— Если ты не поможешь, то, определенно, станешь для меня плохим человеком.

Армин смотрел на нее из-под лобья с мнимой надеждой, которая, неизвестно, кого из них смешила больше.

Однажды, когда Жан попросил Армина помочь ему украсть запасы для кулинарного конкурса, блондин с ужасом заявил, что совсем не умеет врать. Энни тогда стояла в стороне и не поверила его словам. Она абсолютно была уверена в том, что умные люди легко могут справиться с такой задачей.

Энни развернулась, отставляя ружье к стене. Подумала немного, брать ли кольцо, внутри которого был шип.

Девушка чувствовала спиной прожигающий взгляд Армина и, кажется, слышала его внутренние вопли. Они хорошо заглушали ее собственные.

— Я с вами, — согласилась она.

В этом переулке она снова увидела боковым зрением промелькнувшую тень. Армин отвел взгляд как раз в ее сторону.

Армин совсем не умеет врать, да и актер из него никудышный. Энни, хоть и считая, что все равно он в этом преуспел лучше нее, все-таки надела на палец кольцо, мысленно сейчас делая ставку на саму себя. Она готова была поспорить, что Армину тоже очень интересно, как долго теперь продержится Леонхарт, и справится ли она с этим успешно.

Кто, интересно, победит? Светлая девочка или чудовище? И не загнутся ли обе по пути, по которому поведет ее Арлерт с могильным лицом? Специально идя впереди, чтобы Леонхарт его не видела. Энни подумала, что хорошо его знает.

***

Покидая родной город, Леонхарт оставила в нем все, что делало ее обычным ребенком родному отцу и твердо поклялась ему вернуться. Он посмотрел на нее глазами, полными боли, встал на колени, кладя обе руки ей на плечо и, не смотря на ее обещание, начал умолять ее вернуться. Будто пропустил слова дочери мимо ушей или не поверил им вовсе.

Казалось, что вместо, примерно, десяти ступенек их разделяла целая пропасть. Армин смотрел на нее все также из-под лобья, все также разочарованно и, кажется, абсолютно уверенно. В чем именно?

В том, что она ни за что не спустится в этот туннель? Или в том, что она точно это сделает?

Энни выдала практически правдивый факт о том, что она слабая девушка и боится темноты. Армин, наверно, ели сдержался от того, чтобы закатить глаза. Йегер странно посмотрел на нее, глазами выискивая на безразличном лице Энни, кажется, проблески здравия.

— Хватит чушь пороть, — все, что расслышала она, пиля глазами макушку Арлерта, скрытую под темно-зеленым плащом. Этот цвет был некрасивым и совсем ему не подходил.

— Нет. Я не пойду, — сообщила Энни. Армин застыл одной ногой на ступеньке, не делая еще шаг. Он оглянулся на нее через плечо, и вид у него был скучающий.

Энни очень не хотелось проиграть, и она произнесла последнюю фразу так убедительно, что, кажется, сама поверила в ее правдивость:

— Мне страшно. Если не пойдем по земле, помогать не буду.

Аккерман тенью стояла в стороне, держа руки по швам и сжимая кулаком одной руки край плаща. Энни точно знала, что там у нее лезвие меча. Эрен вызывающе глядел на нее, казалось, готовый броситься прямо так и затащить в этот чертов туннель силой. Армин все также скучал.

Может, он ждал от нее каких-нибудь слезливых речей или душераздирающих историй. Надеялся на более интересный исход событий, без ясно лживых отговорок. Но ничего нового. Энни всегда была холодной и скучной. Да и воображения у нее не было.

Может, надо рассказать о небольших психических проблемах? О них бы сообщила светлая девочка, роняя хрустальные слезы и катастрофически нуждающаяся в крепких объятьях? Или чудовище, что вырвалось бы на свободу и начало их всех топтать? Леонхарт даже представить не могла, какой из этих выборов был бы правильным.

Энни чувствовала, как ее тело пробивает дрожь. Слышала, как возмущения Йегера растворялись в бешеном стуке своего сердца. Она видела пелену, накрывшую ее левый глаз, словно кусок шелковой ткани. Он задергался, и через секунду развернувшаяся картина перед ней окрасилась в темно-красный оттенок. Энни прикрыла этот глаз, смотря теперь только правым. И он видел нормально, свободно, ясно солнечного мальчика, застывшего неподвижно, как она сама.

