Но Смит ни капли не смущался своим словам, дальше говоря:

— У меня когда-то тоже была любовь… Девушку эту звали Мари, — сказал Эрвин, тепло улыбнувшись своим воспоминаниям. И тут же грустно добавляя, — Я ее потерял.

— Сожалею, сэр, — искренне посочувствовал Армин, чувствуя себя явно не своей тарелке от такого разговора.

Интуиция ему не тихо подсказывала, а громко орала, что этот разговор ни к чему хорошему не ведет. Смит, опрокинув без разрешения рюмку Армина, спросил:

— А ты уже влюблялся, Армин?

Армин зашелся краской до ушей. Командор, должный в этой ситуации вести себя расслабленно и весело, на деле открыто помрачнел и загадочно добавил:

— Или любил? Или, верно, любишь?

Армин затаил дыхание, не решаясь двигаться. Хотя очень хотелось быстро убежать и как можно дальше. Энни в голове одобрила его мысли, шепотом в ухо прося сделать это. Сделать.

— Потому что, как я понял из всей жизни, ни одна сила в мире, кроме любви, не может заставить человека скрывать даже самую важную для человечества информацию.

Армин резко вскочил на ноги, больше не в силах терпеть эту нагнетающую обстановку. Хотя, она уже закончилась — Смит открыто выдал все карты.

Энни сделала ставку на Арлерта.

Командор Эрвин только с интересом думал, как Арлерт будет выпутываться из такой ситуации. Что он сделает, как поступит. Окажется ли настоящим дезертиром или ничтожной крысой. Армин прерывал по-настоящему серьезные размышления мужчины, быстро говоря:

— Я понятия не имею о чем вы, сэр. Но вы меня уже пугаете.

Днем он думал, что довел шкалу ненависти к себе до максимума. И тогда бы ему даже в голову не пришло, что сейчас, уже достаточно поздним вечером, он будет стоять перед самим командором легиона и нагло врать ему, прекрасно понимая, чем обернется для Эрена и всего человечества его вранье.

Арлерту хотелось лезть на стену, оставляя Смита на полу. Уйти следом подальше от реального мира в мысли, где ждала Энни Леонхарт, такая, какая запомнилась ему за все их знакомство. Ни капли не чудовище, ни слишком хрупкая девочка. Обычная Снежная Королева.

И он ненавидел себя за то, что не переставал думать о ней. Он считал число погибших в той вылазке, слушал слова Микасы о тяжелом будущем Эрена и думал о чертовых ледяных глазах. Чертовой Леонхарт.

Голос его дрожал и неуверенность выходила из него раньше любых слов. Эрвин испепеляюще взглянул на блондина. Арлерт, точно последнее ничтожество, отдал честь. Взрослый ребенок надеялся, что это как-то сгладит враждебный настрой Смита. Может, умилит.

Командор только печально подумал о правдивости своего изначального предположения, возникшего еще тогда, когда он просил Аккерман позвать Арлерта к нему. Смит был замечательным командором. Не случайно, он вообще был им назначен. Его блестящие планы могла превзойти только его способность видеть людей насквозь.

Хотя, если не утверждать так прямо…

— Армин, достань, пожалуйста, ружье, — Смит снова стал верным другом и юным пареньком. Он напомнил выбитому из колеи Арлерту рукой, где оно находится. Глупым голосом добавил, — Рамочка открывается.

Армин на ватных ногах подошел к шкафу. Пришлось встать на цыпочки и потом еще подпрыгнуть, чтобы дотянуться до небольшого засова рамки и распахнуть ее, как открытую книгу. Армин чуть не уронил ружье, когда доставал его и ели удерживал в руках, неся к столу командора. С грохотом уронил, тут же извиняясь.

— Ничего, — спокойно ответил Эрвин, проводя рукой по оружию. Еще спокойней добавил, — Думается, ты будешь извиняться потом не за это.

— Что? — непонимающе пискнул Арлерт и увидел, как Смит схватил ружье в руки и наставил на него.

Армин резко поднял руки вверх. Не смотря на то, что лицо его исказилось в страхе, по глазам хорошо было видно, что блондин до сих пор далек от реальности и, возможно, вообще не понимает, что происходит.

