но Дуня-то, Дуня? | | She understands the man, of course, but she will have to live with the man. | Ведь ей человек-то ясен, а ведь жить-то с человеком. | | Why! she'd live on black bread and water, she would not sell her soul, she would not barter her moral freedom for comfort; she would not barter it for all Schleswig-Holstein, much less Mr. Luzhin's money. | Ведь она хлеб черный один будет есть да водой запивать, а уж душу не продаст, а уж нравственную свободу свою не отдаст за комфорт; за весь Шлезвиг-Г ольштейн не отдаст, не то что за господина Лужина. | | No, Dounia was not that sort when I knew her and... she is still the same, of course! | Нет, Дуня не та была, сколько я знал, и... ну да уж, конечно, не изменилась и теперь!.. | | Yes, there's no denying, the Svidrigailovs are a bitter pill! | Что говорить! Тяжелы Свидригайловы! | | It's a bitter thing to spend one's life a governess in the provinces for two hundred roubles, but I know she would rather be a nigger on a plantation or a Lett with a German master than degrade her soul, and her moral dignity, by binding herself for ever to a man whom she does not respect and with whom she has nothing in common--for her own advantage. | Тяжело за двести рублей всю жизнь в гувернантках по губерниям шляться, но я все-таки знаю, что сестра моя скорее в негры пойдет к плантатору или в латыши к остзейскому немцу, чем оподлит дух свой и нравственное чувство свое связью с человеком, которого не уважает и с которым ей нечего делать, - навеки, из одной своей личной выгоды! | | And if Mr. Luzhin had been of unalloyed gold, or one huge diamond, she would never have consented to become his legal concubine. | И будь даже господин Лужин весь из одного чистейшего золота или из цельного бриллианта, и тогда не согласится стать законною наложницей господина Лужина! | | Why is she consenting then? | Почему же теперь соглашается? | | What's the point of it? | В чем же штука-то? | | What's the answer? | В чем же разгадка-то? | | It's clear enough: for herself, for her comfort, to save her life she would not sell herself, but for someone else she is doing it! | Дело ясное: для себя, для комфорта своего, даже для спасения себя от смерти, себя не продаст, а для другого вот и продает! | | For one she loves, for one she adores, she will sell herself! | Для милого, для обожаемого человека продаст! | | That's what it all amounts to; for her brother, for her mother, she will sell herself! | Вот в чем вся штука-то и состоит: за брата, за мать продаст! | | She will sell everything! | Все продаст! | | In such cases, 'we overcome our moral feeling if necessary,' freedom, peace, conscience even, all, all are brought into the market. | О, тут мы, при случае, и нравственное чувство наше придавим; свободу, спокойствие, даже совесть, все, все на толкучий рынок снесем. | | Let my life go, if only my dear ones may be happy! | Пропадай жизнь! | | More than that, we become casuists, we learn to be Jesuitical and for a time maybe we can soothe ourselves, we can persuade ourselves that it is one's duty for a good object. | Только бы эти возлюбленные существа наши были счастливы. Мало того, свою собственную казуистику выдумаем, у иезуитов научимся и на время, пожалуй, и себя самих успокоим, убедим себя, что так надо, действительно надо для доброй цели. | | That's just like us, it's as clear as daylight. | Таковы-то мы и есть, и все ясно как день. | | It's clear that Rodion Romanovitch Raskolnikov is the central figure in the business, and no one else. | Ясно, что тут не кто иной, как Родион Романович Раскольников в ходу и на первом плане стоит. | | Oh, yes, she can ensure his happiness, keep him in the university, make him a partner in the office, make his whole future secure; perhaps he may even be a rich man later on, prosperous, respected, and may even end his life a famous man! | Ну как же-с, счастье его может устроить, в университете содержать, компаньоном сделать в конторе, всю судьбу его обеспечить; пожалуй, богачом впоследствии будет, почетным, уважаемым, а может быть, даже славным человеком окончит жизнь! | | But my mother? | А мать? | | It's all Rodya, precious Rodya, her first born! | Да ведь тут Родя, бесценный Родя, первенец! | | For such a son who would not sacrifice such a daughter! | Ну как для такого первенца хотя бы и такою дочерью не пожертвовать! | |