В этой подходящей обстановке две стороны ее разделились и, похоже, тоже сделали друг на друга ставку. Энни, открыв левый глаз, смотрела сейчас одновременно обеими своими сторонами на мир. Уголки ее губ непроизвольно поднялись, что заметил Армин. Аккерман грубо попросила Эрена не орать.

— А почему бы не поорать, Микаса? — в упор глядя на Арлерта, обратилась к девушке Энни. Она не видела всей кучи солдат, собравшихся сегодня здесь для ее поимки, но еще с переулка знала, что они точно здесь есть.

В глазах Арлерта вдруг блеснули слезы, и он с силой поджал губы, чтобы их сдержать.

— Черт, — равнодушно выдала Энни, замечая его изменившееся состояние.

Неизменная троица стояла друг от друга на разных сторонах. Эрена и Микасу, своих несправедливо главных врагов, Энни видела через красную пелену — глядела на них исконно чудовищем. На Армина смотрела светлая девочка, даже через темноту туннеля видя его все такие же золотые волосы. Некогда чистые голубые глаза горели жгучим огнем, который, казалось, собирался прожечь Леонхарт насквозь.

Или, возможно, у Армина тоже есть какие-то две стороны, или он также ведет внутреннюю борьбу. Борьба в Энни уже переросла в чистую войну, в которой, как правило, бывает место только одному победителю.

И они стояли по разные стороны баррикад. Леонхарт взяла одну руку в другую, представляя, что сейчас рядом с ней тоже стоит кто-то из товарищей: так стало себя жаль.

— Мне больно, — сообщила блондинка, в душе понимая, что подобная информация сейчас ни к чему. Гораздо интересней было спросить Армина, — Скажи… Когда ты начал так на меня смотреть? Армин?

Он держал в руках ракету — главный рычаг — что пустит сигнал — опустит занавес, заканчивая этот спектакль. Армин был бы рад услышать от друзей неодобрительные комментарии насчет того, как он отвратителен.

Кто именно?

Они оба считают секунды до его конца, да?

На первых десяти секундах Армин задавал бессмысленные вопросы насчет привода Марко. Энни все также стояла неподвижно, отводя глаза в сторону, толком не думая, что вразумительного ответить. Ответы ее были также глупы, как весь этот допрос. Забавно, что для ошеломленного Эрена и невозмутимой Микасы он выглядел вполне серьезно.

На вторых десяти секундах Армин задавал еще более бессмысленные вопросы насчет убитых титанов. Энни стояла не близко, но он видел, как губы девушки растянулись в усмешке. Наверно, она гадала, какие еще более абсурдные вопросы этот парень задаст.

— Почему ты сразу ничего не предпринял? — вопрос Энни был задан равнодушно, но нормальный ответ она очень хотела на него услышать.

Нормальный. Серьезный. Реальный. Арлерт, хотя бы в этот раз, давай вести себя по-взрослому.

Из невнятного бормотания Арлерта Энни разобрала только «Я хотел верить, что глаза меня обманывают.»

Ради бога, Армин, скажи честно, книжки со сказками у тебя случайно не за пазухой? Под своим плащом ты прячешь их, за мечами, орудием для убийств?

Она бы с радостью пнула его ногой в живот, напоминая о его давней выходке на их общем спарринге и, ничего не говоря, ясно напоминая о том, что в этом мире никому нельзя доверять. Интересно, знай он правду, он бы поставил ставку на светлую девочку? Или, может, на чудовище? Или на всю Энни в общем, которую просто рвут на части?

На третьих десяти секундах Армин говорил, что не понимает, почему она оставила его в живых. Лицо его стало жалким и, вкупе с глупыми вопросами и искренним удивлением, под боком у вторых мамочки и папочки, он снова стал для Леонхарт ребенком.

Они все равно продолжали играть роли людей, разделенных непониманием, враньем, предательством и войной, и о последней при упоминании Арлертхартов никогда не подумают.

На четвертых десяти секундах Энни не заметила, как начало говорить чудовище. Блондинка звучала по-настоящему удивленно, вслух рассуждая, почему оставила солнечного мальчика в живых. Он этому разозлился: сжал губы в линию и нахмурил брови, после чего на лбу появилась складка, похожая на глубокую морщинку.