— Возьми, — непривычно мягкий голос Эрвина ясно звучал, как приказ. Армин выполнил его и сейчас, ели держа ружье в руках, он тихо заскулил, слыша дальнейший приказ мужчины наставить теперь оружие на него.

И стрелять.

— И ты можешь потом идти. Куда хочешь, — просто сказал Эрвин. Армин весь дрожал, но умудрялся крепко держать ружье в руке. Он не понимал, зачем вообще это делает, но не мог заставить себя его отпустить.

Оно словно приросло к его рукам и стало их продолжением. Как чувство вины, которое, наверняка, всю жизнь испытывает человек, отнявший другую жизнь.

Двойная дилемма. Слишком жесткая. Армину не нравится.

— После того, как убьешь меня, ты обойдешь солдат и сбежишь в город, — продолжал говорить Смит, откинувшись назад, — А потом доберешься до того человека, который сидел в той бабе и убережешь его от возмездия. Даже если он находится в другой стене или вообще за ее пределами, ты все равно сможешь это сделать. Ты же любишь его.

Смит сам кивнул за Арлерта головой. Было очень интересно, о чем сейчас думает этот мальчишка.

Было действительно обидно, что из всех возможных не очень верных солдат, именно этот находчивый и умный парень оказался предателем. А ведь Эрвин даже когда-то шутливо заявил Ханджи, также сидя за рюмками, но в гораздо более приятной обстановке, что был бы рад такому приемнику. Такому будущему командору.

Может, Армин бы действительно мог им стать. Если бы ему не мешали эти ненужные чувства. Обидно, что еще на обучении не предупреждают о том, как они мешают в дальнейшем бою.

В этой страшной и вечной войне не было места утешениям, заботе и любви. Не было.

И Арлерт это знал.

И продолжал держать ружье.

Смит потянулся вперед, так, что прицел сейчас упирался ему прямо в лоб. Армин прикусил губу до крови, подавляя не к месту рвущийся крик.

— Армин. Любовь — это боль, — как приговор, произнес Смит. Мысленно Армин тысячу раз с ним согласился.

Но и подумать не мог, что дальше командор скажет:

— Такая же боль, как потеря других близких людей, — добавил Эрвин, — родственников или друзей, — еще сообщил он, — тех, кто стали по-настоящему родными, — закончил мысль.

Нахмурив брови, потер рукой подбородок. Армин почему-то захотел повторить это движение за ним, но побоялся, что не удержит ружье одной рукой.

И еще больше испугался своих мыслей. Зачем он вообще его до сих пор держит?

Смит сладким медом заливал еще Армину в уши о настоящей силе дружбы и о том, что она иногда бывает гораздо крепче и надежней. Арлерт четко слышал рядом бодрый голос Эрена, спокойный — Микасы, а еще тихий писк птенчика.

Захотел спрятаться от жестокого мира подальше, опять приложив ладони к лицу. И в этот раз не подумал о том, что выронит ружье из рук.

Подумала Энни, равнодушно сообщая ему об этом.

Смит начал уставать от бездействия Арлерта. Начали доставать его пустые, ничего не выражающие глаза. Командор глубоко вздохнул, лениво потер рукой шею, а после бодро схватился ей за прицел.

— Что вы делаете?! — испуганно заорал Арлерт, одергивая другую руку Смита, тянущуюся к спусковому курку. Он, не стесняясь, заорал на командора еще громче, — Вы с ума сошли?!

— Возьми себя в руки, солдат, — грозно попросил Эрвин, — И, раз сам не можешь, дай мне закончить начатое.

— Господи, нет! Ни за что!!!

Эрвин потянул за прицел оружие на себя, хмуря брови и, точно полный сумасшедший, прося Арлерта отпустить уже ружье. Армин качал головой с такой скоростью, что казалось, она сейчас слетит с плеч и слезно просил командора одуматься.

Безразличная Леонхарт все таким же безраличным голосом мысленно сообщила, что она делает ставку на него.

И все еще очень приятно было слышать от нее такие слова.

Армин решил пустить эту пулю в лоб себе, и только мысль о потом расстроенных друзьях не давала это сделать. Он четко видел перед собой, так, словно это происходило прямо сейчас, несдержанные слезы Эрена, сопровождающиеся целом океаном боли во взгляде Микасы. Она бы не заплакала — она солдат. Она взрослая.