— Нами, милая, иди в машину, а я здесь сам разберусь.
И в этот момент я поняла, что понятия не имею, что мой брат понимает под «сам разберусь». Я не знаю, что он из себя представляет, а за эти полминуты Яхико явно дал понять, что давить авторитетом на людей он умеет.
— Ты кто такой, м? — наконец, очнулся Тсукури.
— Я кто такой? — усмехнулся брат, делая акцент на местоимении и возвращая своё внимание Дейдаре. — Это ты, блин, кто? — Вообще-то, он сказал не «блин».
— Яхико, не стоит так… — подключилась я к делу, на что снова получила эту же улыбку и «Не волнуйся, иди в машину».
На негнущихся ногах я покорно отправилась к чёрной «Митсубиси» и, открыв дверь, плюхнулась на заднее сидение. На водительском месте сидел некто с волосами по плечи и шумно затягивался сигаретой, от чего в салоне, несмотря на отрытое окно, пахло табачным дымом.
— Привет, — пискнула я, чтобы хоть как-то отвлечь себя от происходящего на улице.
Парень с острыми скулами и впалыми щеками обернулся и несколько секунд просто смотрел на меня, словно размышляя, стоит со мной здороваться или нет, а затем кивнул и подал руку для рукопожатия:
— Я Нагато.
— Нами. — Его ладонь оказалась холодной, как лёд.
— Не бойся, ничего он ему не сделает, — словно прочитав на моём лице все беспокойства, отчеканил он. — Припугнёт только.
Я растерянно кивнула и посмотрела в окно, но ни брата, ни Дея за ним уже не было. Паника подступила к горлу, и я уж было хотела вылезти из машины, как вдруг дверь открылась, и на переднее пассажирское запрыгнул Яхико.
— Только не говори, что это и есть твой бывший парень, с которым ты учишься, — он обернулся и поморщился. — Такой ссыкун. Только отпустил, как он тут же сбежал, только пятки сверкали. — На это я лишь обреченно поджала губы. Голова разболелась с новой силой. Неужели нельзя было более мирно ставить его на место? Да и я бы тоже на его месте сбежала, если бы на меня кинулся парень столь угрожающего вида. — Ладно, — вздохнул Яхико и обратился к Нагато: — Поехали. Я покажу дорогу.
========== Глава 21. Перемены ==========
Первые три дня каникул я провела дома, укутанная в три слоя одеял. Маме удалось уговорить Орочимару отдать ей бумажную работу на дом, и потому внимания мне уделялось немерено. Как будто в моей потешной женщине разом проснулись все материнские инстинкты, и теперь она стремилась выполнить норму по заботе на долгие годы вперед. Каждые полчаса она то приносила мне какие-то таблетки и сиропы, то заставляла поласкать горло какой-то дрянью, то гонялась за мной со стаканом воды. Видите ли, нужно пить больше, чтобы организм очищался, а мне пить ну ни в какую не хотелось. В итоге почти все насильно принесенные стаканы были принесены в жертву садовой клумбе за окном, за которое я незамедлительно выплескивала их содержимое. На четвёртый день я уже клялась, что пышу здоровьем, как никогда, и даже оделась, чтобы побежать в школу на репетицию дня открытых дверей, но моя инициатива была пресечена на корню. «Ну-ка быстро в постель!» — было единственным, что я услышала, и мне пришлось повиноваться: уж очень грозно эти слова прозвучали.
От скуки во время болезни спасали лишь звонки Ино, которая по часу рассказывала о новостях за пределом моей темницы во всех подробностях, хотя их можно было бы изложить минут за десять. Как оказалось, Тсукури тоже не был ни на одной репетиции, из-за чего мы оба пока находимся у Обито-сэнсэя в «чёрном списке». Благо, меня легко вытащит из него больничная справка, а вот Дею, надеюсь, достанется за пропуски по полной. Мелочно? Возможно. Но я слишком долго была к нему добра.
Дейдара звонил много и часто, но я не брала трубку. И правильно делала, потому что сообщения, что он присылал, временами пугали своей неадекватностью. Тсукури то писал разные нежности, вымаливал прощение за своё пари и клялся, что даже не предпринимал попыток его выиграть, то откровенно поливал меня грязью, называя лживой шлюхой и другими нелестными прозвищами. Из-за Яхико, конечно же. Я даже не знаю, стоит ему рассказывать, что это был всего-навсего мой брат, или же оставить всё как есть, и тогда чуть что у меня будет шанс пригрозить ему своим парнем-неформалом. Мама говорит, что это «детский сад — штаны на лямках», но иногда мне кажется, что с Дейдарой по-другому и нельзя.
