- По Керенскому - пятнадцать, - язвительно откликнулся Федор. - И тут не смог не смошенничать, революционный законник. А насчет несознательности - это признать надо. Плохо разбирается еще народ.

Василий свернул в дверь направо. Тесным проулочком вышли в сад. Мартьянов неодобрительно крякнул:

- Непорядок. Смотри, пожалуйста, даже часового нет: входи кто хочет. А в сад не то что через калитку Кирочную - через ограду с любой стороны ход: и с Таврической, и с Кирочной, и с Парадной... Тут взвода одного довольно, пулеметов парочку - и Временное это правительство поминай, как звали.

Федор вопросительно глянул на Василия: намекает как будто на что-то Мартьянов. По заставам рабочая гвардия - за большевиками. Может, и в самом деле...

Но Василий не сказал ничего. Только свел брови неодобрительно. Мартьянов переглянулся с Адамусом, и Адамус спросил сейчас же:

- Так как же, насчет... дальнейшего, товарищ Василий? Я толк потерял. До сегодня считал: Совет - власть. Как вы же нам разъясняли на общепартийном собрании: орган власти рабочих и крестьян, диктатуры рабочего класса.

- Так и есть, - подтвердил Василий и ускорил шаг. Опять сбился с ноги Адамус.

- А Временное правительство? Сейчас, стало быть, две власти?

Василий кивнул. Федор вмешался сумрачно:

- Какая Совет власть, ежели он собственной волей правление уступил буржуазам.

Василий сказал не оборачиваясь:

- Двадцать два голоса. С этим двоевластием не снимешь. Но существо Совета, как органа диктатуры, не изменяется от того, что у большинства солдат - да и рабочих - еще глаза заслеплены. Вы не забудьте - целые миллионы сейчас впервые вступают в политику: голос у них есть, а понимания политического еще нет; им легко глаза отвести. Притом Россия сегодняшняя самая мелкобуржуазная в мире страна: недаром у нас такой ход меньшевикам и эсерам.

- Что ж будем делать?

- Разъяснять будем. Что не только нового строя, но даже и мира не будет, пока не установится власть Советов.

Один из рабочих отозвался недовольно:

- Время сколько уйдет.

- Терпеньем запастись придется, - кивнул Василий. - Ничего не сделаешь: надо брать жизнь, как есть, на правду глаз не закрывать, иначе ввек не перестроишь жизнь.

- Против всех партий придется идти, - тихо проговорил Иван. - Нынче что было - в Совете-то... И впредь не будут, пожалуй, давать говорить... Эдак ввек не разъяснишь.

- Газету поставим - сразу легче станет, - уверенно сказал Федор. - На послезавтра, на пятое, товарищ Молотов первый номер "Правды" готовит. И по районам сбор идет уже в "Фонд рабочей печати". Свою типографию ставить надо: не хотят типографщики-хозяева большевистскую газету печатать... Как "Правда" выходить начнет - совсем иное пойдет дело. Печать - это, знаешь, брат, какая сила... Не то, что ты там: поговорил и пошел. Тут рабочий в каждое слово вникнет.

- Положим! - отозвался Иван. - С живого слова крепче доходит.

Василий засмеялся.

- Поспорьте, поспорьте... специалисты. Все хороши, и всем работы будет выше головы. Вы что такая смиренная сегодня, Мариша? Очень устали?

Он остановился. Остановились и остальные. И тотчас сквозь тихую морозную ночь дошли от Кирочной какие-то странные, скрежещущие, словно железо об снег, звуки. Прислушались.

- Го! Ты, что ли, накликал, Мартьянов? С Кирочной будто на Таврическую сворачивают, слышишь...

Бегом почти, по целине прямо, по сугробам, к ограде, что вдоль Таврической улицы. Жуткие, лязгающие звуки стали громче и ближе. Уже слышен топот шагов, скрип снега под сотнями подошв.

Мартьянов перегнулся через ограду: из-за угла, из-за поворота медлительный, тяжелый, многерядный - вливался в Таврическую серый людской поток. Ближе, ближе... Шеренга за шеренгой, волоча за собой на веревках старательно укутанные войлоком - диковинными зверями какими-то казавшиеся - пулеметы. Скрежещут по мерзлому снегу низкие широкие колесики, холодной медью поблескивают ленты, крест-накрест перекрывающие серые, накрахмаленные морозом, взгорбившиеся нагрудники зябких солдатских шинелей.

- Ораниенбаумцы, - сказал Мартьянов, стряхивая налипший на грудь с ограды снег. - Первый пулеметный полк. О нем еще в Солдатской секции сведение было: пешим порядком идет на усиление революции. В час добрый. Может, и в самом деле подсобят.

Глава 61

Первая весть

6/19 марта 1917, Цюрих.

Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству. Керенского особенно подозреваем, вооружение пролетариата единственная гарантия. Никакого сближения с другими партиями. Телеграфируйте это в Петроград.

Глава 62

По тревоге

- Слышал? От Ленина весть!

Мартьянов сбросил ноги с клеенчатого дивана. Он спал, не раздеваясь, в помещении президиума Солдатской секции, как всегда: в казарму ходить неудобно, а квартиру - где ее, квартиру, солдату искать. На какие деньги.

- Откуда? Едет?

Адамус потряс головой:

- Насчет приезда нет ничего. О партийной линии телеграмма. И Керенского товарищ Ленин за каким отдаленьем, - вот, скажи пожалуйста! верно определил, кто он есть. Ну, глаз! А насчет других партий...

Он оборвал резко. Драпировка, отделявшая президиум от соседнего зала, где круглый день, с раннего утра толпились солдаты - местные и фронтовые, - откинулась: вприпрыжку вошел вихрастый и маленький секретарь Исполкома Вавелинский.

- "Чуть свет - уж на ногах!", - рассмеялся он, но сейчас же стал сугубо серьезным. - Очень хорошо. День нынче может выдаться жаркий, подымайте полки по тревоге. Рабочая гвардия уже под ружьем.

Мартьянов поднялся, босой, как был.

- Что такое?

Секретарь оглянулся на Адамуса.

- Должностной ваш? При нем можно? Так вот. Правительство собирается сегодня, 9-го сего марта, отправить царя со всею семьей в Англию, английскому королю - родственнику - под крыло: от революции подальше...

Адамус присвистнул.

- Именно! - подтвердил Вавелинский. - Ежели удерет, понимаешь, чем дело пахнет: восстановлением монархии.

- Ша-лишь, - сквозь стиснутые зубы пробормотал Мартьянов, с лихорадочной быстротой натягивая сапоги. - Что они, о двух головах... временные? Как Исполком решил?