Пятница должна была стать особенным днём. Днём, когда я поставлю победную точку на порядком затянувшейся главе моей биографии с заголовком «нервное голодание», но… врачебная комиссия приняла решение не в мою пользу. Домой я плелась еле-еле, вяло и без энтузиазма подбирая в голове слова, которыми сообщу эту «радостную» новость маме. Она тоже думала, что этот визит в диспансер станет последним, и даже предлагала отметить это событие праздничным ужином, но, видимо, придётся отложить его на неопределенный срок.
Наверное, мне стоило ожидать такое развитие событий. Я мало ела, пока болела, так что вес, недолго думая, качнулся на отметку «дефицита массы тела». С моим диагнозом такое сразу же трактуют, как подозрение на рецидив, и плевать, что предыдущие четыре осмотра проходили на ура. Не то чтобы никто не слушал мои объяснения про простуду и прочее — члены комиссии покивали, что-то промычали, но решения не изменили. Ещё и приписали заглядывать к ним каждую неделю как минимум месяц. Я снова под колпаком.
Дойдя до поворота на свою улицу, где всегда останавливался автобус, я поправила сумку на плече и глубоко вдохнула. Вот ведь как… Стоит один раз оступиться, и вот уже все ждут, что ты оступишься снова. Впрочем, такова уж привычка психических расстройств: уходя, они любят забывать свои вещи, чтобы потом у них был повод вернуться. Главное, не впускать их обратно. Не впускать, крепко держать дверь и, желательно, делать это не в одиночку, опираясь о твёрдое плечо близкого человека: тогда шансы на победу над внутренними демонами резко возрастают.
— Хигураши! — окликнул меня знакомый голос за спиной, и от неожиданности я едва из шорт не выпрыгнула и резко обернулась. В дверях только что подъехавшего автобуса стоял Итачи. Белая рубашка с засученными рукавами, полуразвязанный галстук и портфель в руке — он только что с работы. — Так ты всё-таки прогуливаешь репетиции, а не болеешь? — Я бы подумала, что Учиха решил отчитать меня всерьез, но больно уж взгляд у него был беззлобный. Нотация для галочки, не иначе. Напоминание о том, что он мой классный руководитель.
— Сэнсэй, — губы сами растянулись в улыбке. За пять дней, что мы не виделись, я сильно по нему соскучилась. Один раз даже порывалась ему позвонить, но быстро поняла, что это будет странно, неуместно и неприлично, и потому сразу же оставила эту затею. — Официально я могу прогуливать еще неделю. Могу справку даже показать.
Удивительное дело. Живём в одном районе, ходим к одной остановке, даже затовариваемся в одном магазине, но встречаемся вот так, случайно, впервые. Я уж было кинулась доставать несчастную промокашку с освобождением из сумки, но Учиха вовремя меня остановил.
— Не нужно, каникулы же. Репетиции вы посещаете добровольно.
— Добровольно-принудительно, скорее, — со вздохом заметила я, а Итачи ничего не ответил и лишь кивнул головой в сторону дороги, предлагая продолжить разговор по пути.
Улица, идущая вниз, тонула в солнечных лучах, светивших прямо в глаза. Мимо нас пробежала небольшая банда счастливых детей лет семи, и я, проводив их взглядом, искренне им позавидовала. Когда я сюда переехала, у меня был только один ровесник на всю округу — Саске. Не поймите меня неправильно, Саске мне всегда нравился, но иногда нам обоим не хватало общения с такими же малолетними бандитами. Горькая правда: существует не так много детских игр, в которые можно играть вдвоем.
До моего дома оставалось минут семь ходьбы, до дома Итачи — минут пятнадцать, и мне впервые хотелось жить хотя бы на пару кварталов дальше. По дороге я всё заваливала Учиху якобы интересующими меня вопросами на тему истории, чтобы между нами не повисало молчание. От него как-то сразу становилось мучительно неловко, будто нам нужно было что-то обсудить, но никто не решался об этом чем-то заговорить. Сэнсэй, похоже, был только рад поддержать сторонний разговор и охотно делился своими познаниями. История — это то, что ему действительно интересно, и когда он говорит о ней, его хочется слушать. Внимание всецело пристыковывается к нему, и дело тут совсем не в том, что кое-кто в него втрескался по уши.
